– Билли в восторге.

– Ну да, он получил свой торт с Микки-Маусом.

– Джоанна…

– У меня прекрасно получается устраивать детские вечеринки. Восхитительные праздники для детей.

– Пойдем спать.

– Конечно, а весь этот бардак подождет до утра. Я завтра уберу.

Они молча уснули. Ночью Джоанна встала и пошла в детскую, где спал Билли со своей «компашкой»: плюшевым медвежонком, собачкой и тряпичным Энди. Комната была завалена трофеями: коробка с конструктором, домино, разноцветный грузовик, ознаменовавший четырехлетие боулинг. Джоанне захотелось разбудить сына и сказать: «Билли, Билли, пусть тебе будет не четыре, а всего один годик, и мы начнем сначала. Будем играть в разные игры и веселиться, а не кричать и ссориться. Я стану доброй, любящей мамой, которая тискает и целует своего ребенка при любой возможности. Ты будешь держать меня за руку на улице, как настоящий мужчина, и сможешь говорить со мной обо всем на свете. Не обещаю стать идеальной матерью, их не бывает, но я перестану злиться, а постараюсь любить тебя. Если бы мы могли начать все сначала, Билли!» Но она ушла на кухню, чтобы не разбудить его своим плачем.

Джоанна уверяла себя, что не создана для материнства. Злясь или раздражаясь на сына, что было неизбежно, как с любым четырехлеткой, она вновь и вновь убеждалась, что не любит своего ребенка, и он ее тоже. Она копила обиды на Теда. Стоило мужу совершить какой-либо промах – например, оставить рубашку на стуле, она вспоминала, что он вырос в Бронксе. Только и знает, что говорить о работе, сексист проклятый. Все домашние дела на мне! Возомнил, что помогает! Каждое дело: уборку, приготовление еды, поход за продуктами – она воспринимала как личное оскорбление. Вечеринки с друзьями – опять наша очередь! – все на ее плечах. Составить список, купить продукты, приготовить закуски. Тед, как всегда, отвечал за напитки – большое дело! Билли просыпается среди ночи и просит сока, а Тед дрыхнет без задних ног! Появившаяся на нервной почве сыпь уже не проходила, и Джоанна лежала ночью без сна, расчесывая себя до крови.

Тед смотрел на все по-другому.

– Подумать только, как мало я помогал тебе раньше, – говорил он. – Теперь я понимаю, как трудно быть матерью, и буду помогать еще больше. Тяжело, конечно, но дети – это такое счастье. Помнишь тот невероятный момент, когда ты рожала Билли, а я тебя обнимал?

– Да?

– Конечно, я держал тебя в объятиях, а ты тужилась!

– Правда? Я даже не помню, был ли ты там.

Теда это не смутило.

– Джоанна, этот ребенок – лучшее, что у нас получилось.

– Да. Тед, ты хороший отец.

Она действительно так считала. Но еще один ребенок? Нет, ни за что! Даже подумать страшно. И так все тело зудит.

Сначала Джоанна хотела оставить записку. Не спеша все обдумать и написать. Или напечатать? Машинописный шрифт разборчивее. Нет, лучше от руки. Поразмыслив, она решила, что проще всего уже после ухода отправить письмо без обратного адреса. Но потом все-таки подумала, что это нечестно.

Билли со своей компашкой уснул. Они с Тедом начали убирать со стола после очередной вечеринки с гамбургерами, тридцатой за год.

– Тед, я ухожу от тебя.

– Что?

– Я здесь задыхаюсь.

– Извини, я не расслышал.

– Я сказала, что ухожу.

– Не понял.

– Разумеется, ты не понял. Начну сначала. Тед, я от тебя ухожу. Теперь понял?

– Это шутка такая?

– Ха-ха.

– Что с тобой, Джоанна?

– Нашему браку конец.

– Я тебе не верю.

– Придется поверить.

– Мы недавно говорили о втором ребенке.

– Ты говорил.

– Джоанна, у нас есть трудности. Но они бывают у всех.

– Все меня не интересуют.

– Мы не так уж много ссоримся.

– У нас нет ничего общего. Кроме счетов, вечеринок и иногда постели.

– Я не понимаю.

– Не беда.

– Да что с тобой? Господи, что я сделал?

– Женщина должна быть личностью.

– Ну да, и что?

– Я задыхаюсь. Мне надо уйти.

– Это безумие. Я не согласен.

– Да что ты?

– Я тебя не отпущу.

– Правда? Через пять минут меня здесь не будет.

– Это невозможно, Джоанна. Так не делается.

– Почему же?

– Нужно что-то предпринять. С кем-то посоветоваться.

– Знаю я их советы. Все эти советчики – жалкие неудачники, которые и в своей жизни разобраться не могут.

– Да что ты такое говоришь?

– Что слышал. Я должна уйти. И уйду.

– Джоанна…

– Феминистки будут мне аплодировать.

– Какие еще феминистки?

– Я ухожу, Тед.

– Куда, черт возьми?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Это не имеет значения.

– Как это?

– Очень просто. До тебя когда-нибудь дойдет?

– Джоанна, я слышал, что так бывает. Но не могу поверить, что это происходит с нами. Нельзя вот так просто взять и уйти!

– Какая разница, как я уйду? Надо было оставить записку.

– Мы что, в третьем классе? Ты решила порвать с мальчишкой, писавшим тебе валентинки?.. Мы – семья!

– Я не люблю тебя, Тед. Я ненавижу свою жизнь. Ненавижу этот дом. Я постоянно в таком напряжении, что у меня мозги взрываются.

– Джоанна…

– Я не намерена оставаться здесь ни дня, ни минуты!

– Я кого-нибудь найду. Консультанта по браку, психолога. Должен быть какой-то выход.

– Ты меня не слышишь, Тед. И никогда не слышал. Я ухожу. Уже ушла.

– Ну да, я порой уделяю слишком много времени работе, извини…

– Это здесь ни при чем. Дело не в тебе, а во мне. Я больше не могу так жить. Я должна найти себя.

– То есть? Как ты это сделаешь? Мне уйти? У тебя кто-то есть? Он переедет сюда?

– Ты так ничего и не понял.

– Ну, ты ведь все продумала. Что нам делать, черт побери?

– Я просто возьму свой чемодан, он уже упакован, сниму две тысячи долларов с нашего общего счета и уеду.

– Уедешь? А как же Билли? Его вещи ты тоже собрала?

Ее голос впервые за все время дрогнул.

– Нет… Билли останется здесь. Без меня ему будет лучше…

– Господи, Джоанна!

Она молча вынесла из спальни чемодан и спортивную сумку и вышла из квартиры. Тед стоял неподвижно, потрясенно глядя ей вслед. Он всерьез верил, что жена вернется от силы через час.

Он уснул около пяти утра, поняв, что не дождется ни поворота ключа в двери, ни телефонного звонка с извинениями: прости, я тебя люблю.

В четверть восьмого он услышал голоса в доме. Джоанна?! Нет, Бэтмен и Робин. Будильник Билли закричал голосами неунывающего дуэта: «За нами опять прислали, Бэтмен? Да, Робин, надо разбудить наших друзей».

Господи, с чего начинать? Что сказать Билли?

– А где мамочка?

Не успел глаза открыть, а уже подавай ему мамочку!

– Понимаешь, мы вечером немного поссорились…

Вообще-то, мы не ссорились.

– И мама решила уехать ненадолго, чтобы как следует позлиться. Вот ты, бывает, рассердишься, хлопнешь дверью и не хочешь, чтобы кто-то заходил к тебе в комнату.

– Да, я рассердился, когда мамочка не давала мне пирожное.

– Ага.

– Хлопнул дверью и не пускал ее в комнату.

– Ну, вот и у нас так. Мамочка разозлилась на папочку и захотела побыть одна.

– А-а.

– Так что в садик отведу тебя я.

– А когда мама вернется?

– Не знаю.

– А она заберет меня из садика?

Проснулся минуту назад, а все уже так сложно.

– Я заберу, или Тельма.

Он помог Билли одеться, кое-как накормил завтраком и отвел в садик. «Котятки» шли сегодня в цирк, так что Билли моментально забыл о семейных неурядицах и радовался жизни, как всякий порядочный укротитель львов. Тед не знал, что делать: ждать у телефона, идти на работу, звонить в полицию, искать няню на вторую половину дня? Меня бросила жена. Бред какой-то.

Он не умел врать. Никогда не сказывался больным на работе, чтобы продлить выходные. Он считал, что врать – это плохо, и даже сейчас, зная, что не может пойти на работу, не хотел обманывать. Как быть? Нельзя же позвонить и сказать, что от тебя ушла жена, как будто подхватил простуду. Он позвонил секретарше и попросил передать боссу, что неважно себя чувствует.