– Вообще-то, я собираюсь вернуться, – меня удивил такой пессимизм. – Да и тобой жертвовать я тоже не планировал. – Кто знает, кто знает…

Я понял, что как попутчик Борис потерян, а слушать его дальше – у самого пропадет желание действовать. Тем более, Седой говорил, что уже почти подобрал отличную команду: сербы, специалисты по диверсиям, двое наших, бывшие десантники, еще кто-то. А здесь пора было менять тему.

– Кстати о детях, – сказал я. – Твоему старшему скоро будет тринадцать. Ты не хочешь, чтобы я научил его пользоваться Домом? У парня может получиться. Гены у него такие же как у меня.

– Хочу ли я? Не знаю, как насчет хотения. Скорее – я боюсь, что он научится. Понимаю, это выглядит странно. Ведь ты – человек куда более могущественный, чем я. Это ты выручаешь меня деньгами, а не наоборот. Но я боюсь возможности, что мои дети овладеют таким… такой мощью. Власть и сила – не всегда в радость. Лично я не хотел бы взваливать на себя твою ответственность. Разобраться с мусульманскими террористами… Разобраться со скелетами… Это даже не простой страх.

– То есть ты считаешь, что мое богатство мне не в радость, – пробормотал я.

– Вот! Вот! – брат подпрыгнул на стуле и шлепнул себя ладонью по лбу. – Вот что мне это уже давно напоминало. «Богатые тоже плачут.»

– Кто плачет? – не понял я.

– Это такой долгоиграющий сериал по телевизору, – объяснил брат. – Название такое. Жена иногда смотрит. Там действуют отец и мать главного героя. Очень важные персонажи. Но в какой-то момент они вдруг становятся не нужны сценаристу. И их отправляют в Европу. Без всякой на то причины! Дальнейшее действие происходит без них.

– У тебя чай, случайно не с градусами? – пошутил я. – При чем здесь сериал?

– Наш отец, – Борис не обиделся. – То он был, тебя на подвиги вдохновил, меня в Израиль упек и… исчез. Нет его. Какому сценаристу он мешал? И в какую Европу его послали вместе с твоей матерью?

– Вообще, он сам кого угодно может послать, – неуверенно сказал я. – Именно это тебя и озарило?

– Цепочка ассоциаций такая: твое заявление, что богатым тоже бывает хреново, исчезнувшие отцы и, главное, твое упоминание о генах. В одном из последних разговоров, когда отец в миллионный раз уточнял подробности твоего исчезновения, он сказал, что разгадка таится в твоей наследственности. – Что?

– Да-да. Мы, мол, зря пренебрегали фактом, что ты одарен сверх меры. Это – неспроста. Он, отец, не мог творить чудеса. Наш дед, его отец, тоже не мог. Лезть глубже в этом направлении смысла нет. Надо разобраться по твоей материнской линии.

Я подумал о матери. Что тут разбираться? Ведь мать – человек со стороны, не из Дома. Неужели… Неужели во время частых «командировок» отца она ему изменила? И отец – не мой отец?

Решив не обсуждать подобный бред вслух, я отдал должное остывающему чаю. Как китайцы добиваются такого удивительного результата? Коптят они его, что ли?

– Лично я, – философствовал тем временем Борис, – несмотря на все свои гены просто не могу заставить себя поверить в Дом. Я подозреваю… Мне кажется, что этот многоэтажный серый ящик – просто огромный прибор по производству галлюцинаций. Этакий огромный сверхмощный иллюзион. Уж не потому ли я его боюсь? Мне страшно не то, что кем-то выдуманные типы сдерут с меня кожу, набьют заговоренными травами и заставят мое чучело работать на плантации. Мне страшно, что зайдя в Дом, я отключусь и навсегда погружусь в мир иллюзий.

– А твой призрак, этакая ожившая галлюцинация, будет тем временем шастать к твоей жене? – не удержался я. – К моим визитам ты уже привык, на мои галлюциногенные деньги купил дом. А еще одна седая галлюцинация вообще действует абсолютно автономно. К счастью – на нашей стороне. Чего, увы, не скажешь о Бахтияре. Кстати, физик, что ты думаешь о «неправильных мирах» и «неправильных бомбах».

– Галюки, – махнул рукой брат-скептик. – Но если пойти у тебя на поводу и допустить альтернативные миры, где жизнь миллиардов людей отличается от нашей только потому, что некий князь с крутейшего похмелья возненавидел пьянство и принял ислам вместо христианства, то должны существовать миры, где, всего-навсего, кое-какие законы природы отличаются от наших. – Но как же там живут люди и почему они остаются такими же, как мы?

– Я же говорю – галюки. Просто там, где нет людей, нет и Дома. И получается, выходить можно только туда, где законы природы чудят недостаточно сильно. Но на бомбу хватает. Например, мир, где энергия химических реакций приближается к энергии ядерной. – И каждый лесной пожар вызывает несколько ядерных взрывов, – съязвил я.

– Не утрируй. Просто их взрывчатка многократно превосходит по силе нашу. Их войны ужасны, а так как нет страха перед радиацией, подобного нашему страху взаимного гарантированного уничтожения, воюют в таких мирах часто. Отсюда – нехватка людей, рабочих и солдат. Отсюда – необходимость в размножении клонами, почти почкованием. Вот эти свирепые ребята и заказывали в наших краях нужный им генетический материал. А Бахтияр его поставлял.

Я вспомнил, как неуютно чувствовал себя в мире шин-мем-айн. А вот Бахтияр, мусульманский супермен, не побоялся, оказавшись в подобном. Смело вышел, не зная ни языка, ни обстановки, сориентировался. Установил контакт, договорился. Наверное, жить с верой и по вере легче? Во всяком случае – нет страха смерти. Даже не важно во что ты веришь.

Нам еще было, что обсудить. Бориса переполняли идеи. Похоже, брат мог объяснить все на свете. Мне будет чертовски не хватать его подсказок в Скелетии.

Южная ночь наступает быстро. Сумерки мимолетны, их можно пропустить за время между глотками чая. На свет электрической лампочки слетелись комары. Пришло время прощаться.

Я шел по лестнице, постепенно превращающуюся в родную питерскую. Еще через несколько дней у меня под ногами должен был оказаться шершавый камень, неумело обтесанный моими руками. Что вело меня в Скелетию? Чувство долга? Клятва? Месть? Нет. Суетясь и делая даже вполне достойные вещи, я вечно упускал самое главное. Я ни на шаг не приближался к ответу на абсолютно личные вопросы: где мои родители? какие семейные тайны хранит моя наследственность? Моя изоляция в Скелетии, вернее, причины этой изоляции могли оказаться подсказкой.

Многотомная сверхчеловеческая библиотека Дома, где варианты – книги, страны – страницы, семьи – слова, а люди – просто буквы, не могла существовать без Писателей. Картины матери: Собакочеловек, Мир Скелетов… Неужели моя скромная мама годилась здесь на роль Иллюстратора? Как мало я знаю. Но в одном уверен: место буквы в чужом сценарии – не для меня.