— В удостоверении личности вашей жены был указан бульвар Бомарше…

По-видимому, вы там живете?

— Да…

— Очень милая дама с иностранным акцентом открыла мне дверь… Я спросил, где вас можно найти, и она дала мне адрес на улице Севинье…

— Вы ей сказали о том, что случилось?

— Нет… У вас есть машина?

Маленький белый «Ситроен» стоял напротив здания. Они сели в него. Дождь все еще шел и казался более мелким и прозрачным, чем в другие времена года.

— Как это случилось?

Сержант с уважением посмотрел на Селерена, как будто несчастье делало его особенным человеком, не таким, как все.

— Точно не знаю… Сейчас как раз ведется дознание на месте происшествия.

Знаю только то, что сообщили один прохожий и некто Манотти, зеленщик, его лавка прямо напротив места, где произошло несчастье… Поезжайте к Северному вокзалу… Больница Ларибуазьер на улице Амбруаза Паре…

— Жена в тот момент переходила улицу?

— По словам обоих свидетелей, она вышла из одного дома поблизости, а вот из какого именно — тут свидетельские показания расходятся… очень торопилась, шла быстро, почти бежала… Из-за дождя мостовая была скользкая, и, переходя улицу, она упала… Фургон не мог затормозить вовремя и переехал ее… Мой коллега тотчас же вызвал машину «скорой помощи»… Она еще дышала, хотя у нее была раздавлена грудная клетка…

— Она успела что-нибудь сказать?

— Нет… Прошу прощения за подробности, но ее рвало кровью… Приехал доктор Вижье на «скорой», и ее сразу перенесли в машину. Мой коллега, который был на месте происшествия, сообщил в комиссариат. Инспекторы помчались на улицу Вашингтона, а я отправился в больницу…

— Вы ее видели?

— Да.

— Куда ее положили?

— В отделении «скорой помощи» были места только в коридоре, там уже лежали двое или трое пострадавших. Доктор Вижье был еще там. «Вот ее удостоверение, тут есть адрес, — сказал он мне. — Нужно сообщить семье».

— Как она выглядела?

— Я только приподнял край простыни, прикрывавшей ее…

— Нет, не надо… Не говорите…

Как ни странно, он был спокоен, даже холоден как лед. Лавируя в потоке автомобилей, он добрался до въезда в Ларибуазьер.

— Немного подальше… Там отделение «скорой помощи»…

В коридоре с желтоватым плиточным полом молодой врач оказывал помощь старику, глядевшему в потолок пустым взглядом. Две другие койки были покрыты простынями.

— Сейчас я позову доктора Вижье…

Селерин застыл на месте, ничего не соображая. Медицинская сестра указала ему на стул и предложила сесть.

Он машинально ответил:

— Спасибо.

Но он не был в этом уверен. Мир вокруг него словно бы перевернулся, и все, что его окружало, все люди утратили материальность. Он смотрел на все почти безразличным взглядом.

Молодой врач подошел к нему из другого конца коридора и протянул руку.

— Мсье Селерен?

— Да.

— Доктор Вижье. Это я ездил на улицу Вашингтона, но, увы, было слишком поздно… Пожалуй, даже лучше, что она умерла сразу… Полагаю, вы не захотите, чтобы я рассказывал вам все в медицинских терминах? Скажу только, что у нее были раздавлены грудная клетка и брюшная полость…

— Могу я ее видеть?

Врач приподнял простыню над ее лицом. Вероятно, его вымыли, потому что следов крови на нем не было. От лица исходило необыкновенное спокойствие.

Сперва он погладил двумя пальцами ее щеку, словно приласкал, потом наклонился и прикоснулся губами к белому лбу.

Вижье сказал:

— Сейчас за ней приедут из Института судебной медицины. По-моему, без вскрытия тут не обойтись…

— Почему?

— Чтобы не возникло недоразумений со страховкой… Сейчас я отдам вам ее сумочку, из которой позволил себе вынуть на минутку удостоверение, чтобы узнать адрес… Вы давно женаты?

— Двадцать лет… В будущем месяце мы собирались отметить этот юбилей…

— У вас есть дети?

— Двое.

— Они в состоянии будут понять?

— Не знаю… Сыну шестнадцать лет, а дочери четырнадцать с половиной…

У входа остановилась машина Института судебной медицины, и в дверях появились двое мужчин с носилками.

— Кого брать первым? — спросил один из них, указывая на кровати.

И Селерен робко спросил:

— А мне что делать?

— Вам лучше отправиться домой и рассказать все детям… Тело вам выдадут здесь же через день-два.

— Благодарю вас.

Он не знал, нужно ли пожать руку врачу. Он вообще ничего больше не знал и удивился, увидев ожидавшего его сержанта.

— Я могу отпустить вас одного?

— А почему нет?

Вопрос удивил его. Он жил теперь в каком-то непостижимом мире. Сперва был этот прозрачный дождь, легко стучавший в оконные стекла. Потом появилась Папен с камеей, для которой нужно было сделать оправу в стиле начала века.

И, наконец, форменное кепи полицейского…

Аннет была мертва. Его привезли в помещение, которое в прежние времена называлось покойницкой. С отсутствующим видом он пожал сержанту руку и чуть не пошел не в ту сторону. Было около шести часов. Машины шли вплотную, едва не соприкасаясь бамперами.

Он собрался вернуться на улицу Севинье, хотя вряд ли смог бы объяснить почему. Наверное, потому, что там он был бы среди друзей, в милой его сердцу обстановке и, возможно, ему удалось бы мало-помалу вернуться к действительности.

На улице Вашингтона Аннет делать было нечего. Старики, больные, всякие отбросы общества, которых она опекала, жили между улицами Сен-Поль и Бастилии. Поэтому-то ей и не нужна была машина.

Его сын Жан-Жак и дочь Марлен, давно уже вернувшиеся из лицея, пока ничего не знали. Если Натали и рассказала им о приходе полицейского, то наверняка они подумали, что это из-за какого-нибудь штрафа.

В их семье не случалось никаких драм. Никогда. Они даже и не ссорились по-настоящему.

Он поставил машину на обычное место на бульваре Бомарше, потом, проходя мимо бистро, куда изредка заглядывал, остановился в нерешительности, но все же зашел. Направился прямо к стойке и стыдливо пробормотал:

— Коньяку…

Знавший его хозяин посмотрел с любопытством.

— Что-нибудь не ладится, мсье Селерен?

Он поколебался, посмотрел на человека, которого звали Леон, проглотил свой коньяк и выдавил:

— Жена умерла…

— Но она совсем не выглядела больной… И еще такая молодая…

— Ее задавила машина! — сказал он с вызовом. — Повторите, пожалуйста…

Он выпил три рюмки подряд. Леон смотрел на него растерянно и в то же время с каким-то особым уважением из-за несчастья, которое возвышало его в глазах хозяина бистро.

— Дети знают?

— Нет еще… Сейчас пойду домой, сообщу…

Тело вдруг стало вялым, походка — нетвердой. Он прошел мимо окошка консьержки, не останавливаясь и позабыв кивнуть ей, как обычно. Вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа.

Дверь открыла Натали. Это была не обычная прислуга. Возраст ее приближался к шестидесяти годам, из них восемнадцать лет она прожила в их семье. Довольно полная женщина с широким улыбающимся лицом.

Увидев Селерена, она сразу поняла, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

— К вам заходил полицейский?

— Да.

— Ив чем дело?

— Она умерла…

— Умерла?..

Натали зажала себе рот рукой, чтобы не закричать.

— Вы хотите сказать, что мадам…

— Да.

— Как это случилось?

— Ее задавили…

— На улице?..

— Говорят, что так…

— Где она? Ее сюда привезут?

— Она в Институте судебной медицины, там должны произвести вскрытие…

— Зачем?

— Не знаю… Ничего не знаю… Где дети?

Ему хотелось выпить еще. Он украдкой прошел в столовую: там в буфете стояло несколько бутылок.

— Вы считаете, что это вам нужно? — услышал он голос Натали за спиной.

— Да.

Разве не потерял он только что жену и разве его жизнь не кончена тоже? Он безусловно имел право выпить, разве не так? Он налил себе стакан побольше, чем рюмка в бистро у Леона. Почувствовал, что слегка отупел.