Когда мы вернулись в город, было уже совсем темно. Ночью улицы Рино, провинциального городишки, самопровозгласившего себя самым большим малым городом в мире, выглядят ещё более вызывающе, чем днем, и мы ехали по нему в полном молчании. Следуя её указаниям, я свернул на улицы чистенького жилого района, где мы в конце концов остановились перед небольшим домиком с голубыми стенами, выстроенным в калифорнийском стиле — две спальни, ванная комната, гостинная, она же столовая, и маленькая, но очень уютная кухня. Еще сюда также стоит включить полы, выложенные паркетом из древесины твердых пород, и многочисленные встроенные шкафы, однако все это безлико, лишено характера и индивидуальности.

— Остановись на подъездной дорожке, — попросила девушка, что я и сделал, остановившись возле белой спортивной машины, припаркованной тут же. Ей же, видимо, показалось, что я жду от неё каких-то объяснений относительно дома, и она заговорила, словно оправдываясь: — Конечно, для одного жильца такой дом несколько великоват, но было бы несправедливо по отношению к Шейху держать его в квартире. Соседи просто из кожи вон лезут, все допытываются, кто я такая и почему живу здесь одна. — И сухо добавила. — Когда им это удастся, то, скорее всего, они составят петицию с требованием выселить меня отсюда. Ну да ладно, спасибо, что подвез.

— Я все-таки помогу тебе с выгрузкой этого маломерного жеребца, предложил я.

И не ошибся, потому что усилиями одного человека здесь все равно было не обойтись. Пес ни за что не хотел вылезать из машины; и в конце концов мне самому пришлось залезть в кузов и выгнать его оттуда, чтобы он выскочил прямо в руки хозяйке. Признаться, изначально у меня были некоторые сомнения относительно подобного маневра — все-таки у пса были мощные челюсти и острые клыки — однако, очевидно, он боялся меня гораздо в большей степени, чем я его. Он просто трусливо жался к походной койке, а когда я, наконец, зашел к нему в тыл, то пулей вылетел наружу. Девушка же уже ждала его, однако семьдесят футов живого веса, свалившиеся на нее, оказались слишком тяжелой ношей, и она упала на посыпанную гравием дорожку. Однако при этом ей удалось изловчиться и уже в падении поймать конец поводка.

— Молодец, Шейх, — ласково проговорила она, поднимаясь с земли. — Что ж, ещё раз спасибо, — эти слова были уже обращены ко мне. — Надеюсь, тебя не слишком утомили мои жалобы. Кажется, на языке зануд-психоаналитиков это называется катарсисом, да?

— Вроде того.

— Так может быть все-таки зайдешь в гости? У меня есть ликер и лед, и, кажется, где-то в холодильнике завалялся гамбургер.

Говоря это, она продолжала стоять рядом с моим грузовиком, старательно отряхиваясь после падения. Это было сказано вполне невинно, однако её взгляд её чарующих глаз был прикован к моему лицу. Это была проверка, целью которой было выяснить, действительно ли я такой уж милый парень, или же просто ещё один придурок средних лет, неравнодушный к юным и симпатичным девочкам.

— Звучит заманчиво, — сказал я, и, заметив, как ехидно она прищурилась при этом, тут же добавил: — но уж лучше как-нибудь в другой раз. Жутко хочется спать. За последние сутки я глаз не сомкнул, всю прошлую ночь провел за рулем, добираясь сюда через пустыню.

— А где ты остановился?

— В мотеле «Риверсайд», — ответил я.

Она как будто немного смутилась, а затем вдруг спросила:

— Ты любишь ходить на охоту?

— Конечно, — сказал я, — но только, насколько мне известно, сейчас не сезон. К тому же, в связи с тем, что я не проживаю постоянно в вашем штате, мне пришлось бы покупать лицензию, а это довольно дорогое удовольствие.

Она опустила руку и погладила пса по узкой голове.

— Ему не нужна никакая лицензия, к тому же сезона охоты на зайцев никто не закрывал. По крайней мере, меня, как видишь, до сих пор ещё не арестовали. Это… это захватывающее зрелище. Неплохо было бы выбраться завтра на природу. Не откажешься составить мне компанию?

— Не откажусь, — сказал я. — Но только не с утра пораньше.

— Мы могли бы поехать на твоем грузовичке, чтобы мне не бить свою дорогую игрушку по рытвинам и колдобинам. Я за тобой зайду.

Сказав это, она развернулась и быстро вошла в дом, уводя за собой пса. Хлопнула дверь, в окнах зажегся свет. Я же погрузился в глубокие раздумья. Когда у тебя такая опасная и нервная работа, то поневоле привыкаешь не обольщаться на свой счет, прекрасно понимая, что не относишься к тому типу мужчин, с кем любят проводить время юные красавицы — даже если речь идет всего лишь о наблюдении за псом, гонящимся за кроликом.

Уже собираясь уезжать, я снова взглянул на её машину. Это был изящный спортивный «мерседес», ни в коей мере не напоминавший своих собратьев большие, сверкающие лимузины. Однако, машинка была вполне приличная, и могла потянуть на добрых тысяч шесть долларов. Придя к такому выводу, я сел за руль своего старенького пикапа — на распродаже подержанных машин красная цена ему долларов двести, да и то, если продавец окажется чересчур жадным поехал обратно в мотель и припарковался перед крыльцом своего коттеджа.

Я вышел из машины и, подойдя к двери, внимательнейшим образом её оглядел. Все говорило о том, что без меня сюда никто не входил. Я в душе посмеялся над собой за излишнюю подозрительность. Ведь все-таки у меня отпуск. Я уже вставил ключ в замок, когда в густых зарослях кустарника справа от меня послышался какой-то шорох, и незнакомый голос окликнул меня сдавленным шепотом.

— Эрик…

Я сунул руку в карман и нашарил рукоятку небольшого складного ножа. Это был замечательный ножик, изготовленный умельцами из немецкого города Золинген, а мне он достался во время войны в качестве боевого трофея, так как прежнему владельцу он уже был ни к чему. Он был ненамного больше обычного складного ножа, но был сделан со знанием дела. Лезвие стопорилось в открытом положении, так что не было нужды волноваться о том, что в самый разгар драки, во время атаки на противника, оно может сложиться, наткнувшись на кость, и повредить вам пальцы. Но голос назвал мой оперативный псевдоним. Держась за ключ левой рукой, я с озабоченным видом принялся шуровать им в замке, делая вид, что дверь никак не поддается.

— Назовите себя, — вполголоса приказал я, не поворачивая головы.

— Пол.

Я ждал. Он должен был сказать фразу-пароль, на который мне, в свою очередь, следовало дать отзыв. Но он лишь тихо застонал.

— Ради Бога! Помогите мне. Быстрее. Я… так долго ждал… Я ранен… — после чего послышалось нечто, похожее, на предсмертный вздох.

Я ничего не сказал. Знакомый трюк, тем более, что в свое время я на него уже попадался. Я вынул из кармана нож и открыл его, постаравшись приглушить щелчок откидного лезвия. Кодовые имена мог узнать кто угодно. Тем более, что в отличие от паролей, они никогда не менялись. Мои же гуманистические инстинкты давным-давно атрофировались. Так что я не собирался заниматься самодеятельностью и лезть в кусты, чтобы оказать первую помощь неведомому обладателю незнакомого голоса.

Больше никто со мной не заговаривал, так что никакого продолжения не последовало. Провозившись ещё какое-то время с замком, я в конце концов повернул ключ и быстро вошел в свой коттедж. Как и следовало ожидать, с момента моего ухода сюда никто не входил, и в номере меня никто не дожидался. Убедившись в этом, я включил свет, сложил нож, убрал его обратно в карман, после чего вынул из-за голенища ковбойского сапога револьвер и лишний раз убедился в том, что он заряжен. Это был маленький монстр со спиленным стволом и ободранной облицовкой, слишком легкий для того, чтобы гасить отдачу, особенно при быстрой стрельбе, однако теперь я был рад и ему.

Я засек время на часах: семь минут девятого. По моим расчетам, пятнадцати минут должно было хватить на то, чтобы дать им ясно понять, что я не собираюсь поддаваться на подобные провокации. За это время они вполне успели бы убраться отсюда, но его было явно мало для того, чтобы переиграть ситуацию и организовать какой-либо хитроумный обходной маневр. А если там, за дверью, и в самом деле находился мой коллега-оперативник, тот молодой парень, Пол, в отношении способностей которого у Мака имелись какие-то сомнения, если он действительно ранен… что ж, раз он даже представиться не сумел надлежащим образом, пусть теперь пеняет на себя и ждет, пока я не соблюду все полагающиеся в подобном случае условности.