— Эти скоты из Ватикана… оставят ли они меня когда-нибудь в покое! — нарушил наконец молчание Ковбой.

— Проклятые католики! — подхватил Бен.

— Чтоб им всем провалиться! — заключила Фонтанна, втайне благодарная Ковбою за то, что он помог ей устранить неловкость.

День клонился к вечеру, солнце садилось, наступало самое приятное время, и Ковбой с надеждой в голосе сказал:

— Давайте выпьем?

Бен и Фонтанна, каждый по отдельности, еще несколько лет назад сделали окончательный выбор между вождением автомобиля и выпивкой — оба решительно предпочли ходить пешком. Так что предложение Ковбоя было встречено с восторгом.

— В саду? — спросила Фонтанна.

— В доме? — спросил Бен.

— На террасе, — усмехнулся Ковбой.

— Виски? — спросил Бен.

— Джин? — спросила Фонтанна.

— Турнир коктейлей, — очень серьезно произнес Ковбой.

Он был непревзойденным мастером последнего слова.

Они поднялись на террасу — так Ковбой называл открытую половину дома. Он пошел зачем-то дальше, в крытую, а Бен с Фонтанной выдвинули стол поближе к краю и установили сзади старую скамью-качалку. Очень скоро вернулся Ковбой, таща одной рукой огромный ящик с разными бутылками, а в другой держа три больших бокала.

— Пабло, Пако и Карлито, — объявил он, ставя бокалы на стол.

А Бен подумал, что забыл предупредить Фонтанну о странной мании приятеля давать имена всем окружающим предметам. «Да ладно, сама разберется», — решил он. И не ошибся: Фонтанна живо схватила третий бокал и воскликнула:

— Чур, мне Карлито!

Мания была странной вдвойне — она усугублялась непостоянством. Бен знал, что однажды окрещенные предметы могли менять имена чуть не каждый день. Сам Ковбой, казалось, этой путаницы не замечал и, уж во всяком случае, ничуть из-за нее не тревожился, зато замечал и злился Бен. Злился больше на себя, на свою дотошность. И почему он должен твердо помнить, что в прошлый раз, когда он пил из Карлито, тот звался Хельмутом? Кому, ну кому это надо?

Но сейчас было явно не время расстраиваться, и Бен, в утешение себе, подумал о гитаре Ковбоя, единственной вещи, которая никогда не меняла имени: всегда и везде хозяин называл ее одинаково — Барбара.

Фонтанна села на скамью-качалку посередине, два друга — по сторонам от нее, и они принялись смешивать коктейли и любоваться тем, как догорает день над притихшими джунглями.

Все трое участников турнира сохранили о нем самые смутные воспоминания.

Ведь алкоголь не только придает особую окраску людям, вещам и мыслям, но и дырявит память. Фонтанна, Бен и Ковбой при всем желании не смогли бы вспомнить, какие коктейли они изобрели и выпили в тот вечер.

Остались в памяти лишь вкус и цвет да еще отдельные моменты (например, как вдруг позеленел Ковбой, отведав причудливую смесь Фонтанниного изготовления) и дикие фразы (вроде той, что сказала Фонтанна, хлебнув того же пойла: «Я будто проглотила собственную мать»). Одно все запомнили точно: победителем вышел Бен с коктейлем «Летний трепет», от которого они лишились дара речи и преисполнились восторгом и благодушием.

После этого победного аккорда они мало-помалу стали приходить в себя.

Первой очнулась Фонтанна и удивилась тому, что уже темно:

— Мы прозевали закат!

Вторым подал голос Бен:

— Хорошо, что у меня не было никаких дел.

И последним — Ковбой:

— Так вы пришли без дела, просто так?

Бен и Фонтанна переглянулись и, мысленно посовещавшись, решили, что вряд ли смогут дать исчерпывающее описание африканской лавочки, а потому предложили Ковбою пойти и посмотреть на нее самому.

— Так ты скорее вникнешь в суть, — сказал ему Бен.

Ковбой опять скрылся в комнатах и скоро вышел с фонарем и фляжками.

— Мало ли что может случиться! — объяснил он.

Они еще не протрезвели до конца, да, собственно, и не желали, скорее им хотелось добавить градус, чтобы хмель не выветрился, а потому они наполнили три фляжки коктейлем-чемпионом и отправились в дорогу.

Дорога была долгой и прекрасной.

К летнему трепету прибавился трепет ночной.

Звезды, луна и редкие фонари, сменяя друг друга, так хорошо освещали путь по темным улицам, что для Люси, фонаря Ковбоя, не оставалось работы. Они шли твердым шагом, по временам давая городу возможность передохнуть и приготовить им дорогу дальше, а сами делали привал, где заблагорассудится, чтобы выпить за успех экспедиции.

Так в спящем городе появилось в ту ночь немало одноразовых баров: одинокая телефонная будка, широкий край закрытого ставнями окна, старый выброшенный диван, — все эти местечки внезапно оживали под звон сдвинутых фляжек.

Спутники говорили мало, а пьянели все больше и тихо наслаждались веселым ночным походом.

Хоть ни один не говорил: «Я тихо наслаждаюсь веселым ночным походом».

Наслаждались — и всё.

Наконец они дошли до лавки, и Ковбой зажег-таки свой фонарь, чтоб осветить табличку. Фонтанна в третий раз за день прочла загадочную надпись: «Обиделся».

— Досадно, — сказала она.

— Грустно, — сказал Бен.

— Странно, — сказал Ковбой, к которому они с надеждой повернулись. Он озадаченно взглянул на них и покачал головой: — Боюсь, я вам ничем не помогу. Не знаю, что это с ним вдруг случилось.

— А я-то думал, что ты знаешь все, — разочарованно сказала Фонтанна.

— Все, кроме этого! — Ковбой развел руками.

— Тьфу, черт! — ругнулся Бен, видно, ругаться ему было сподручнее, чем огорчаться.

Расстроенные, они уселись все втроем на противоположный тротуар, а рядышком поставили фонарь, который слабо освещал витрину. Фонтанна приникла головой к плечу Бена.

Ничего не изменилось, но в полумраке пустынная лавка приобрела гнетущий вид, и в разогретом вином воображении друзей мелькнуло жуткое видение: труп африканца, повесившегося на единственном дереве в своем саду.

Фонтанна на миг закрыла лицо руками.

— Я немножко знаю этого мужика, — сказал Ковбой, — ему часто приходят посылки из Африки. Он всегда улыбается… Так расклеиться — совсем на него не похоже. Не понимаю, какая муха его укусила.

Бен опрокинул фляжку — на асфальт скатилась капля, малюсенькая и последняя.

Непроглядная ночь упорно рушилась на них.

Фонтанна протянула Бену свою фляжку, и тут, слава богу, Ковбой воскликнул:

— Придумал!

Фонтанна вскинулась, Бен поперхнулся, а Ковбой продолжал:

— Пошли к нему домой!

— А ты знаешь, где он живет? — спросил Бен.

— Посмотри на мою форму, дружище Бен! Или ты думаешь, я вырядился на маскарад?

Ковбой вытащил из кармана связку ключей:

— Разве это не ключи от почты?

Фонтанна просияла, она вскочила, подняла фонарь и, подойдя к стеклянной двери, прочитала имя бакалейщика: «Фабиан Вальтер».

Ковбой и Бен тоже встали и ждали.

— Фабиан Вальтер, — сказала она, вернувшись к ним.

— Или Вальтер Фабиан, — уточнил искушенный в тонкостях почтовой службы Ковбой.

И они снова пустились в путь, на этот раз с зажженным фонарем, потому что мрак в городе все сгущался.

По счастью, почтовое отделение оказалось совсем близко. Они осторожно вошли и принялись листать справочники. Пока Бен искал на «Фабиана», а Ковбой — на «Вальтера», Фонтанна обходила помещение и все осматривала.

— Фонтанна! — в один голос позвали друзья.

Она тотчас подошла и увидела смущение на их лицах.

— У нас затруднение, — сказал Бен.

— Что такое?

— Есть и тот, и другой, — сказал Ковбой.

Фонтанна нагнулась, заглянула в обе книги и прочла сначала: «Фабиан Вальтер, Слоновый тупик, дом 8», а потом: «Вальтер Фабиан, Слоновый тупик, дом 8».