Но Василий III, известив о движении своих воевод (Щени, Кошкина и Федоровича), приказал Шемячичу и Глинскому идти на соединение с ними в Оршу.

Шемячич и Глинский двинулись к Орше, по дороге заняли Друцк. Одновременно с ними к Орше подошел князь Щеня с новгородскими полками, и вместе они начали осаду крепости.[81] Однако взять Оршу не удалось. Третий воевода, Яков Кошкин, в это время стоял без дела под Дубровной.

12 июля 1508 года московские воеводы узнали, что войска ВКЛ идут к Орше. Тогда они ушли от крепости и стали на другом берегу Днепра, потом отступили еще дальше, к Дубровне, где стояли семь дней. Острожский переправился через Днепр после того, как его отряды отогнали противника от берега. К ночи бой прекратился. Глинский убеждал московских воевод дать утром генеральное сражение, но те не согласились и ночью отступили. Острожский, в свою очередь, не стал их преследовать, он вернулся в Оршу.

Из Дубровны московские воеводы пошли на юго-восток, к Мстиславлю, где разграбили и сожгли посад. Потом их войско пошло к Кричеву. Таким образом, московские воеводы разошлись с Острожским в разные стороны.

В августе Острожский и М. Фирлей с отрядами конницы совершили рейд в Северскую землю, а смоленский воевода Станислав Кишка с небольшим отрядом сжег крепость Белую, овладел Торопцом и занял Дорогобуж, который сожгли сами горожане, чтобы не оставлять врагу.

Тогда в контрнаступление перешли московиты. Воевода Кишка, засевший в Дорогобуже, бежал при приближении московской рати. Дорогобуж был взят. Таким же способом воевода князь Даниил Щеня взял Торопец. По каким-то неясным причинам дальше московские воеводы не пошли.

Сигизмунд I не имел сил далее вести войну, а Василий III не имел больше желания воевать. Посему им пришлось мириться. 19 сентября 1508 года в Москву прибыли королевские послы: полоцкий воевода Станислав Глебович, маршалок Ян Сапега и другие.[82] Уже 8 октября был заключен «вечный мир» (то есть бессрочный) между Московским государством и Литвой.

Согласно договору, Сигизмунд отдал Москве в «вечное владение» все завоевания Ивана III. Иначе говоря, тяжелые для Литвы условия перемирия литовского князя Александра с Иваном III стали теперь условиями «вечного мира» между Сигизмундом и Василием III.

Однако шесть волостей, занятых московскими войсками в ходе боевых действий 1507–1508 годов, пришлось вернуть Литве. Среди этих волостей были и владения Глинских. Родственникам и сторонникам Глинского было разрешено уехать в Москву. Поскольку все владения Михаила Глинского остались в Литве, Василий III пожаловал ему два города – Малый Ярославец и Медынь (по другим сведениям – Боровск), несколько селений под Москвой.

Кроме того, оба государя обязались быть заодно против всех недругов, в том числе против «перекопского царя», крымского хана Менгли-Гирея.

Весной 1509 года (25 марта) наместники Даниил Щеня и Григорий Давыдов, а также специальный посланник, князь Иван Оболенский, от имени великого князя московского заключили в Новгороде мирный договор с Ливонией сроком на 14 лет. По нему стороны освободили пленных; возобновили прежние условия о торговле и безопасности путешественников в обеих землях.

В это время император Священной Римской империи Максимилиан I, тот самый, у которого когда-то служил Михаил Глинский, обратился к Василию III с просьбой: восстановить ганзейскую контору (представительство) в Новгороде и вернуть немецким купцам из Любека товары, несправедливо отнятые у них 15 лет назад (в 1494 году) Иваном III. Весьма любопытен и характерен ответ Василия:

То есть, говоря словами баснописца Крылов, «у сильного всегда бессильный виноват».

Затем Василий III покорил древний Псков. Карамзин так характеризовал этот город-государство:

Каким-то чудом эта республика не разделила ужасную судьбу Новгорода при Иване III. У нее еще сохранилось народное правление (вече) и немалая толика свободы. Но, восклицал Карамзин, «могла ли уцелеть она в системе общего самодержавия?» Пример Новгорода ужасал псковитян; тем не менее, обольщая себя наивными иллюзиями, они рассуждали следующим образом:

По мнению Карамзина, именно такие мысли были основанием их политики. В ответ на произвол наместников великого князя, псковитяне жаловались московскому государю, боясь применить силу против самодурства его сатрапов. Так, ненавидя князя Ярослава, они снова приняли его к себе наместником: ибо этого хотел Иван, который лишь отложил до удобного случая уничтожение вольности Пскова. Но войны, внешние опасности, а может быть и старость помешали ему исполнить это намерение.

Василий III завершил дело отца: он легко нашел предлог. Псковитяне отличались значительно большей «смиренностью» в своих внутренних делах, чем буйные новгородцы, однако, как во всех феодальных республиках, тоже страдали от внутренних распрей. Еще при Иване у них произошел мятеж, в ходе которого один посадник лишился жизни, а несколько других чиновников бежали в Москву. Тогда же землевладельцы вокруг Пскова отказались платить дань горожанам. Собралось вече и решило их наказать. В качестве обоснования была найдена в архиве древняя уставная грамота, свидетельствовавшая, что они всегда считались данниками города. Узнав об этих событиях, Иван обвинил псковитян в самовольстве, им с трудом удалось смягчить его гнев молением и дарами.

Василий назначил своим наместником в Пскове князя Ивана Михайловича Репню-Оболенского. Получив соответствующие инструкции, он повел хитрую политику: с одной стороны, раздувал вражду между «старшими» и «младшими» горожанами; с другой – жаловался великому князю на их строптивость, особенно на посадников и дьяков, которые будто бы ущемляли его права и вмешивались в его судопроизводство. Для Василия этого оказалось достаточно.

Осенью 1509 года он поехал в Новгород вместе со своим младшим братом Андреем, с касимовским «царем» Летифом, коломенским епископом Митрофаном, знатными боярами и детьми боярскими. Цель его путешествия не знал никто. Везде народ приветливо встречал государя: он ехал медленно и с величием. Новгород, давно пребывавший в унынии, приобрел на время оживленный вид благодаря появлению великокняжеского двора и войска. Псковитяне отправили к великому князю многочисленное посольство – 70 самых знатных горожан и бояр – с приветствием и с даром 150 рублей. Главный среди них, псковский посадник Юрий, сказал ему: