Здесь, среди йоркширских холмов, мой отец встретил мою мать-англичанку. Со временем молодые супруги переселились в Манчестер, где в 1979 году родился я. Мои старшая сестра, младший брат и я – наполовину англичане, наполовину китайцы: в нашей крови и культуре – сплав Востока и Запада. Пять дней в неделю мы посещали начальную школу, принадлежащую англиканской церкви, а по субботам и воскресеньям ходили в китайскую школу; по субботам мы ели рис, а по воскресеньям – жаркое из говядины.

В 1984 году Восток призвал моего отца к себе. GEC, инженерная компания, на которую он работал, направила его в Гонконг. В то время эта территория, расположенная рядом с южным побережьем Китая, все еще находилась под управлением Британской короны, однако уже ненадолго. В том же году Маргарет Тэтчер подписала соглашение с китайским лидером Дэн Сяопином о возвращении Гонконга под контроль Пекина в 1997 году. Итак, в то время как годы британского владычества подходили к концу, мы жили там в течение двух лет в замкнутой атмосфере тесного круга европейцев и американцев, ведя комфортабельную жизнь, вращавшуюся вокруг загородных клубов, международных школ и разнообразных роскошных курортов на побережье Южно-Китайского моря. Именно в эти благословенные времена я впервые побывал в материковом Китае, чтобы встретиться с семьей отца – с теми, кто остался жить на родине.

Все они покинули Чунволэй и переселились в столицу провинции, Гуанчжоу (прежний Кантон). Поездка по железной дороге из Гонконга в Гуанчжоу заняла всего несколько часов, но за этот короткий промежуток времени мы, казалось, перенеслись на несколько десятилетий назад. Яркий неоновый блеск Гонконга 1980‑х сменился тусклым бетонным аскетизмом. Вместо заполнявших дороги «Тойот» и «Порше» мы теперь видели тысячи велосипедов. Брат моей бабушки работал картографом в одном из правительственных учреждений Гуанчжоу. Его жена трудилась на фабрике, производящей кисточки для бритья. По китайским меркам того времени, они жили вполне благополучно. И тем не менее семья из шести человек, включая мою дряхлую девяностолетнюю прабабушку, жила всего лишь в трех голых комнатах сырого, потрескавшегося многоквартирного дома. У них не было ни телевизора, ни плиты, ни стиральной машины. На дюжину семей был только один туалет. Маленькую печку топили угольными брикетами, и было непонятно, каким чудом моя двоюродная бабушка сумела приготовить на ней обильное угощение из блюд традиционной кантонской кухни.

Я был озадачен отсутствием кроватей в этой перенаселенной квартире. На чем, скажите на милость, они улеглись спать, когда мы вернулись в свою гостиницу? Много лет спустя двоюродный брат рассказал мне, что вечером семья вытаскивала из алькова деревянные доски и сооружала из них постели. Мне было всего пять лет, но я помню свои мысли о том, как мало вещей было у наших родственников по сравнению с нами. Перед нами предстало существование, на которое скорее всего был бы обречен и мой отец, останься его семья в Китае.

С тех пор, конечно, произошли большие сдвиги. Я наблюдал, как с годами, по мере либерализации экономики страны, менялась жизнь моих китайских родственников. В 1990 году старый многоквартирный дом снесли и на его месте построили новую сверкающую башню под офисы, а семья моего двоюродного деда приобрела на собственные средства новую квартиру на другом конце города. Их новое жилье вчетверо больше прежнего, там есть даже удобный балкон, на котором двоюродный дед выращивает орхидеи. Нет необходимости каждый вечер устраивать кровати из досок. В квартире также имеется собственная ванная комната и газовая плита.

Семья не только стала богаче, она также обрела экономическую самостоятельность. Мои двоюродные братья теперь владеют собственным бизнесом: одному принадлежит фирма по связям с общественностью, другому – строительная компания. Появилось гораздо больше гражданских свобод, среди которых не последнее место занимает возможность ездить за границу. Дочь моего двоюродного брата живет в Нью-Йорке и работает ассистенткой современного китайского художника. Ничто из перечисленного не было бы возможно тридцать лет назад, во время моего первого посещения Китая. Сегодняшняя жизнь еще очень далека от совершенства, однако благосостояние моей семьи в Гуанчжоу неизмеримо выше, чем в 1984 году. Итак, мы знаем, что значило экономическое возрождение Китая для моих родственников, но каково его значение для окружающего мира?

После окончания университета в 2000 году я получил работу в газете «Индепендент» в Лондоне; после нескольких лет, ушедших на освоение ремесла журналиста, мне было разрешено писать передовицы. Передовица – это статья без подписи, выражающая позицию редакции по отношению к различным злободневным темам. Писание передовиц – интересная и развивающая интеллект работа, она побуждает вас к постоянному и разнообразному чтению. Вам необходимо всегда быть в курсе текущих событий, поскольку часто приходится в самый кратчайший срок сочинять статью на любую заданную тему. А в первую декаду нового тысячелетия список обязательных тем непременно включал в себя события в Китае, стране, занимающей первое место в мире по темпам экономического развития.

Неслыханно быстрый экономический подъем Китая, не имеющий исторических прецедентов, вызвал к жизни бесчисленное количество новостных сообщений, передовиц, книг и документальных фильмов. «Глобал лэнгвидж монитор», фирма, анализирующая средства массовой информации, пришла к выводу, что на протяжении первого десятилетия XXI века «китайское чудо» было наиболее популярной темой в газетных статьях, блогах и социальных сетях. Китайский экономический бум вызвал в прессе отклик даже больший, чем террористический акт 11 сентября и вторжение в Ирак.

Многие авторы предлагают свои теории о том, что представляют собой Китай и китайский народ и какое значение все это имеет для Запада. Среди потока подобных комментариев я выделил наиболее часто встречающиеся: древняя культура, единая нация, трудолюбие, население, ставящее материальное благополучие и развитие экономики выше свободы личности, приоритет, отдаваемый образованию. Но, пожалуй, более всего бросалась в глаза идея, объединяющая эти наблюдения, проходящая под ними как некое подводное течение: настанет день, когда китайцы будут «править миром».

Средства массовой информации постоянно подпитывают это ощущение: Китай нас перегоняет. В 2012 году Би-би-си показала документальный фильм о предпринимателе из Мерсисайда, пытающемся переместить свою фабрику по производству подушек из Китая обратно в Великобританию. Он испытывает мучительную неуверенность при мысли о том, смогут ли английские рабочие сравниться с китайцами в надежности и стоимости оплаты труда. «Это история маленького городка на севере Англии, – заявлял рассказчик, – и его попытки вступить в состязание с одной из самых экономически могущественных и быстро развивающихся наций мира».

Джереми Паксман, самый грозный журналист Би-би-си, побывал в Китае в 2012 году и не мог скрыть своего восхищения трудовой этикой местного населения. «Вся экономика держится на массе рабочих-мигрантов, готовых отправиться куда угодно в поисках заработка, – рассказывает он. – Вы слышите стук их молотков на строительных площадках, видите, как они карабкаются по небоскребам от рассвета до глубокой ночи». Характерно, что затем мысли Паксмана обращаются к тому, что он видит дома. «Надо наконец покончить с этой дряблой философией западных «государств всеобщего благосостояния», продавших свое будущее ради дешевых телевизоров и кроссовок», – громоподобно заявляет он.

Эта идея находит подкрепление и в политических дискуссиях. Нам сообщают, что мы соревнуемся с развивающимися странами и Китай неизбежно занимает среди них первое место. И похоже, что в этом состязании мы – проигрывающая сторона: коммерсанты провозглашают Китай гораздо более открытой для бизнеса страной, нежели наши чересчур зарегулированные экономические структуры. Мы постоянно слышим о неимоверно высоких темпах роста китайского ВВП, несмотря на небольшие временные колебания, и это является еще одним подтверждением общей картины. Специалисты с уверенностью прогнозируют, что еще до конца нынешнего десятилетия Китай перегонит Америку в плане экономического развития.