Купцов выразительно показал глазами Московцеву, чтобы он проводил специалиста до дверей и не забыл расплатиться. Тот понимающе закивал, и мужчины удалились в прихожую.

Воспользовавшись отсутствием сторонних глаз и ушей, Анна Николаевна умоляюще сложила руки на груди и горячечно зашептала:

— Леонид Николаевич, помогите мне! Я очень вас прошу!

— Анна Николаевна… — начал Купцов, но художница его перебила:

— Нет-нет, не говорите ничего. Прошу вас… Прошу вас: выслушайте меня. Мне очень нужно, чтобы вы его нашли. Понимаете? Мне очень это нужно, и я… и я… я готова заплатить… Только не говорите ничего брату.

— Анна Николаевна!

— Нет-нет, прошу вас, выслушайте меня! Я знаю, что кажусь вам несколько странной. Нет-нет, не возражайте, пожалуйста!.. Я и сама понимаю, что, может быть, не все в этой истории так уж чисто… И что поведение Андрея небезупречно, но… Но он мне очень нужен. Найдите его, Леонид Николаич! Я прошу вас, найдите его… Я в вас верю. У вас глаза хорошие: умные и честные… А Виктор Альбертыч сказал, что вы с Дмитрием Борисычем — самые лучшие, что вы профессионалы, каких больше в Санкт-Петербурге нет. Вы мне поможете?

— Да, конечно, — смущенно сказал Купцов. — Даю слово, что мы с коллегой постараемся сделать все возможное. А пока давайте вернемся к вашему списку. Вот, в частности, «Петя». Это, видимо, Петр Николаевич?

— Да, это я, — с порога подтвердил возвратившийся братец.

— Ну вы-то, надо полагать, никому ничего…

— Ни сном ни духом, — заверил Московцев. — Нем как рыба!.. Кстати, Леонид Николаевич, не желаете ли рюмашечку?

— Нет-нет. Спасибо, я за рулем.

— Ну а я, с вашего позволения…

— Ради бога, — великодушно разрешил Купцов. — Итак: Петра Николаича мы в расчет не берем. Далее — «Маша». Кто у нас Маша?

— Маша — моя подружка. Еще с детского сада. Очень хороший человек.

— Потаскуха она, — хохотнул Московцев.

После наскоро пропущеного стаканчика он как-то сразу заплыл-захорошел.

— Петя! Зачем ты так!

— Потаскуха-потаскуха… что же я, не знаю?

— Давайте обсуждение личных достоинств Маши перенесем на другое время? — попросил Купцов. — Нам сейчас нужно знать только одно: не могла ли утечка произойти через Машу?

— Утечка? — озабоченно повторила женщина. — Я не понимаю, о чем вы…

— Я все объясню потом. Связь с хорошим человеком Машей у вас имеется?

— Конечно. Я могу ей позвонить.

— Позвоним, но позже. Поехали дальше по списку — «Света». Кто такая Света?

— Светланка? О, Светланка — совершенно замечательный человек. Она работала у меня в студии. А сейчас ушла в декрет. У нее мальчик скоро будет. Гришенька.

— Это хорошо. С ней вы тоже можете связаться?

— С ней свяжись! С ней только свяжись — не только без сабли останешься, но и крюк из стены вырвут! — Произнеся этот пассаж, Петр Николаевич снова выпил, подцепил вилкой маслинку и быстро-быстро зажевал.

— Петя, — нахмурилась сестра. — Брось ты с утра-то пить!

— Я на Родине, Нюша… какой же русский человек, вернувшись на Родину, не выпьет по русской традиции бутылочку «Джонни Уокера»? — резонно возразил братец. — Тем более когда нервы… как струна.

— Поехали дальше, — стоически предложил Купцов. — Следующее имя в вашем списке — «Антон». Кто это?

Тут скандинавский эксперт нервно захохотал и, взяв бутылку за горлышко, вышел из кухни. Купцов проводил его равнодушным взглядом, а вот Анна Николаевна извиняющимся тоном сказала:

— Вы не подумайте ничего такого, Леонид Николаевич. Вообще-то он хороший. Просто эта история с саблей так на него подействовала. Он очень переживает.

— Все-то у вас хорошие, — вздохнул Купцов. — Все замечательные, славные, умные… У меня складывается впечатление, что наступил золотой век, а я этого просто не заметил.

— А вы распахните глаза, Леонид Николаевич! Вы распахните глаза и присмотритесь к миру и к человеку. Уверяю, вы увидите очень много волшебного!

— Видите ли, в чем дело, драгоценная Анна Николаевна… Ваш призыв распахнуть глаза пошире и присмотреться к миру и человеку, он… э-э-э-э… несколько неактуален. Скажем, вот мы с Дмитрием Борисычем в последнее время только тем и занимаемся, что присматриваемся к миру и к человеку. Присматриваемся и… скорбим… Ну да вернемся к нашим скорбным хлопотам. Кто такой господин Антон, вызвавший столь странную эмоцию у вашего брата?

Анна Николаевна помолчала несколько секунд, потом сказала:

— Антон Старостин — мой бывший муж. Мы разошлись пять лет назад.

— Вы поддерживаете отношения?

— Нет… Какие там отношения!.. — пожала она плечами.

— Простите, но в таком разе откуда он знает о ваших нынешних делах?

Нервно поигрывая кулончиком на тонкой золотой цепочке, художница нехотя ответила:

— Мы не поддерживаем никаких отношений. Но недавно… примерно с месяц назад… мы встречались.

— Зачем?

— Ни за чем. Случайно встретились на улице. Ну и… В общем, мы поговорили. Недолго. Минут пятнадцать-двадцать.

— Расскажите-ка, пожалуйста, об этой встрече подробней, — оживился Купцов.

— Подробней? — переспросила она. — Подробней… Ну что ж. Это было…

Это было около месяца тому назад. Более точно не скажу, не помню.

Я шла по Гороховой к себе в студию. Солнце вбивало длинные горячие гвозди в людей, в дома, в город… Я уже почти подходила к студии, как вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.

Я повернула голову и увидела Антона. Он был точно такой, как и восемь лет назад. Весь в ореоле своей «гениальности». Когда мы с ним только-только познакомились, я была студенткой, совсем еще глупенькой девчоночкой. Вот потому-то на эту его «гениальность» тогда и клюнула… Ой, да что там — совсем голову, если честно, потеряла. А ведь говорили мне подруги: «Что ты делаешь, Нюшка? Что ты делаешь? Он же подонок…» Но я так не думала. В те дни я смотрела на него, раскрыв рот, и душа моя улетала далеко-далеко… Но это было давно. Так давно, что трудно вообразить…

В общем, я почувствовала взгляд, обернулась и увидела своего бывшего муженька. Вот только сердце мое теперь, конечно же, не забилось…

— О! Привет, подружка Нюшка!

— Здравствуй, Антон…

Мы обменялись дежурными фразами и… замолчали.

Я пыталась понять, что же я чувствую, глядя на своего муженька. И поняла, что не чувствую ничего. А ведь когда-то я любила его. Любила, любила. Взахлеб, до потери памяти.

— Что ты здесь делаешь, подруга дней моих суровых?

— Иду на работу. Вернее — уже почти пришла. Вон, видишь, окна на втором этаже — это моя дизайн-студия.

— Что значит «моя»? Твоя собственная, что ли?

— Ну да. Это мне Петя помог устроить. А ты? Откуда ты и куда?

Он с ходу начал врать мне про то, что идет в издательство, где, возможно, напечатают его новую книгу… Я отлично видела, что он лжет. Но все равно — кивала, поддакивала и слушала больше из вежливости.

Антон предложил зайти куда-нибудь — попить кофейку. И я почему-то — сама уже не знаю, почему? — согласилась. И мы с ним спустились в кафе как раз под моей студией. Там такое вполне демократичное заведение с разумными ценами…

Внутри было прохладно, полутемно и малолюдно. Мой бывший муженек заказал два кофе и, конечно же, пятьдесят граммов коньяку.

Он алкоголик, он давно уже без этого не живет… Антон выпил коньяк и начал врать про трудную свою жизнь. Я слушала. Я кивала и слушала…

Он говорил то же самое, что и восемь лет назад. Даже теми же словами. Он говорил, я кивала, и постепенно у меня возникало ощущение, что не было этих восьми лет. И что снова впереди бескрайнее море лжи, унижения и мерзости.

Господи, как же мне тогда сделалось страшно и противно!..

— …Нюш! Я еще соточку закажу, а?

— Мне кажется, не стоит. Ты и так пьян.