«Господин Великий» вел самостоятельную внешнюю политику. Достаточно сказать, что за 305 лет (с 1142 по 1446 гг.) Новгород воевал со Швецией 26 раз; с Литвой – 14 раз; с Ливонским орденом – 11 раз; с Норвегией – 5 раз.

Но в случае подчинения Москве, с ее деспотическим азиатским режимом, процветанию Новгорода неизбежно пришел бы конец, ибо основой и гарантом этого процветания являлись, во-первых, приоритет товарно-денежных отношений над внеэкономическим феодальным принуждением и, во-вторых, республиканская форма правления. В общем, так все и произошло. Мнения по данному вопросу крупнейших российских исследователей Новгорода И.Д. Беляева, В.О. Ключевского, Н.М. Костомарова, А.И. Никитского, М.Н. Покровского совпадают.

Для начала Иван примерно в конце 1469 года направил послание, содержавшее следующие слова: «Люди Новгородские, помните, что Новгород – отчина великого князя!»

Новгородское вече, считая договор 1456 года утратившим силу вместе со смертью Василия II, ответило ему: «Новгород не отчина великого князя, Новгород сам себе Господин». Тогда Иван еще раз повторил свой главный аргумент, что Новгород – его исконная вотчина и потребовал: «Посылайте ко мне бить челом, а я буду жаловать свою отчину по старине».

В ответ на эти притязания архиепископ Иона, являвшийся высшим должностным лицом вечевой республики, пригласил в Новгород киевского князя Михаила Олельковича (или Олелько), внука Альгерда. Князья Олельковичи были православные, сам Михаил доводился двоюродным братом Ивану III. Архиепископ, посадники и бояре надеялись, что княжеская дружина значительно усилит новгородское войско, которое состояло из ополчения и наемников, приглашаемых в случае угрозы войны.[67] Кроме того, князь, как профессиональный воин, должен был стать главнокомандующим. 8 ноября князь Михаил приехал в Новгород. Но за три дня до приезда умер главный его сторонник архиепископ Иона. Разгорелась борьба за освободившийся престол.

Примерно в это же время Иван III сообщил изумленному новгородскому послу, что род князей московских – это общий род князей «володимерских и Новгорода Великого и всея Руси». Оглашенное на вече в Новгороде, данное заявление вызвало бурю возмущения. Среди новгородского боярства возникла группировка во главе с кланом Борецких, сделавшая ставку на покровительство Казимира IV, великого князя Литовского и короля Польского.[68] Ее сторонники провозгласили:

Ввиду явной угрозы скорого вторжения московитов, новгородское вече одобрило предложение этой группировки направить послов в Литву – просить о военной помощи. Уже в конце ноября 1470 года в Вильно прибыло новгородское посольство (боярин Тимофей Остафьевич Груз с несколькими помощниками), которое провело переговоры об условиях возможного союза.

Великий князь Москвы Иван III

Довольно быстро выяснилось, что Михаил Олелькович не устраивает ни литовскую партию, ни московскую. Горожане «показали князю путь» и 15 марта 1471 года он покинул Новгород вместе со своей дружиной. По дороге домой, в порядке компенсации понесенного морального и материального ущерба, он изрядно ограбил Старую Руссу и те волости, через которые проезжал.

В том же марте месяце Иван III прислал в Новгород новое послание. В нем он впервые привел аргумент, который впоследствии рьяно использовали его наследники. Дескать, дело вовсе не в богатствах и землях Новгорода, а в том, что его жители якобы намереваются перейти из православия в католичество (имелось в виду посольство боярина Груза):

Несмотря на этот призыв и прямые угрозы, в конце все того же марта 1471 года в Вильно спешно выехало второе посольство. На этот раз в него вошли влиятельные люди республики: посадник Дмитрий Борецкий (сын Исаака и Марфы), двое бояр и пять житьих людей.

После их возвращения, в Новгороде к июню был составлен проект договора между Литвой и Господином Великим Новгородом. Он начинался следующими словами:

По этому договору, литовский великий князь обязывался держать в Новгороде своего наместника из числа православных литовских князей. Наместник, его дворецкий и тиуны, проживая на Городище, не должны были иметь при себе более 50 человек.

Главным же пунктом был следующий: Если пойдет великий князь московский или сын его, или брат на Новгород войной, то великий князь Литвы должен идти на помощь новгородцам. Если он, не помирив Новгород с московским князем, уедет в Литву или в Польшу, или в Немецкую землю, а без него снова пойдет Москва на Новгород, то Рада Литовская должна без него оборонять Новгород.

При этом Казимир IV обязывался сохранять все новгородские вольности («держати тебе честны король, Великий Новъгород в воли мужей волных, по нашей старине») и не притеснять православную веру. Кого захотят новгородцы, того и поставят себе владыкой (архиепископом – А.Т.), а литовский великий князь не будет строить католических церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской. Как видим, никакой угрозы православию этот союз не предвещал.

После переговоров с послами Казимир IV отправил в Золотую Орду гонца с богатыми дарами, чтобы подтолкнуть Ахмат-хана к набегу на Москву. Но сам он не помог новгородцам, когда летом того же 1471 года Иван III пошел на них с войском.

Его бездействие можно объяснить двумя основными причинами. Во-первых, хотя текст договора обсуждался обеими сторонами, он еще не был официально заключен. Во-вторых, Иван III действовал быстрее. Пока Казимир думал, как ему лучше поступить, вся кампания уже завершилась. По меркам 1470 года Москва провела против Новгорода «молниеносную войну». Например, хан Ахмат, узнав о предложении Казимира, выступил на Москву так скоро, как смог – в следующем году!

Итак, в первых числах июня 1471 года московиты вышли в поход. Князь Иван III не ожидал встретить серьезного сопротивления от новгородцев. Поэтому он разделил свои войска на три части. Князь Даниил Холмский с десятью тысячами человек направился вдоль Ловати к Старой Руссе. Отряд воеводы Стриги Оболенского двигался вдоль Мсты в Двинскую землю. Наконец, сам Иван Васильевич со своим двором и тверскими ратниками шел вслед воеводам, сильно отставая от них.

По словам летописцев, в пути московиты безжалостно разоряли землю, «пленующе и жгуще и люди в плен ведуще». Жестокими расправами они стремились устрашить новгородцев; пленным они «повелеша носы, уши и губы резати». О том же пишет Нечволодов:

Новгородские бояре срочно собрали ополчение и пригласили наемников. Общая численность их войск составила 25–30 тысяч человек. Однако войско наполовину состояло из ополченцев, имевших слабую военную подготовку и в своем большинстве не горевших желанием сражаться – как они думали – за интересы бояр. Эти олухи наивно полагали, что царь Иван станет защитником «меньших людей» от «власть имущих». В новгородской летописи сказано, что мобилизация горожан проводилась насильственными методами. Тех, кто не хотел воевать, «разграбляху и избиваху, а иных в реку в Волхов метаху»!