— Он не смог?

— Он умер.

— О мой Бог, Джейк, прости.

— Это была автомобильная катастрофа. Джоби был пьян. Он ехал слишком быстро. Он попал в аварию и буквально сгорел.

— Ты видел все своими глазами?

— Я приехал на место трагедии через полчаса. Я обвиняю себя.

— Почему?

— Потому что я не сумел уберечь его от гибели. — Джейк замер. — Я мог сделать это и не сделал.

— Вина — тяжелая ноша, которую нельзя нести с собой все время, — заметила она.

— Да, это так.

— Ты пытался поговорить с отцом и матерью об этом?

— Мачехой.

— Отцом и мачехой. Он молчал.

— Сколько времени ты провел в родном городе вместе с родителями после несчастного случая?

Он все еще молчал.

— Ты не возвращался?

— Я приехал на похороны. Мой отец тогда дал мне ясно понять, что больше не хочет меня видеть. Джоби был для него всем. Он обвинил меня в смерти Джоби. Он всегда обвинял. Все было кончено.

— Это не может длиться вечно, Джейк. У твоего отца было время подумать об этом. Он потерял одного сына. Но он вряд ли захочет потерять вас обоих.

Джейк неопределенно хмыкнул.

Не разговаривала ли Джейн с каменной стеной?

— Тебе следует вернуться в Индиану, как только ты покинешь остров. Ты должен попытаться помириться со своим отцом и с самим собой.

О, знала ли она, что впервые Джейк подумал о жизни — и мире — за пределами Рая, с тех пор как паром доставил его в Пургатори больше года назад! Тогда он впервые задумался о возможности вернуться обратно.

— Ты ужасный молчун, — заметила она.

— Я думал. Она ждала.

— Возможно, ты права, — признался он. — Мне, наверное, снова следует попытаться. В то время я сделал все, что мог.

— Что это было?

— Кое-что в память о Джоби.

— Кое-что?

— Например, спортивные школы. Я дал деньги колледжу на строительство мемориала Джоби Холлистера. И еще кое-что. — Джейк устремил свой взгляд в вечность. — Все на свете имеет цену, даже душевное спокойствие.

— Однако душевное спокойствие нельзя приобрести за деньги.

Его глаза снова устремились на нее.

— Ты слишком мудрая женщина для своего возраста.

— Я не так уж и молода, — упрямо возразила она, — и вообще, ты не знаешь, сколько мне лет.

— Нет, знаю.

— Ты просто догадываешься.

— Я совершенно точно знаю, сколько вам лет, мисс Беннет. Вы сказали мне это в ту первую ночь на берегу.

— Неужели?

Он кивнул и одарил ее самодовольной улыбкой:

— Вам двадцать девять лет, и вы накануне празднования своего тридцатого дня рождения.

— Вообще-то обычно я не выдаю подобного рода информацию, — сообщила она ему с надменным фырканьем.

— Тем более даром, — сказал он со смешком. Ей доставляло удовольствие слышать, как он снова смеется.

— Даром — никогда, — заявила она.

— Ну что ж, в тот раз ты сделала это. Итак, теперь я испытываю любопытство.

— В отношении чего?

Его настроение стало игривым.

— Интересно, на что еще ты расщедришься?

— У тебя на уме что-то определенное?

— Возможно.

— Что бы это, черт побери, могло быть?

— Ты сказала, что лучшие вещи в мире даются даром.

— А ведь это были ваши слова, Джейк Холлистер, а не мои.

— Ты попала в самое яблочко. — Джейк приблизил свое лицо к ней. — Мне кажется, поцелуй определенно считается одним из лучших даров жизни. Ты согласна?

Как она могла не согласиться!

— Полагаю, это зависит от того, с кем целуешься.

— Превосходное замечание! Целовать тебя — одно из лучших занятий в жизни.

Джейн не стала спорить.

— Целовать тебя — райское наслаждение, — продолжил он. — Ты же сама говорила, что если человек везучий, то ему, возможно, удастся получить частичку рая, просто попросив о ней.

Пульс Джейн бился с удвоенной скоростью.

— Разве я так говорила?

— Да, говорила. — Темные глаза впились в нее. — Итак, я прошу, Джейн Беннет. Я прошу у тебя поцелуя.

Он был далеко не глуп, этот Джейк Холлистер.

Джейн наклонилась к нему. Ей не пришлось совершать длинное передвижение. Не больше чем дюйм или два отделяли их головы на матрасе в гамаке.

Она была во власти мужских запахов — аромата хорошего мыла и едкого мужского пота. Здесь было и нечто сродни запаху натуральной кожи, хотя она никогда не видела, чтобы Джейк носил кожаные вещи — еще бы, в таком теплом климате, — и что-то соленое, несомненно, из морского воздуха, пропитавшего все вокруг, и что-то неописуемое и необъяснимое, принадлежащее только Джейку.

Джейн прикоснулась нежным поцелуем к его подбородку.

— Неудивительно, что он даром, — пробормотал он.

— Это только начало, — последовала многообещающая фраза.

Следующий поцелуй был легким, прохладным прикосновением ее губ к месту, которое находилось чуть сзади и ниже его левого уха. От этой ласки он невольно втянул в себя воздух.

Третий поцелуй продолжался ровно столько, чтобы досчитать до трех или четырех, и запечатлела она его в уголке его рта, где давно уже вполне могла появиться скорбная складка. Однако в его тридцать семь не было и следа этой предательской морщины. В ответ чуть дрогнула нижняя губа Джейка.

Последовавшие затем поцелуи были более чем разнообразны: то быстрые прикосновения ко лбу, то к небритой щеке или ласкающий шепот у адамова яблока. Последний поцелуй вызвал у него столь сильную дрожь, что она прокатилась будоражащей волной и по телу самой Джейн.

— Ты любишь дразнить, — заявил Джейк.

— Я не дразню тебя, — отозвалась Джейн в ответ, не чувствуя ни капли раскаяния. А причиной всему была ее твердая убежденность в том, что при данных обстоятельствах он совершенно не заслуживал прощения или снисхождения с ее стороны. — Я просто коротко знакомлю тебя с тем, что последует позже, — почти прошептала она.

— Название этому — мучение.

— Название этому — ожидание.

— Если уж говорить точно, так название этому, — Джейк помедлил, — прелюдия.

Именно в этот момент она решила, что пришло самое время прекратить его разглагольствования, накрыв его губы настоящим поцелуем. Он начался словно нежная, будоражащая ласка: ее губы едва касались его губ. Она как будто знакомилась с ним.

Насколько большим был его рот?

Насколько жесткими или мягкими были его губы?

Каким он был на вкус сегодня вечером? Нравился ли ей его вкус?

Были ли его поцелуи слишком сухими или слишком влажными — или нечто среднее, как раз то, что надо?

Собирался ли он оказать на нее давление, пытаясь склонить к большей интимности, чем она желала в данный момент? А может, он попытается разомкнуть ее губы, чтобы нагло просунуть свой язык в ее рот?

И вообще, кто руководил этим экспериментом с поцелуем? Ведь название тому, что происходило, было именно эксперимент. Джейк задал вопрос, а ей предстояло ответить.

Джейк Холлистер был опытным мужчиной, решила Джейн. По крайней мере когда дело касалось женщин. По крайней мере когда дело касалось ее. Каким-то образом он сумел понять, чего она хотела, понять ее желание самой вести игру. И поэтому он позволил ей играть по ее правилам.

В ее глазах этот мужчина поднялся еще на одну ступеньку по шкале ценностей.

Он ждал, пока она сама не захочет большего. Пока она не будет готова дать больше. Пока она не будет готова получить больше.

Время пришло.

Джейн неожиданно осознала, что на Джейке были только джинсы. Не было даже легкой рубашки. Или футболки. Не было ботинок. Носков. Трусов.

Неужели эти потертые джинсы были всем его достоянием?

Она прекрасно помнила и о том, что, собственно, было надето на ней самой: прозрачная ночная рубашка из тончайшего хлопка — хлопка, ласкающего кожу.

Грудь Джейка все еще была немного влажной от пота. Весь его торс от талии представлял собой упругую твердь мускулов, дорожку темных волос, рассекающую их.