– Но это было тогда, Циннамон. Ты убегала и, несомненно, боялась кого-то.

Но кого? И почему? Пэйджен уже не в первый раз задавал себе эти вопросы. На этот раз он собирался получить ответы на все свои вопросы. Пора. Вырвать их из ее обнаженного дрожащего тела.

– Нет! Это... это был кто-то еще. Другая женщина!

В голосе Баррет послышалось отчаяние. Пэйджен все еще держался спокойно, бедро успокоилось между ее ногами, руки удерживали ее запястья, в то время как ее грудь вздымалась и опускалась, мучительно прикасаясь к его груди.

– Не лги мне, Angrezi, – сказал он резко. – Ты никогда не сможешь обмануть меня.

– Я не лгу! – Баррет с вызовом посмотрела в его глаза. – Я действительно не помню – ни тебя, ни кого-то другого!

Еще одна ложь, но она была необходима, уверяла она себя. Она не должна поощрять его, этот опасный хищник с жестокими глазами может использовать любую ее слабость в своих интересах. Хрипло выругавшись, Пэйджен подмял ее под себя, прижав к гранитной плите.

Над ними шумел водопад, серебряным занавесом брызг закрывая их от внешнего мира.

– Ты лжешь, Angrezi. И я собираюсь доказать это. Его глаза горели, лицо было полно решимости и чего-то еще, более пугающего. Баррет понимала, что ее силы не шли ни в какое сравнение с его, но как еще она могла противостоять ему?

Пэйджен усилил чувственную атаку. Он целовал линию ее ключиц, трогал языком чувствительные впадины над ними.

– Я заставлю тебя вспомнить, Циннамон. Прежде чем я закончу, ты будешь знать все о той ночи.

На мгновение страх завладел Баррет. Ночь, полная теней и безликих призраков. Пустота, громкие шаги. Руки, протянувшиеся из темноты. Она вздрогнула, закрывая глаза перед вездесущими видениями. Но они не исчезали. Боль. Тошнота. Угнетающая беспомощность.

«Нет, не думай! Господи, похорони их так глубоко, чтобы они никогда не появлялись снова!»

Губы Пэйджена двигались по ее напряженной и горячей шее.

– Не сопротивляйся этому, Angrezi. Хорошее или плохое, прошлое – часть тебя самой. Так же как и это желание – часть тебя.

– Я... я не могу, Пэйджен. Не заставляй меня! Ты... ты не понимаешь!

– Не понимаю? Да, ей-богу, я не понимаю! Но я пойму, Циннамон. Да, и ты сможешь убедиться в этом.

Баррет услышала его стон и поняла, что он рассматривал возбужденные соски, выделявшиеся под влажной тканью лифа. Господи, нет! Она больше не вынесет этого! С каждой секундой темные воспоминания медленно придвигались все ближе, и ее тело все больше склонялось к уступке. Она плотно сжала веки. Но даже с закрытыми глазами она чувствовала его пристальный жаждущий взгляд – взгляд любовника. Не может быть, чтобы то, что сейчас происходило между ними, называлось любовью, смутно подумала Баррет.

Сопротивление было бесполезно. Он побеждал. Она ощущала, что безрассудный голод начинает медленно и коварно проникать во все уголки ее тела. Снова он заставил ее чувствовать то, чего она не должна была чувствовать, хотеть того, чего не должна хотеть. Дыхание Баррет перехватило от рыданий. Она яростно оттолкнула его грудь.

– Не... не заставляй меня, Пэйджен. Я... я не хочу вспоминать!

Наконец она произнесла это. Она была рада, что теперь он знал, рада, что сама осознала правду. Голос Пэйджена прозвучал странно нежно:

– Я знаю это, meri jaan. Я знал это уже давно. – Его глаза были непроницаемы даже на таком близком расстоянии. – Но тебе необходимы ответы, так же как и мне, и сегодня мы отыщем их.

Баррет отчаянно сопротивлялась, помня о притягательной власти его тела, чувствуя напряженный огонь его мужественности, прижатой к ее животу. Она поняла, что близка к поражению. Боже, она сейчас сдастся!

– Остановись, Пэйджен!

Но он как будто ничего не слышал.

– Не говори мне, что ты не чувствуешь того же, что и я. И не пытайся отрицать, что тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе.

Баррет посмотрела ему в лицо, и щеки вспыхнули краской смущения.

Под дуновением ветерка ветки жасмина и бугенвиллеи покачнулись, осыпав красными и белыми лепестками ее матовую кожу. Ожесточенно сопротивляясь обаянию коварной красоты, окружавшей ее, она начала было отрицать то, что она чувствовала. Но у нее не было никакой надежды на успех.

Потому что в этот момент Пэйджен наклонился к ней и стал трогать кончиком языка хрупкие лепестки, один за другим. Его рот, горячий и голодный, то и дело прикасайся к ее вспыхнувшей коже. Баррет неистово отталкивала его, но почему-то слова протеста превратились в стон удовольствия. Этот слабый, бездыханный стон заволок туманом глаза Пэйджена.

– В следующий раз я стану ласкать тебя в лепестках роз, Angrezi. – Он нетерпеливо прижал ее запястья к камню за головой и продвинул бедро между разведенными ногами. – После этого я осыплю тебя лепестками жасмина и лилий. Господи, ни один из них не сравнится с шелком твоей обнаженной кожи!

Под ними был мягкий и прохладный мох, водные струи нежно плескались вокруг камней. Но руки Пэйджена были горячи, бесконечно горячи.

– Подумай об этом, Циннамон. Подумай об одежде из шелкового газа, о маленьких золотых колокольчиках с драгоценными камнями, позванивающих на твоей обнаженной коже. Подумай об ароматах ночи и о слиянии наших тел, бархата и стали, жара и огня. А потом посмотри мне в глаза и скажи, что ты не хочешь этого. Если ты сможешь, я отпущу тебя в ту же секунду.

Баррет зажмурилась и попыталась не думать обо всем этом. Но с каждым ударом сердца запретные видения становились все ярче, все реальнее. Боже, она знала, что все так и будет, как он сказал, и даже лучше. Как можно устоять против него?

– Ты все еще молчишь? Все еще пытаешься прогнать свои воспоминания и обмануть свои чувства?

Внезапно пальцы Пэйджена скользнули вниз, отвели верхний край ее бриджей и спустились еще ниже, легко касаясь живота. Обжигая ее страстным взглядом, Пэйджен двигал бедром вверх и вниз в мучительно медленном ритме. Он ощутил дрожь охватывающего ее возбуждения и тогда медленно провел вниз линию шершавой подушечкой большого пальца. Глаза Баррет распахнулись. Каждый нерв, каждый мускул в ее теле напрягся, как от электрического удара, как только его палец приблизился к цели. Стон сорвался с ее губ, когда огонь пробежал по дорожке, проведенной его сильным и нежным пальцем. И тогда одним плавным скользящим движением он вошел в нее. Господи, он не должен... она не вынесет этого!

Баррет очнулась от сладкого забытья, неистово забилась под ним, кусаясь и извиваясь, в отчаянной попытке воспротивиться его требовательным ласкам, зная, что его власть над ней будет намного более полной, чем она даже могла себе вообразить.

Вокруг них воздух, казалось, дрожал и мерцал, их тела сплелись в борьбе, старой, как само время.

– Подари мне свою страсть, Angrezi. Покажи мне ту женщину, которой ты была там, под падающими снежинками. Женщину, которую я никогда не мог забыть.

Вода тихонько плескалась вокруг гранитной плиты, почти касаясь их ног. Близко, так близко. Сердце Баррет замерло. Щупальца памяти снова зашевелились в ней, слабые, но холодные, такие холодные... И тогда она поняла, что, поддавшись ему, она вспомнит и с воспоминаниями вернется старая боль. «Двигайся, – отчаянно приказала она себе. – Борись с этим!» Она снова изогнулась в попытке обрести свободу, но этим движением она только прижала отвердевшие пики сосков к груди Пэйджена. И еще больше ощутила непреодолимую власть его беспокойных пальцев, ласкающих ее лоно.

Его взгляд упал на потемневшие вершины, восставшие под тонкой тканью сбившегося лифа. Желание вспыхнуло на его лице, грубое и почти жестокое, но Баррет сознавала, что его потребность была не просто физическим голодом. Баррет почти перестала дышать. Распростертая под его массивным телом, не в силах сопротивляться его опаляющему вторжению, она чувствовала медленный шторм, зарождающийся из его пальцев, проникающий, подобно ослепительным молниям, в каждый ее нерв, в каждую клеточку ее тела. Скоро все ее тело горело огнем как внутри, так и снаружи.