— Это знаменитый Небесный зал, — объяснил викарий. — Не кто иной, как четвертый эрл Грейстоунский… — он помедлил, обращаясь за поддержкой к Аристотелю Симту, и, получив от него утвердительный кивок головой, закончил, — приказал сделать эту роспись.
— Ее творцом был итальянский художник, некий Антонио Веррио, — продолжил доктор Симт. — После того, как сам Веррио, его семья и весьма многочисленная свита провели почти десяток лет в Берли-Хаусе, где он расписывал Райский зал для лорда Экстера, все они переместились сюда, в аббатство Грейстоун. Веррио потребовалось почти семь лет, чтобы завершить роспись Небесного зала. Он закончил ее незадолго до своей смерти, в 1707 году. Результатом стал триумф художника, как вы сами видите, милорд.
— Подходящая обстановка для ангела, — еле слышно пробормотал Майлс.
Викарий запрокинул голову и взглянул на особенно заметную группу крылатых дам на потолке.
— Разумеется, как священнослужитель, я не уверен, что ангелы настолько чувственны или соблазнительны, какими их изобразил Веррио.
— … «наши ангелы с небес на нас взирают и в благе, и в беде»…
— Прошу прощения, милорд?
— Это строка была написана в семнадцатом веке, человеком по имени Джон Флетчер, — небрежно отозвался Майлс. — Вы верите в ангелов-хранителей, викарий?
— Разумеется, верю.
— А в привидения? — вмешался Хью Пьюрхарт.
— Боюсь, мне придется положить этому предел, — мистер Блэкмор неодобрительно прищелкнул языком, — всей этой чепухе, о которой болтают в округе.
Майлс насторожился.
— Что же это за чепуха?
— Разве вы не слышали? — вновь вмешался сэр Хью.
— О чем?
— Нас посещает уйма призраков!
— Сэр Хью, два видения — это еще не уйма, — мягко упрекнул его доктор. Аристотель Симт повернулся к Майлсу. — Один из конюхов утверждает, что видел призрак средневекового рыцаря в полных боевых доспехах. По-видимому, этот рыцарь появился верхом на коне прямо на дороге, ведущей к аббатству, и в следующую минуту исчез.
— А второй призрак? — беспечно поинтересовался Майлс.
— Его видела миссис Мак-Джилликадди, пожилая женщина — по-моему, бывшая кухарка — которая живет с сыном в доме на окраине деревни.
Майлс не собирался сообщать собеседникам о том, что слышал, как призрак рыцаря бродит по коридорам аббатства Грейстоун.
— Конечно, — добавил викарий, — миссис Мак-Джилликадди уже восемьдесят лет, у нее слабое зрение.
— Значит, ее свидетельству нельзя верить, — заключил Майлс.
— Люди видят то, что хотят увидеть, — согласился доктор. — Это вносит разнообразие в их жизнь, заставляет почувствовать собственную значительность и позволяет во что-то поверить. Это придаст им ощущение…
— Смысла, — подсказал Майлс.
— Вот именно, милорд — смысла жизни.
— Кроме того, люди любят посплетничать, — с неприятным смешком добавил Хью. — Они слушают в пол-уха, а потом домысливают остальное.
— Вы позволите? — перебил их мужской голос.
Позади стоял Блант с подносом бокалов.
— Я не знал, что леди Элисса наняла нового дворецкого, — заметил доктор.
— И я не знал, — подхватил викарий.
— Вы — новый дворецкий? — спросил сэр Хью напрямик, подкрепившись глотком шампанского.
— Нет, сэр. Я не дворецкий. Я — Блант, — и с уважительным поклоном в сторону Майлса, он добавил: — Я служу у милорда маркиза.
Прошло несколько минут, прежде чем Майлсу удалось отозвать Бланта в сторону.
— Что это за маскарад?
Его камердинер бросил взгляд на свою рубашку с пышным воротником и старомодный черный костюм.
— Эта одежда принадлежала дворецкому.
— И где же сам дворецкий?
— Умер и похоронен. Как и один из лакеев, — приглушенно объяснил Блант. — Должно быть, милорд, вы заметили, что здесь недостает мужской прислуги.
Майлс на минуту задумался.
— Нет, до сих пор я этого не замечал.
Блант понизил голос.
— Аббатство Грейстоун по праву можно назвать женским монастырем.
— Я так и думал, — нахмурился Майлс.
— Вероятно, раньше оно и было им, милорд. Но вскоре превратилось в двойной орден.
— Двойной орден?
— Да, монахинь и монахов, милорд.
— Каким же образом тебе удалось это выяснить?
— У мисс Пиббл, милорд. Она — настоящий знаток истории этого аббатства. Во всяком случае, когда умер прежний дворецкий…
— И как же давно это случилось?
— Пять-шесть лет назад, милорд. Во всяком случае, граф и графиня так и не нашли ему замену. Они вышли из положения просто: прислуге прибавилось работы, но удалось обойтись без дворецкого.
— Поразительное решение, — Майлс бегло осмотрел своего слугу. — Но это не объясняет, что ты делаешь здесь, с подносом в руках, стоя посреди буколической росписи, сделанной итальянцем двести лет назад, и одетый в костюм давно умершего дворецкого.
— Нам не хватило слуг.
— Не хватило слуг? — удивился Майлс.
— Один из немногих оставшихся лакеев заболел лихорадкой. Леди Элисса и мисс Пиббл были в отчаянии.
— И ты вызвался помочь.
— Это было необходимо, милорд. В конце концов, сегодня вечером вам не нужна моя помощь.
Блант был прав.
— Если уж ты здесь, будь настороже, смотри в оба глаза и слушай в оба уха, — еле слышно пробормотал Майлс.
— Постараюсь, милорд.
— Мы побеседуем позднее.
— Да, милорд.
— Нам не следует забывать, Блант, что мы оказались здесь, дабы исследовать странные явления в аббатстве.
— Я ни на секунду не забываю об этом, милорд.
Блант не из тех слуг, которые постоянно нуждаются в напоминаниях, признал Майлс, отпивая глоток шампанского. И ему самому не стоит забывать, почему он оказался здесь.
— Мы ни на минуту не должны забывать, с какой целью прибыли сюда, Элфрид, — напомнила супругу Кэролайн Чабб, осматривая свой туалет перед огромным, во весь рост, зеркалом.
— Да, дорогая.
Она повернулась к горничной и произнесла с небрежным жестом.
— Можешь идти к мисс Чабб, Франческа. Мне больше не нужна твоя помощь.
— Слушаюсь, леди Чабб, — присев, Франческа вышла.
— Как я уже говорила, Элфрид, ты займешься своими историческими исследованиями в библиотеке, а я обследую аббатство Грейстоун и познакомлюсь поближе с его обитателями. Если я узнаю что-нибудь полезное, то поделюсь с тобой.
Сэр Элфрид Чабб нахмурился и привычным нервозным жестом потрогал свои пышные седеющие бакенбарды.
— Ты уверена, что мы поступаем правильно, дорогая?
— Я знаю, что мы поступаем так, как надо. В конце концов, это твой долг и законное право, — заявила Кэролайн, отступая от зеркала и наслаждаясь впечатлением. Редкая женщина была способна затмить блеск парижского платья от знаменитого Уорса и бриллиантового ожерелья, достойного королевы, или по крайней мере графини. Даже теперь, в тридцатисемилетнем возрасте, Кэролайн была одной из немногих подобных женщин.
— Конечно, я делаю это не ради себя, — произнес Элфрид, еще борясь с угрызениями совести.
Кэролайн не испытывала подобных угрызений — у нее не было совести. Она считала, что совесть ей ни к чему.
Кэролайн взглянула на отражение мужа в зеркале.
— Запомни, ты делаешь это ради нашего сына — твоего сына.
— Я делаю это ради Эдварда.
— Это его право. И твое.
— Это его право, — послушно повторил Элфрид Чабб. Он заметно успокоился, и в его глазах появилось привычное выражение. Он коснулся рукой обнаженного-плеча жены. — Сегодня ты выглядишь восхитительно, дорогая.
Кэролайн улыбнулась, глядя в зеркало. Глаза ее оставались холодными, но муж не заметил этого.
— Благодарю, Элфрид.
Склонившись, он прикоснулся губами к ее шее. Бриллианты казались прохладными на ее коже по сравнению с теплотой губ Элфрида и покалывающего щетиной подбородка.
Он обвил рукой талию жены и прижался к ее спине. Даже сквозь платье и множество нижних юбок она почувствовала, как вздымается, раздувается и твердеет его плоть. Другая его рука скользнула за низкий вырез платья и задвигалась там, пока Элфрид не нашел то, что искал. Обхватив сосок большим и указательным пальцами, он слегка сжал его.