После утомительной толкотни в мэрии и бесконечного ожидания, от которого у многих подвело животы, — было уже далеко за полдень, — кортеж направился к Венсенс кому вокзалу, откуда дальше надо было ехать поездом. Свадебный обед должен был происходить в Сен — Мандэ, на одной из Благоуханных аллей — скомканная бумажка с адресом ресторана лежала у Бел и вера в кармане. Эта предусмотрительность была отнюдь не лишней, потому что на лужайке, у опушки леса, высилось несколько как две капля воды похожих друг на друга заведений с одинаковыми вывесками: «СВАДЕБНЫЕ ОБЕДЫ», повторенными на павильонах и беседках, красиво увитых зеленью. Когда Белизер и приглашенные прибыли, оказалось, что зала еще занята. В ожидании решили пройтись вокруг озера Венсенского леса — этого Булонского леса бедняков. Здесь многие справляли свадьбы, веселые компании уже отобедавших или угощавшихся прямо под открытым небом людей рассыпались по зеленым лужайкам; всюду виднелись светлые наряды женщин, темные костюмы мужчин, мундиры военных и лицеистов; они почти всегда встречаются на такого рода празднествах. Всюду смеялись, пели, развлекались, объедались лакомствами, визжали, гонялись друг за другом, водили хороводы и танцевали кадриль вокруг шарманок. Мужчины щеголяли в женских шляпках, женщины — в мужских. За изгородями, сбросив сюртуки и накидки, играли в жмурки, парочки целовались, подружка прикалывала новобрачной отпоровшуюся оборку на платье. Ах, эти белые, накрахмаленные и подсиненные платья! С каким удовольствием бедные девушки волочили их шлейфы по лужайкам, воображая себя, пусть только на один день, элегантными дамами! Предаваясь удовольствиям, человек из народа стремится хотя бы в мечтах почувствовать себя богатым, подняться над своим положением в обществе и сравняться с теми; кто счастлив на этой земле и кому он завидует.
Белизер и его гости неприкаянно бродили по пыли среди этих шумных свадеб и в ожидании вожделенного пира набивали себе рты бисквитами и печеньем. Разумеется, они тоже не прочь были повеселиться, — и читатель вскоре это сам увидит, — но пока что голод сковывал их. Наконец один из представителей рода Белизеров, посланный на разведку, возвратился и объявил, что все готово, что пора садиться за стол. Услышав это, все устремились к ресторану.
Праздничный стол был накрыт в просторной зале разделенной аляповато расписанными раздвижными перегородками на несколько помещений, украшенных позолотой и одинаковыми зеркалами. Тут было слышно все что делалось в соседних помещениях, — смех, звон бока лов, переговоры с официантами и нетерпеливые звонки Из окон виднелся маленький садик, газоны и цветники которого чередовались, как клетки шахматной доски; в комнате плавал теплый пар, можно было подумать, будто вы находитесь в банном заведении. Сперва гости почувствовали здесь, как и в мэрии, боязливое почтение при виде длинного, уставленного приборами стола, по краям которого красовались искусственные померанцевые ветки, какие-то непонятные сооружения, зеленые и розовые сласти в вазах. Все это стояло здесь незыблемо, годами, ибо предназначалось для непрерывной вереницы свадеб, и все было засижено многими поколениями мух, которые и сейчас тучами носились над столом, хотя официанты и отгоняли их салфетками. Г-жи де Баранси все еще не было; приглашенные стали рассаживаться. Новобрачный хотел было занять место рядом с женой, но его сестра из Нанта объявила, что теперь это не принято, что это даже неприлично, что молодые должны сидеть друг против дружки. В конце концов с ней согласились, правда, после долгого спора, в пылу которого старик Белизер повернулся к своей снохе и спросил ее не без ехидства:
— Скажите-ка вы, какой теперь заведен порядок? Как было у вас на свадебном пиру с господином Вебером?
На это разносчица хлеба невозмутимо ответила, что она выходила замуж у себя на родине, свадебный обед был на ферме, и она сама подавала на стол. Выходка старика не имела успеха, но нетрудно было понять, что Белизеров не радует эта свадьба и что самый роскошный обед не привел бы их в хорошее расположение духа. Женился старший сын, и семья лишалась дойной коровы — самого надежного источника доходов.
Сперва ели молча, прежде всего потому, что сильно проголодались, а кроме того, все робели в присутствии важных официантов в черных фраках, которых Белизер тщетно пытался умилостивить тем, что старался улыбаться им как можно любезнее. Что за люди эти официанты из пригородных ресторанов! Лица у них помятые, поблекшие, но при этом наглые; подбородки гладко выбриты, густые бакенбарды не закрывают рта и придают ему насмешливое, холодное и властное выражение. Точь-в-точь префекты, отрешенные от должности, которым приходится исполнять унизительные обязанности. И с каким презрением смотрели они на этих горемык, на этих нищих, пирующих на свадьбе по пять франков с носа! Эту внушительную цифру — пять франков — каждый из приглашенных произносил с почтительным восторгом, она окружала Белизера ореолом величия, — он мог позволить себе истратить сто франков на свадебный обед! И эта же цифра наполняла официантов глубочайшим пренебрежением, которое выражалось в том, что они перемигивались между собой и прислуживали гостям с бесстрастными лицами. Официант, стоявший возле Белизера, подавлял его и повергал в священный ужас. Другой, высившийся за стулом новобрачной, сверлил шляпника таким недобрым взглядом, что бедняга, стремясь уйти от этого инквизиторского взора, уткнулся в лежавшую слева от него карту блюд и принялся читать ее и перечитывать. Она хоть кого могла ослепить! Рядом с привычными, всем понятными названиями: «утка», «репа», «филе», «фасоль» — были начертаны какие-то необыкновенные, причудливые наименования, которые приводили на память города, сражения, имена генералов: «Маренго», «Ришелье», «Шатобриан», «Баригуль». Белизер и его гости недоумевали. Сейчас они будут все это есть! Вообразите их смятение, когда, держа на подносе две тарелки с похлебкой, официант спрашивал: «Раковый суп или пюре креси?» — когда, указывая на две бутылки испанского вина, он задавал вопрос: «Херес или пакаре?» Прямо как в игре, когда вам предлагают выбрать одно из двух названий цветов, за которыми укрылись неизвестные вам девицы. Как тут поступить? После некоторого колебания каждый отвечал наугад. Впрочем, можно было и не выбирать: во всех тарелках была одна и та же теплая, чуть подслащенная похлебка, а в бутылках — желтый и мутный напиток, какое — то пойло, напоминавшее Джеку «шиповник», которым его поили в гимназии Моронваля. Гости испуганно поглядывали друг на друга, каждый исподтишка наблюдал, как ведет себя сосед, какой ив многочисленных бокалов самой разнообразной формы он протягивает официанту.
Рибаро остроумно вышел из положения: он пил все вина ив одного бокала, самого вместительного. Словом, боязнь попасть впросак и чувство неловкости поначалу отравляли удовольствие от торжественного обеда. Новобрачная первая нашла выход из нелепого положения. Славная женщина, которую никогда не оставлял здравый смысл, вскоре освоилась и громко сказала своему малышу:
— Не стесняйся, дружок, не стесняйся, ешь все, что тебе нравится. Нам это недешево стоит, ну и кушай в свое удовольствие.
Эти разумные слова оказали благотворное влияние на гостей, и вскоре все челюсти уже шумно работали, за столом слышались взрывы смеха, и все наперебой требовали корзинку с хлебом. Только семейство Белизеров не принимало участия в общем веселье. Братья и сестры жениха шушукались, хихикали исподтишка, а старик все время что-то выкрикивал своим пронзительным голосом, насмешливо фыркал, поглядывая на сына, который, не обращая на это внимания, выказывал ему уважение и через стол все время говорил жене: «Тарелку папе!», «Папин бокал!». Глядя на стаю алчных Белизеров, противно подмигивавших друг другу, каждый невольно спрашивал себя, как сумела г-жа Вебер вырвать бедного шляпника из их когтей. Понадобилась вся чудодейственная сила любви, чтобы совершить подобный переворот в его жизни, но так или иначе, переворот уже произошел, и стойкая женщина чувствовала в себе достаточно сил, чтобы принять на себя всю полноту ответственности, не страшась недоброжелательства, злобы, ехидных намеков, которые родственники мужа делали по ее адресу. Все это не мешало ей широко улыбаться, подкладывать кушанья в тарелку сынишки и подбадривать его:
