— Я тебя не понимаю. Я, правда, не понимаю, — сказала Беки. — Сначала весь этот путь сюда, а теперь так быстро хочешь отвалить. Отчего ты хочешь убежать?

— Я не знаю, — ответил Чарльз. — И я не так уж уверен, что бегу. Наверное, лучше будет сказать, что я просто двигаюсь дальше.

— Счастливчик говорит, что ты просто струсил.

— Струсил? Чего?

— Себя, нас. Что испугало тебя, Чарльз? Эта наша поездка за грибами, неужели она была плохой для тебя?

— Плохой и хорошей одновременно, — сказал он. — В основном хорошей, по крайней мере теперь я так о ней думаю. В какой-то момент я ухватился за что-то по-настоящему правдивое и важное… для меня, во всяком случае. — Чарльз щелкнул пальцами. — А потом, неожиданно, это чувство пропало. Улетело, как большая старая птица, исчезло. Я очень хотел его вернуть, а когда не смог, все для меня рухнуло к черту.

— И ты думаешь, что ты снова найдешь его там?

— Может быть.

— Все это чушь собачья.

— Многое из этого, я так думаю.

— Тогда оставайся с нами. Со мной. В Оахаке просто кайф. Погода отличная, ребята… Скоро поднакопим деньжат, снова смотаемся за грибами…

— Думаю, я не смогу это сделать, Беки.

— Хотелось бы мне знать, что ты задумал.

Чарльз усмехнулся.

— Мне тоже.

— Счастливчик говорит, ты бежишь к своему папашке. Я сказала, что ты к нему не поедешь. Теперь я в этом совсем не уверена.

— Может быть, Счастливчик и прав.

— Но там ты никогда не придешься ко двору.

— А здесь?

— Ой, ладно, брось!

— Нет, я серьезно, Беки. Что, наша жизнь так намного лучше? Мы в такой глубокой яме, понимаешь…

— Но мы не в той яме, не в их яме.

— Тогда в какой? Сборище хипующих придурков, которые наскребают гроши, чтобы поймать кайф. Они пьют, мы жжем травку. Они трахают жен друг друга, мы трахаем друг друга…

— Эй, ты не прав! Мы любим друг друга, свободно и как друзья. Нам не нужен хомут, нам не нужны деньги, чтобы заниматься этим друг с другом, человек с человеком.

— Что ты говоришь! А как ты объяснишь, что Ливи кричит, когда занимается этим, а ты на следующее утро не можешь смотреть мне в глаза? Мы перекатываемся от одного одеяла к другому и говорим себе, что изобрели новый путь, тогда как на самом деле это все просто еще один вид похмелья, еще одна лажа.

Чарльз встал, закинул за спину рюкзак, покачал головой.

— Будет лучше, если я пойду.

— Ты губишь хорошую вещь, Чарльз, — сказала Беки.

Чарльз пожал плечами.

— Может быть. Но я должен выяснить это для себя сам. Не унывай, Беки.

— Ты тоже, милый.

Чарльз махнул на прощанье рукой и отправился в путь, оставив Беки одну на скамейке. Один раз он оглянулся и был поражен тем, какой маленькой она выглядела, — как будто бы он уже смотрел на нее с огромного расстояния.

Следующие два дня Форман заставлял труппу работать долго и напряженно: снимали они с самого утра и до позднего вечера. Для Формана это был чрезвычайно плотный график, который, как он рассчитывал, должен был удовлетворить Харри Бристола. Но не удовлетворил. Бристол постоянно жаловался, что Форман продвигается слишком осторожно, снимает слишком много лишнего материала, тратит слишком много времени на установку камеры.

— Проклятье! — бушевал Бристол, когда Форман однажды потратил все утро, разведывая по окрестностям места для новых съемок. — Ты запаздываешь на целую неделю. Мой спонсор и так уже кричит, что я его без ножа режу. Если эта вещь не будет завершена, он не расколется на дополнительные бабки и я останусь с незаконченной картиной и по уши в дерьме, так что стыдно будет показаться на людях.

«Кто, интересно, сможет отличить одно от другого?» — подумал Форман и сказал:

— Я стараюсь для тебя как могу, Харри. Различные фоны действия придадут картине больше цвета, усилят ее зрительное восприятие. При таком ограниченном количестве актеров важно уберечь картину от статичности.

— Если только ты будешь поспевать вовремя, — ответил Бристол, и злость начала сходить с его разгоряченного лица. Форман понимал, что продюсер далеко не сдался — он просто отступил назад, чтобы оглядеть местность, прежде чем начать очередную атаку. — Ладно, — продолжил Бристол, и его отечные глаза приняли обманчиво спокойное и, одновременно, настороженное выражение, — валяй дальше.

Форман заговорил с профессиональной беспристрастностью.

— После большой ссоры между Сойером и Шелли, она уходит одна, уезжает в горы неподалеку от Акапулько. Пустынная, бесплодная красота местности и нежность героини будут превосходно контрастировать с зубчатыми горными вершинами. Очень расстроенная тем, что произошло, Шелли мчится по плохой горной дороге, стараясь забыться и отвлечься. Но она не знает, что Сойер едет за ней. Даем обратные кадры, потом снова возвращаемся к происходящему, чтобы сохранить темп и настроение действия, время от времени разбиваем экран на две части.

Бристол допустил, что ему нравится замысел.

— В каждой картине должна быть погоня. Пусть будет больше действия. Но, я слышал, в этих горах может быть опасно. Здешние горцы вроде как крутые парни…

Форман заставил себя отключиться от голоса Бристола, вспомнив свою последнюю встречу с Чинчауа: он почти смог почувствовать прикосновение ружья к своей щеке.

— Мы будем держаться безопасных мест, — уверил он Бристола, но был доволен, что расшевелил его немного.

— А как все это отразится на моей смете?

Форман проигнорировал вопрос.

— Когда Сойер нагоняет Шелли, она уже попала в аварию. Шелли невредима, но у нее шок, она перепугана. Потом идет большая сцена примирения…

— Слушай, а может им заняться этим прямо в машине? Или в дороге? Я тут как-то попробовал с одной школьной учительницей, когда ехал во Флориду. Она до смерти боялась змей и ни за что не соглашалась пойти в кусты. Может, тебе это использовать..?

Форман направился к камере, Бристол поспешил нагнать его.

— Еще одна вещь: фильм должен быть сделан до конца этого месяца. Мы и так превысили смету, мой человек в Нью-Йорке говорит, что больше не даст никаких бабок. Сделай все как надо для меня, Форман, и все будет в порядке. На другие картины, потом, будет отпущено больше денег. Сделай, и ты свободен. — Он схватил Формана за руку, развернул его к себе, и голос его стал тихим и резким: — Я говорю тебе еще раз — если предварительный вариант фильма не будет готов ко второму января, все переходит к Нью-Йорку. Это записано в договоре. Я буду побираться на улицах, и ты будешь вместе со мной, там же.

Форман высвободил руку.

— Именно так я и начинал, Харри.

В этот же день Форман объявил об изменении в графике съемок.

— Послезавтра мы все собираемся около «Хилтона» в семь утра. Целый день съемок в горах, все обеспечиваются питанием и свежей водой. Грузовики повезут оборудование, для актеров и труппы будут автобусы. Есть вопросы?

Вперед выступила Саманта.

— Ничего, если я поеду на своей машине, Пол? В такую ужасную погоду я, наверное, не выдержу поездки на автобусе.

— Если только вы будете на месте, когда понадобитесь мне.

Этим же вечером Форман, Бристол и Гарри Макклинток собрались в номере продюсера, чтобы разметить график съемок на конец недели. Они прошлись по сценарию Формана, планируя оставшиеся сцены так, чтобы снять максимальное количество полезного материала при минимуме затрат.

— Я внес изменение в сцену примирения героев, — заявил Форман.

— Для чего это? — вскинулся Бристол.

— Таким образом вводная сцена снимается в горах, — не то продолжил свою мысль, не то ответил на вопрос Форман. — Сразу же за этим изображение на экране размывается, и мы оказываемся на пляже. Что сэкономит нам почти четыре часа работы.

— Хорошо. Это больше похоже на дело.

— Послезавтра всех актеров второго плана уже можно будет распустить. Мне потребуется только Саманта, чтобы сделать пару вставок. Потом снимаем Джима и Шелли. Последний день — только одну Шелли. Я разработал один эпизод — «фантазия Шелли». Гарри, я хочу, чтобы камера взяла очень крупный план, следила за ее глазами. Потом идет ее сон, или мечта, в которой она видит себя ныряющей с тех высоких утесов…