Холмс все утро отсутствовал по каким-то таинственным делам, как я подозреваю, связанным с расследованием дела Смита Мортимера, хотя и решительно отказывался говорить на эту тему. Не открыл он мне и того, что было в саквояже, который он прихватил с собой в Эссекс.

Мы отправились в два десять пассажирским поездом со станции Ливерпуль-стрит — тем самым, которым ехали накануне, и благополучно прибыли в Боксстед. Холмс вдруг заявил:

— Идите вперед, Ватсон. У меня здесь есть небольшое дело. Я скоро вас догоню.

Я решил, что Холмсу необходимо уточнить у начальника станции какие-то детали, и отправился в путь один. Вскоре я поравнялся с калиткой, у которой позавчера Джонатан Смит поджидал своего кузена, чтобы удавить его, а тело спрятать в кустах.

Стоял на редкость погожий осенний денек. Воздух был прозрачен и свеж. Мягкий солнечный свет лился на окрестные поля и живые изгороди, уже раскрашенные в буйные осенние краски. Но для меня весь этот великолепный пейзаж был пронизан печалью. Мои мысли то и дело возвращались к овдовевшей миссис Мортимер и маленькому мальчику, лишившемуся отца.

Дикин, как и вчера, подстригал лужайку перед домом. Двуколка и четырехколесный экипаж позволяли предположить, что в Вудсайд-Грендж кто-то приехал. Это меня несколько удивило, поскольку я считал, что дело, по которому мы с Холмсом прибыли в Боксстед, касалось только нас двоих.

Мое удивление усилилось еще больше, когда входная дверь отворилась, и на пороге показался Шерлок Холмс собственной персоной.

— Холмс! — не удержавшись, воскликнул я. — Мы же расстались с вами на станции. Как вам удалось меня обогнать?

— Сейчас это не имеет никакого значения, Ватсон! У нас есть гораздо более срочные дела, и мы займемся ими в первую очередь. Прошу пройти в гостиную, где вас ожидает встреча с инспектором Лестрейдом и мистером Беркиншоу. Сегодня утром я послал им телеграммы с просьбой прибыть поездом два двадцать в Фордхэм. Они недавно приехали. По моей просьбе инспектор Дженкс любезно согласился подвезти их до Вудсайд-Гренджа. Я присоединюсь к вам, как только закончу все необходимые приготовления, на что мне потребуется самое большее одна-две минуты. И прошу вас, мой дорогой друг, никаких вопросов, — добавил Холмс, пропуская меня в дом.

Выяснилось, что мистер Беркиншоу и оба инспектора также пребывали в полном неведении, поскольку, едва я вошел в гостиную, все трое вскочили и принялись расспрашивать меня о планах Холмса. Я начал было объяснять, что знаю не больше их, как дверь приоткрылась и Холмс, лишь заглянув в образовавшуюся щель, предложил всем немного прогуляться на воздухе.

Весьма заинтригованные, мы последовали за Холмсом на террасу, спустились по ступеням крыльца и медленно направились к зарослям рододендронов в дальнем конце лужайки. По дороге Холмс то и дело останавливался, приглашая нас полюбоваться действительно красивыми видами.

— Послушайте, Холмс, — не выдержал наконец Лестрейд, — я не для того приехал сюда из Лондона, бросив неотложные дела, чтобы обсуждать достоинства фигурного подрезания кустарника в сравнении с узорами, выкладываемыми из дерна и парках. В своей телеграмме вы упомянули о новых уликах. Инспектор Дженкс и я хотели бы знать, в чем они заключаются.

— Какие новые улики? — удивился мистер Беркиншоу. — В телеграмме мне о них ничего не говорилось.

— Джентльмены, — Холмс добродушно улыбнулся, — поскольку вы считаете нашу чудесную прогулку напрасной тратой времени, может быть, нам лучше вернуться в дом? Там вы получите все необходимые улики.

Шерлок Холмс быстрыми шагами направился к дому. Остальные участники прогулки, удивленно переглянувшись, поспешили за ним. Но едва мы успели сделать несколько шагов, как Холмс вдруг остановился и, вытянув вперед руку, театральным жестом указал на Вудсайд-Грендж.

— Великий Боже! — вскричал он. — Что это? Разве такое возможно?

На какое-то мгновение мы все замолчали, но при виде открывшегося зрелища не могли удержаться от возгласов удивления. За окном кабинета нам отлично был виден… мистер Беркиншоу! Он сидел в черном костюме, склонившись за столом, и что-то писал.

На самого мистера Беркиншоу двойник произвел еще более сильное впечатление, чем театральный жест, которым Холмс указал на окно кабинета. С криком, в котором смешались ужас и ярость, он, как безумный, бросился к дому. Адвокат бежал так быстро, что мы настигли его, только когда он уже безуспешно дергал за ручку дверь кабинета, но та была заперта.

— Отойдите в сторону, мистер Беркиншоу, — холодно произнес Холмс, доставая из кармана ключ от кабинета. — Ваша игра проиграна. А теперь, сэр, решайте, угодно ли вам спокойно пройти вместе с нами в кабинет или мне придется попросить инспектора Дженкса надеть на вас наручники и отвести в кеб? Выбор за вами. Вы предпочитаете пройти вместе в нами? Тогда, — продолжал Холмс, отпирая тем временем замок и распахивая дверь, — проходите и садитесь вон в то кресло. И прошу вас, ни слова до тех пор, пока я не закончу свой рассказ.

Мистер Беркиншоу сел на указанное место. Было заметно, что он потрясен. Сам Холмс расположился в кресле напротив стола, за которым, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, восседало чучело.

Туловищем чучела служил валик, снятый с изголовья кресла, прислоненный к его спинке и задрапированный черным пальто. На бронзовую кочергу от камина, вставленную между планками, образовывавшими спинку кресла, был набекрень надет светлый парик. Создавалось впечатление, будто человек за столом склонил голову над каким-то документом. За письменным прибором был скрыт положенный на бок метроном. Его стержень, деловито ходивший то в одну, то в другую сторону, приводил в движение рукав пальто, создавая иллюзию руки, пишущей что-то в большом блокноте. Это впечатление дополняла прикрепленная к концу стержня узкая полоска черной бумаги, вырезанная в форме ручки.

— Обман, джентльмены, — начал свои объяснения Холмс, — задуман весьма остроумно. Всякому, кто находится на лужайке перед домом, должно было казаться, будто мистер Беркиншоу сидит за письменным столом и сосредоточенно трудится над документами. Дикин, которого мистер Беркиншоу предусмотрительно попросил подстричь траву на лужайке перед домом, мог поклясться в том, что все время видел его в кабинете. Тем самым наш адвокат создавал себе надежное алиби, так как Дикин конечно же не преминул бы показать под присягой, что мистер Беркиншоу из дома не выходил.

Если вы не сочтете за труд осмотреть метроном, то увидите, за счет чего достигалась иллюзия пишущего пера. Верхняя часть футляра снята, а полоска бумаги, вырезанная в форме ручки и прикрепленная воском к концу стержня, весьма правдоподобно двигалась то в одну, то в другую сторону. Положение грузика на стержне подобрано так, чтобы темп движения «ручки» был естественным[45]. Часового механизма метронома, если его завести до отказа, хватает примерно на час работы, что давало мистеру Беркиншоу достаточно времени, чтобы успеть совершить убийство. Хотите что-то сказать, Лестрейд? Я вижу по выражению вашего лица, что вы не вполне удовлетворены моими объяснениями.

— Честно говоря, я никак не могу взять в толк, мистер Холмс, как вы до всего этого додумались?

— Разумеется, я исходил из улик, — ответил Холмс. — Что еще могло навести на мысль о трюке с метрономом? Как вы скоро узнаете, подозрения относительно мистера Беркиншоу начали возникать у меня несколько раньше. А вчера я осмотрел кабинет и обнаружил весьма красноречивые детали.

Прежде всего между двумя средними планками в спинке кресла я заметил странные царапины. Они навели меня на мысль, что между планками что-то вставляли. На рукоятке бронзовой кочерги от камина я нашел аналогичные царапины. Из этого я сделал логичный вывод, что царапины на планках оставлены кочергой. Спрашивается, для чего понадобилось втискивать кочергу между планками в спинке кресла? Это стало мне ясно, когда при осмотре валиков в изголовье кресла я увидел на бархатной обшивке одного из них русый волос, причем не в центре валика, где покоится голова сидящего в кресле, а на торце. И у меня постепенно начала складываться картина: валик, вертикально прислоненный к спинке кресла, и русый парик, надетый на вставленную между планками в спинке кресла кочергу. Лист промокательной бумаги из лежавшего на столе блокнота также поразил меня своей необычностью. Если вы взглянете на него, то убедитесь в этом сами.