Вторым к столу подошел тучный немец из Дюссельдорфа. Сорок одна банка, поставленная им на кон, удивила даже завсегдатаев. Почти одновременно, изрядно вспотевшие, немец и виллемстадец отбросили традиционным здесь жестом — через плечо, за спину — последние банки. Все двадцать гвоздей по шляпку вошли в доску после двадцати ударов уроженца Кюрасао. Его соперник сдался на двадцать девятом ударе. Пятьдесят западногерманских марок под аплодисменты зрителей перекочевали в кошелек виллемстадца.
Секрет успеха, как это часто бывает, оказался простым. Здешнее пиво, рекламируемое буквально на всех перекрестках острова, — единственное в мире, которое производится на опресненной морской воде. Оно очень легкое, быстро утоляет жажду и, что самое главное, даже в большой порции не вызывает сонливого опьянения. К тому же любители пари, кроме выигранных денег, получают солидную премию от местной фирмы за искусно исполненную рекламу пива «Амстел».
Бессмертные песни Калипсо
Белый флаг с шестью звездами на фоне перпендикулярных красной и синей полос развевается над «Олд форт Амстердам». Такие же стяги можно увидеть над многими особняками и виллами Виллемстада. На перекрестке проспекта Фоккерверг и бульвара Рийкзеенхейд высится монумент — большое бетонное кольцо, переплетенное шестью треугольниками. От их острых вершин взлетаюд ввысь шесть металлических птиц, олицетворяющих, нидерландские Антильские острова — Аруба, Бонайре, Кюрасао, Саба, Синт-Эстатиус и часть территории Сен-Мартена. По замыслу скульптора, монумент символизирует автономию: птицы-острова покидают материнское гнездо — Голландию. Однако Кюрасао и другим островам так же трудно добиться подлинной свободы, как невозможно улететь этим накрепко приваренным к постаменту птицам.
Нидерландские Антилы получили автономию в конце декабря 1954 года. Согласно статусу шесть островов считаются частью Нидерландского Королевства. В вопросах внутреннего управления власть предоставлена местному Законодательному совету. Однако все законы, которые принимает совет Антильских островов, могут иметь силу лишь в случае их одобрения губернатором — личным представителем королевы Нидерландов. Есть у нидерландских Антильских островов и другие хозяева — незримые, но весьма могущественные.
Из густых зеленых зарослей на берегу залива Святой Анны вырастают серебристые цистерны нефтехранилищ с ярко-оранжевой раковиной на боку — эмблемой англоголландской корпорации «Роялдатч Шелл». Резервуары с нефтью рассыпаны вокруг Виллемстада, как опята возле пня в урожайную осень. Стоит только выйти за пределы Пунды и Отрабанды, как обязательно наткнешься на огромные резервуары, принадлежащие дочерней компании «Шелл» — «Кюрасао Петролеум Индастри Компани».
На острове своей нефти нет и никогда не было. Однако уже на протяжении шестидесяти лет, когда в деловых кругах Европы произносят слово «Кюрасао», подразумевается одно — нефть. Дело в том, что после строительства на острове первого нефтеперерабатывающего завода в 1915 году по стальным жилам Кюрасао потекла «черная кровь» Венесуэлы, а одновременно в сейфы нефтяных магнатов — река долларов. Начался бум, началась эпоха процветания бизнесменов Кюрасао.
Кроме переработки нефти, «Шелл» здесь занимается еще и бункеровкой, то есть заправкой топливом транзитных судов, следующих из Атлантики в Тихий океан через Панамский канал, а также кораблей, курсирующих вдоль побережья Северной и Южной Америки. В 1974 году корпорация еще прочнее укрепилась на Кюрасао: с постройкой нового порта для пересылки нефти с Ближнего Востока в США прибыли «Шелл» побили все рекорды.
Нефть, однако, оказалась своеобразным «троянским конем» для Кюрасао. Автоматизация производства из года в год выбрасывала рабочих с заводов «Шелл». Число занятых сократилось с двадцати, до пяти тысяч человек. Безработица достигла небывалых размеров — 20 процентов трудоспособного населения. Частые увольнения и нищенская зарплата постоянно толкают рабочих на организованные выступления против администрации. Жители Пунды хорошо помнят, как колонны отчаявшихся людей направились к правительственным зданиям, требуя удовлетворения своих справедливых требований. На подавление демонстрации были брошены полиция и морская пехота Нидерландов и США. Могилы расстрелянных на кладбище в Отрабанде до сих пор хранят память об этих событиях. Рядом с Пундой, блистающей своим могуществом и богатством, скромно приютилась невзрачная Отрабанда. Это кварталы бедноты, увидеть здесь туристов — редкость. Покосившиеся дома, мелкие лавчонки, узкие грязные улицы... В глубине гетто — так называют этот район сами жители — картина еще мрачнее. Многие дома смотрят черными глазницами незастекленных окон. У дверей сидят старики — высохшие фигуры с остановившимися глазами. Дети со вздутыми рахитичными животиками копошатся в придорожной пыли. Взрослые на работе или в поисках ее.
Накануне нашего приезда все газеты Кюрасао вышли с крупными шапками: «Трагическая смерть семьи Хартман», «Выстрелы в Отрабанде», «Отец убивает семью из револьвера 22-го калибра». Впрочем, на следующий день трагедия, разыгравшаяся в Отрабанде, была предана забвению. Газетные полосы заполнили отчеты о женитьбе крупного промышленника на Мисс Карибиен — королеве красоты, уроженке Кюрасао.

Мы подходим к небольшому двухэтажному дому под номером семь. Здесь еще два дня назад жил мелкий служащий, тридцатидвухлетний мулат Элоис Хартман с женой и тремя малышами-близнецами. Все соседи считали его счастливчиком: Хартман единственный в квартале имел более или менее приличную работу. Однако и тех денег, которые он приносил, едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Не обходил его дом и страх — постоянный страх потерять работу. И худшее случилось: Хартман оказался на улице. На последнюю получку Элоис купил револьвер. Трагедия Хартманов длилась полторы минуты — от первого до пятого выстрела. Элоис застрелил вначале жену, трех ребятишек, а затем покончил с собой...
Мы возвращались из Отрабанды молча, в подавленном настроении. И вдруг до нас донеслась музыка. Воздух наполнился пульсирующими звуками, темп нарастал, и полилась песня. То была калипсо — жизнерадостная народная мелодия, полная неистребимой веры в лучшее завтра.
И еще раз мы услышали калипсо — уже в порту. Под четкий ритм гитары и барабанов танцевали чернокожие женщины в ярких платьях и мужчины в белых широких штанах и цветных рубахах. Гитарист, «мастер-калипсо» — так здесь называют автора и исполнителя песен — творил чудеса. Под его смуглыми пальцами шумели океанские волны, штиль сменялся бурей, покой — смятением, радость — горем. Мальчуган, танцевавший посреди пирса, был нервом музыки. Пассажиры бросали с борта мелкие монеты. Они падали у ног мальчишки, и тот, не прерывая танца, собирал их в большую соломенную шляпу. Внезапно взревел гудок судна. Мальчишка, сбившись с ритма, неловко ткнулся вперед и уронил шляпу в море, монетки исчезли в жирно поблескивавшей, радужной от нефтяных разводов воде. Мы с жалостью наблюдали за мальчишкой. Он стоял у края в замешательстве. Что делать? Прыгать с пирса? Опасно — моторы уже работали. По щекам его текли слезы. Но вот новый взрыв музыки, и слезы мальчишки сразу высохли, он уже смеется и снова отбивает чечетку...
Виллемстад — Москва
Алексей Александров
Ненасытное чрево острова Сейбл
Как только судно коснется килем зыбучих отмелей Сейбла, оно обречено на гибель. Дэвид Джонсон, смотритель маяка
Соболь, сабля или песок?
Произошло это случайно, когда летом я летел из Мурманска на Кубу. Наш Ту-114, минуя южное побережье Гренландии, должен был пролететь над Сейблом, затем выйти на трассу, идущую вдоль восточного побережья Североамериканского материка — до Гаваны. Я попросил летчиков показать мне остров, о котором много лет собирал сведения в лоциях и старых картах, в географических книгах и путевых заметках. Стоял ясный солнечный день, и облаков под самолетом не было. Сквозь широкие иллюминаторы кабины с высоты восьми тысяч метров — в бортовой бинокль, которым мне разрешили воспользоваться пилоты, — я увидел в застывшей синеве океана узкую изогнутую полоску. Вдоль южного берега острова отчетливо виднелась широкая белая кайма прибоя.