Действительно, вернувшийся Семенов выглядел довольно мрачным. И закинул удочки в неожиданном направлении.

– У твоих знакомых есть какие-то связи в ВВС? – спросил он у меня. – Если послать за Большим вертолеты, какой-то шанс сохраняется.

Я задумчиво посмотрел на Седого. Ему мои «связи» были хорошо известны. Что бы такое придумать? – На какой машине он был? – спросил Седой.

– Ребята говорят – на «Волге», – ответил Семенов. – Но двигатель там другой, не от «Волги». И по звуку слышно, и по рывку видно.

– Вот что, – я решил немного разрядить ситуацию. – Деньги назад я не требую. Считайте, что получили беспроцентный кредит. На…, на… ну, потом уточним. А вот с кем я бы не хотел связываться – так это с армией. Они так любят, когда их на чем-нибудь ловят… Потому я и ищу сейчас эти три боеголовки, как частная лавочка. Вдруг военные захотят замять дело?

Седой посмотрел на меня, как на последнего идиота (какие, к черту боеголовки?). Так и надо. Пусть Семенов считает меня проболтавшимся идиотом, я согласен.

Первым делом после возращения я наведался на четвертый этаж. Искал родителей Вальтера. При этом рискнул даже постучаться в квартиру, где жили Сильвия с Рутой, хотя до конца и не избавился от подозрения, что это именно они упекли меня в принудительную ссылку к скелетам и шулу. Увы, никого. Четвертый этаж словно вымер. Ни одного человека! В каких вариантах их носит? Но, надо признать, я уже давно, сразу после возвращения, заметил, что с Домом происходит нечто странное. Поначалу я все списывал на счет своего отвыкшего от обычной жизни взгляда. Нет, дело было не во взгляде. Дело было в жильцах, которые, по каким-то своим причинам, потеряли интерес к пребыванию с Санкт-Петербурге. Я даже немного пофантазировал. Может быть, именно так и происходить перемещение Дома из одного города в другой? Никакого «собрания жильцов», никакого голосования. Просто базовый город перестает интересовать обитателей Дома, они перестают в нем появляться и… Что «и»? Дальше я не продумал, но очень просто предположить, как Дом, исчезнув в Санкт-Петербурге, появляется в другом городе. Может быть, именно я своим регулярным верчение-кручением в районе Питера удерживая серую махину от перебазирования в… Вашингтон?

Нахождение Вальтера в Доме было чревато непредсказуемыми сюрпризами. Поэтому после плотного завтрака с обильным кофепитием (уж больно ночь выпала бессонная) я вышел в Ригу. Разумеется, с Седым и насильно покормленным мальчишкой.

На такси мы подъехали к какому-то мощному кирпичному гаражу с металлическими дверями. Седой влез в потрепанную «Ладу», долго прогревал двигатель. За это время я успел надавать ему поручений. Следовало тщательно сторожить мальчишку, найти и арендовать одноэтажный домик без малейших признаков лестницы в конструкции, нанять специалистов, которые могли бы излечить Вальтера от пагубного пристрастия… Целое дело. Такому лентяю, как я, не пристало углубляться в детали.

Седой подбросил меня до своей конторы и там начальственно разрешил Свете оставить работу для серьезного разговора со мной. Девушка выглядела недовольной моим визитом, но не напуганной, как если бы она сотрудничала с Семеновым с целью моего похищения. Я подходил и так, и сяк – она отказывалась говорить, в чем была причина ее странного поведения.

Психолог из меня плохой. Специалист по допросам – еще хуже. Я не выдержал и ляпнул, что если она отказывается от объяснения, я сейчас пойду к Седову и скажу, что подозреваю его секретаршу в работе на конкурентов. Света посмотрела на меня ненавидящим взглядом.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Слушай. У тебя настоящий талант все портить. Ты так хорошо начал, ты понравился мне с самого первого своего появления. И нравился больше с каждой нашей встречей. Но одновременно я замечала, что с тобой что-то не то. У тебя какая-то редчайшая форма эгоизма. Я даже могла бы понять, будь у тебя элементарное мужское желание переспать со мной и смыться.

Я хотел сказать в свое оправдание, что желание было, даже смываться я не особенно собирался. Потом передумал. А Света продолжала.

– Но твой эгоизм другой. Я даже не могу объяснить, я чувствую. У меня дурацкое ощущение, что ты – инопланетянин и отношение ко мне и другим людям у тебя – как к подопытным животным. Или вроде этого. И одновременно меня тянуло к тебе. Я не знала, что творится, психовала. Пора было делать какой-то ответственный шаг, а я не решалась. Из-за этого злилась. Спасибо, теперь ты все решил за меня. Иди, пожалуйста. – Извини, – сказал я. Это недоразумение. Забудь, извини. И пошел, как оплеванный.

Я – не большой любитель спиртных напитков. В мире скелетов я даже чуть было совсем не отвык от алкоголя. Ну, а пить в одиночестве – просто из ряда вон. Но я пил. Выставил на стол батарею «Финикии», заказал Дому цыпленка, жаренного на вертеле, и засел за трапезу.

Мне хотелось накушаться и отключиться, погрузиться в сыто-пьяное оцепенение, когда чувство вины и осознание собственного ничтожества вязнут в алкогольном дурмане и перестают жалить. Но получалось наоборот. Выпив, я стал еще более самокритичным. Света, обругав меня, столкнула камень, потащивший за собой целую лавину, Моя жизнь разваливалась на несколько слабо стыкующихся друг с другом кусков. Первый, самый длинный – образцово-показательное советское детство и отрочество. Второй – яркий короткий период в несколько месяцев, когда я приобрел власть над Домом и, на фоне отцовской борьбы с мусульманами, пережил некоторое количество приключений. Третий – жизнь в мире скелетов, которую можно было назвать так: «человек-растение в стране кошмаров». Четвертый – вот он я, сейчас, во всей красе: «Сергей Кононов против мусульманского подполья в поисках супербомбы».

Что я мог сказать об этих периодах? Первый – черт с ним, под опекой и защитой любящего отца я жил вместе со всей Страной Советов и даже не знал толком, что такое жизнь. Второй – простительно для молодого парня, мгновенно взлетевшего к вершине власти. Тем более, там у меня было несколько интересных находок.

С присущей пьяным нелогичностью, я не стал обдумывать третий и четвертый периоды. Я перешел конкретно к упущениям.

Сбежал Бахтияр. Опаснейший убийца оказался предоставлен самому себе. Где-то в дебрях исламского мира лежит и дожидается своего часа чудо-бомба, выхода на которую я лишился с исчезновением Бахтияра. И еще – я полное дерьмо, как говорит Света, умная девушка, которая мне так внезапно понравилась. А раз она умная, то все, что она говорила – правда. Ну…

Я сидел, обхватив голову руками. воспоминания смешались и стыковались совершенно неупорядоченно. Мои попытки ухаживать за девчонками в школе, секс-марафон на пляжах Феодосии и… чудовище-шулу, с которой мне предлагал переспать мой сосед по шалашу. Грязное рубище, в котором я делал вылазку в Персию, и чистые простыни на широкой кровати, где мы нежились с Рутой.

И тут меня как громом поразило. У меня же еще одна подруга могла быть… Там, в варианте Медведя, приятнейшая девушка лет двадцати, недавно приехавшая из воюющей Германии и подрабатывавшая уборкой комнат в моем коттеджике. Она так преданно на меня смотрела, когда случайно заставала дома! Я бы даже сказал – нежно смотрела. Жаловалась на свою тяжелую судьбу на смешном исковерканном испанском. Почему я и тогда оказался такой бесчувственной скотиной? Ведь мог же помочь и… приласкать. И сам найти ответную ласку, понимание. Как мне ее найти? Номер ее телефона висел на видном месте, рядом с номерами пожарных и контрразведки. Как же ее звать? Забыл, черт. Сейчас схожу, посмотрю…

Я привел в порядок одежду, вышел на лестницу и двинулся в вариант Медведя. Я шел, шел, и… обнаружил себя уже в Хевронском отделении контрразведки. Вот, занесла нелегкая на пьяную голову!

Ноги сами вывели меня в коридор, где находился кабинет Моше. Я чуток поднапрягся и вспомнил, что кроме безымянной любимой девушки посеял в этом месте еще двух нелюбимых арабов. Один из них мне точно не нужен. А вот второй должен был либо умереть, либо очухаться. Что он скажет очухавшись?