— Надо же, какая у тебя, Иван Иваныч, сила воли, — саркастически «позавидовал» Дмитрий. Оно конечно: кабы Комаров не был алкоголиком и хоть немножко соображал в оперском ремесле, он бы и сам заткнул пасть этой оборзевшей барыньке с замашками рыночной торговки. Но ремесла заслуженный пенсионер МВД не знал, от пьянки давно деградировал, а потому ничего не мог противопоставить напору ВИП-супружницы. — А синяк в таком разе откуда у бабы нарисовался?

— Да какой там синяк? Так, прихватил ее слегка. Чтоб рожу свою уберечь. Она, тварь, чуть физиономию мне не расцарапала, когда я сумочку стал открывать.

— А на хрена ты стал сумочку-то открывать? Процедура же отработана! Вы в отдел, Зябликову, звонили?

— Обижаешь! Естественно.

— И что Зябликов?

— Сказал: «Кто с КУГИ бодается — тот рискует Яйцами».

— Красиво сказал. Ладно, будь пока здесь, а я пойду приватно побеседую с дамочкой. — Дмитрий рванул на себя дверь и скомандовал с порога: — Значит, так: вы двое — на выход! И никого в кабинет не впускать. Это приказ!

Охранники охотно подчинились и выкатились из кабинета. После чего получивший от Комара исчерпывающую первичную информацию Петрухин живенько взял мадам в оборот и поставил ее на место за каких-то пять минут. Для начала с ходу сочинив, что у него, оказывается, имеется видеозапись того, как та совершила кражу! Да-да, именно кражу, так как на кассете четко видно, что дражайшая Елена Ивановна сперва блудливо озирается по сторонам, затем прикрывает сумочкой снятый с прилавка товар и так далее…

«Хотите посмотреть? Ну как хотите!.. А если этого мало, у нас есть не менее десятка свидетелей того, как вы сгоряча хвастались дружбой вашего мужа с известным криминальным авторитетом… Так что, конечно, вы можете написать заявление в полицию о причиненном вашему здоровью ущербе. Вы можете обратиться в прессу — в конце концов, мы живем в демократической стране! — с рассказом о том, как здесь над вами измывались. Вы можете даже обратиться к пресловутому Деду Хасану. Но тогда и мы оставляем за собой право воспользоваться видеозаписью так, как посчитаем нужным. То есть передать ее в полицию, в прессу и самому „дедушке“. Вот только, как на это отреагирует ваш занимающий столь ответственный пост супруг, сказать не беремся. Равно как эту информацию воспримет и расценит его непосредственный начальник — вернее, начальница — Валентина наша, свет Ивановна…»

Словом, к тому моменту, как в универсам почти одновременно примчались дражайший замглавы Нарышкин и непросверленный Купцов, заплаканная Елена Ивановна уже отказалась от каких бы то ни было претензий. Напротив — вовсю благодарила «уважаемого Дмитрия Борисовича» за «рыцарское отношение к дамам».

— Самое занятное в этой истории то, что при стоимости похищенного в четыреста с небольшим рублей у милейшей Елены Ивановны наличествовали при себе двадцать две с половиной тысячи рублей, около четырехсот долларов и пластик «Мастер-карт»! — Петрухин вел «фердинанда» через дневные уличные заторы и весело рассказывал опоздавшему к финалу воровской истории Купцову «чем там сердце успокоилось». — Вот и объясни мне, дружище, какого фига мадам позарилась на грошовый ширпотреб?

— Так, может, она клептоманка? — предположил Леонид.

— Может быть. Все может быть. Но вот лично я за годы службы ни одного клептомана не встретил. Ворья — да, полно. Но воруют все-таки не из-за экзотической хворобы, а по более реальным соображениям: на хлеб, на водку, на молодку… А, шут с ней, проехали. Так еще раз, поясни: чего от нас хочет Брюнет?

— Понятия не имею. Пока я к вам ехал, он позвонил на трубку и сказал, что в два часа ждет нас с тобой в «Альфонсе».

Петрухин задумался:

— Хм… Вечером, да в «Альфонсе» — это еще куда ни шло. Но днем, при его-то графике? Боюсь, сие приглашение попахивает очередным блудняком.

— Возможно, подобным образом он просто хочет отблагодарить нас за разруливание темы с универсамом?

— М-да, инспектор, по утрам вы, как обычно, тупите.

— С чего вдруг такие выводы?

— А с того, что, когда Брюнет тебе звонил, «тема с универсамом» еще не была, как ты говоришь, разрулена… Ладно, чего гадать. Сейчас доедем и на месте узнаем, что к чему…

В этот дневной час посетителей в «Альфонсе» было немного. Что неудивительно для заведения, в котором даже за обыкновенный бизнес-ланч требовалось выложить 350 тугриков.

Решальщики вошли в зал, кивнули скучающему на входе телохранителю Владу и сразу направились в «свой» кабинет. Здесь, помимо самого Виктора Альбертовича, сидели еще двое — мужчина и женщина. Причем настолько похожие друг на друга, что не оставалось никакого сомнения — брат и сестра. У обоих — пепельные волосы и серые глаза. Оба, как сказала бы секретарша Аллочка, «о-очень шикарные!». Купцов же определил про себя по-другому — «стильные».

А вот Дмитрию в первую очередь бросилось в глаза не «стильность» парочки, а отсутствие на столе тарелок и приборов — исключительно бутылочки с минеральной водой и початая бутылка виски. Причем бокал под виски наличествовал только лишь у «брата». Так что последние сомнения отпали: ни фига это не дружеский халявный обед, а он и есть — очередной блудняк.

— А вот и мои сыщики, они же — решальщики, — произнес Брюнет, чутка, насколько позволял живот, приподнимаясь. — Позвольте я вас познакомлю…

Женщину звали Анна Николаевна, и руку она протянула будто для поцелуя.

В ней, безусловно, наличествовал шарм. Или, если угодно, ПОРОДА. И красота, которая, впрочем, казалась отстраненной, живущей сама по себе.

— Весьма рад, — сказал Купцов.

— Петрухин, — сказал Петрухин.

Мужчину звали Петр Николаевич Московцев. На вид ему было около сорока, а его костюм, манера держаться и говорить наводили на мысль о дипломатическом ранге или о неких аристократических корнях. Позже именно так все и оказалось. Или почти так.

— Петр Николаевич, наш деловой партнер, эксперт по Скандинавии, — объявил Брюнет. — Да, братцы! Вам заказать что-нибудь? Признаться, мы уже перекусили.

— Нет-нет, — открестился за двоих скромный до неприличия Купцов. — Мы с Дмитрием Борисовичем… хм… тоже отобедали.

— Угу… Поели, — мрачно подтвердил обломавшийся Петрухин.

— Прекрасно. Тогда сразу перейдем к делу. Тут, видите ли, вот какая проблема…

После такой вводной эксперт по Скандинавии нервно улыбнулся и сграбастал бокал с виски. Дмитрий отметил, что тот был явно возбужден, причем не особенно-то и пытался это скрыть.

— …тут, видите ли, вот какая проблема… — повторил Брюнет и задумался.

— Пропал человек! — неожиданно выпалила доселе молчавшая Анна Николаевна.

— Аня! — метнул в нее укоризну Петр Николаевич. — Очнись, Аня! Подумай, что ты говоришь… пропала музейного уровня сабля. Восемнадцатый век!

— Господи, Петя, — сказала она и, закрыв лицо руками, заплакала.

Московцев посмотрел на сестру так, как смотрят на слабоумных: с оттенком сострадания. Но основным фоном все-таки остались брезгливость… и презрение.

— Позволь, Виктор Альбертович, я сам введу… э-э… господ сыщиков в суть дела?

— Да за-ради бога!

— Так вот, господа! Дело в том, что на днях произошло крайне прискорбное событие… Моя сестра… э-э… моя младшая сестра стала жертвой преступления.

— Петя! Господи, Петя…

— Да-да. Жертвой преступления. Собственно говоря, жертвой стала не только она, но и я тоже. Поскольку пропавшая реликвия принадлежала нашей семье более двух веков. Это, извольте видеть, сабля, — Петр Николаевич протянул Петрухину старинный толстый альбом с выведенным золочеными буквами названием «PARADE ARMS OF THE 17th-19th CENTURIES».[24] — Извольте открыть страницу восемьдесят три.

Сыскать нужную страницу оказалось нетрудно, так как именно там лежали закладка и пожелтевший лист бумаги с машинописным текстом. Петрухин пихнул листок Леониду, а сам впился взглядом в рисунок: на высококачественной глянцевой бумаге были тщательно, можно сказать — любовно, нарисованы сабля и ножны. Ниже шел текст на английском языке. В английском, равно как во всех остальных европейских языках (за исключением одесского суржика), Дмитрий был не шибко силен, а потому поворотился к Купцову: