Литмир - Электронная Библиотека
A
A

По сведениям японской полиции, на 19 мая 1929 г. в Японии насчитывалось 1477 русских, из них 800 мужчин и 677 женщин. Под русскими подразумевались все выходцы из России, включая евреев и татар. Сочувствовали советской власти 532 мужчин и 467 женщин. К белым причисляли себя 478 человек: 268 мужчин и 210 женщин. В основном русские жили в Токио и Кобе. В Нагасаки же, по данным японской полиции, после окончания Гражданской войны в России проживало чуть больше ста русских эмигрантов. Все они были разрознены и не образовали никаких общественных организаций.

Русская Япония - i_043.jpg
Семья Лавровых в Японии. Пасха 1928 г. Фото из архива семьи Лавровых (США)

К концу 1920-х гг. основанием Объединенного комитета русских эмигрантских обществ в Японии была предпринята новая попытка объединить русских в Стране восходящего солнца. Эта организация, которую возглавил С. В. Миронов, вобрала в себя все эмигрантские формирования, существовавшие в стране в то время: Общество эмигрантов на севере Японии, Общество эмигрантов в районе Кансай, Совет уполномоченных представителей генералов М. К. Дитерихса, Д. Л. Хорвата и Г. М. Семенова. Особую активность проявляли представители Д. Л. Хорвата. По городам Кобе, Осака и Киото им был бывший управляющий конторой Добровольного флота во Владивостоке Леонид Федорович Де Компанион, который жил в Кобе, а на Хоккайдо — бывший офицер Козьма Родионович Зверев, который держал в Хакодате кафе-кондитерскую «Волга». Вошел в комитет и представитель Российского общевоинского союза.

Самостоятельно продолжали работать Монархический союз и кирилловцы. В 1931 г. было основано Русское национальное общество в Японии. В те годы организующую роль проявлял Русский национальный клуб в Токио, который арендовал большой трехэтажный особняк. На открытии клуба один из важных гостей-японцев пожелал русским скорейшего возвращения на родину.

В основном все эмигрантские организации в Японии занимались благотворительностью.

В правовом отношении русские были уравнены с другими иностранцами. Разница, правда, была в том, что те могли обращаться к своим дипломатам, а русские после 1925 г. были лишены такой возможности. Проблемой было и то, что японцы-переводчики плохо владели русским языком, и это было одной из причин, почему русские не спешили обращаться к властям за помощью. Эмигранты имели паспорта Лиги Наций, которые выдавались на год, но власти смотрели сквозь пальцы на дату окончания срока.

Японские власти не помогали российской эмиграции, но и не препятствовали ее деятельности, поскольку русское присутствие в Стране восходящего солнца им не мешало. К японцам эмигранты обращались только в крайнем случае, в основном за получением разрешений, справок и пр. Иногда приходилось сталкиваться и в исключительных обстоятельствах, когда русские привлекались к суду в качестве свидетелей или ответчиков. Население Японии в общей массе также сохраняло равнодушие по отношению к эмигрантам, хотя встречались и такие, кто продолжал враждебно относиться к русским. Больше симпатий они находили у других иностранцев, которые старались держаться вместе.

Почти все русские, не менее 90 процентов, занимались в Японии торговлей вразнос, продавая в основном сукно, одежду или скобяной товар. В это время японцы как раз заинтересовались европейской одеждой, отдавая ей предпочтение перед национальной, поэтому торговля тканями и готовыми изделиями давала неплохой доход. Появился даже особый термин «отрезчики», т. е. торговцы вразнос тканями, «отрезами», которые можно использовать для пошива европейской или японской одежды.

Говорят, что начало торговле вразнос положили татары. Потом этим занялись сибиряки, а следом потянулись русские из Маньчжурии. Сложив купленные в кредит материалы в тюк или чемодан, смотря по количеству, они колесили изо дня в день по городам и селам, предлагая свой товар. В основном они посещали учреждения, фабрики или заводы. Некоторые торговцы со временем обзавелись постоянными клиентами и по много лет объезжали на велосипеде конторы, банки, где их хорошо знали. Время от времени они приезжают за товаром в Токио или Осака, где у них сложились прочные торговые связи. Выходных у разносчиков не было, прервать торговлю могли только непогода и праздники — как японские, так и русские. Обязательно отмечались Рождество и Пасха. Тогда русские в основном приезжали в Токио или Кобе, где имелись сравнительно большие общины. Как писали очевидцы, «отрезчики» отлично знали, куда пойти и к кому обратиться: то в деревне намечалось какое-нибудь событие, то корейцам, занятым на земляных работах по постройке железной дороги, требовалась рабочая одежда. Труд разносчика был очень тяжелым, особенно в летнюю жару, когда нужно было на велосипеде под палящим солнцем и при повышенной влажности преодолевать многие километры. Среди «отрезчиков» была популярна песня с такими словами:

Нихон куни — Сима-зима
От Хоккайдо до Цусима…
И аруйта сотни миль,
Мы прошли, глотая пыль.[6]

Смысл ясен даже без перевода незнакомых слов: глотая пыль, торговцам приходится проходить по Японии сотни миль… Требовалось обладать и соответствующим характером, чтобы преодолеть сомнения покупателя, убедить его в необходимости покупки. С недостаточным знанием языка сделать это было не так-то просто. Отчасти, правда, помогала европейская внешность, вызывавшая немалый интерес японцев и внушавшая доверие.

Японские торговцы с уважением относились к нелегкому труду русских «отрезчиков», уважали их за удачу и находчивость. Стоит только удивляться, как русские могли договариваться с простыми японцами. «Забавно видеть, — писала сан-францисская «Новая заря», — как в маленьком японском театре, где показывается современная японская комедия, русский отрезчик выводится на сцене для придания «местного колорита». Сюжет пьески сводится к злоключениям на железнодорожной станции какой-нибудь старозаветской старушки, которая никак не может попасть «в темп современной жизни», т. е. попросту говоря, на поезд. И вот для придания правдивости сцене, в число людей, характерных для маленькой захолустной японской железнодорожной станции, показан бородатый человек в рубахе и в высоких сапогах, с тюком товара и железным «аршином».

Поначалу дело было очень выгодным, и многие сумели хорошо обосноваться на этом рынке услуг. Особый успех сопутствовал тому, кто находил возможность открыть лавку, в которой продавцом выступала жена или мать. Со временем русских значительно потеснили китайцы и японцы, которые были менее требовательны и могли значительно сбить цену. С другой стороны, в городах, а потом и в японском захолустье стали появляться магазины, имевшие такой же ассортимент, как и у разносчиков. Работали русские эмигранты и в общественном питании, в частности, занимались изготовлением и продажей хлеба и булочек.

Попасть на работу в японские государственные учреждения русским было практически невозможно: там предпочитали нанимать соотечественников. К тому же японский язык подавляющего большинства эмигрантов оставлял желать лучшего. Чтобы устроиться в частные предприятия, тоже требовалось знание английского или японского языков, а также хорошая рекомендация. При этом предпочтение отдавали тем, кто имел технические специальности. Больше успехов на этом поприще добивались русские женщины, которые устраивались стенографистками или секретарями. Работали они и кельнершами, продавщицами, шляпными мастерицами и пр. В зажиточные японские семьи охотно брали русских гувернанток: было престижно иметь европейку на этой должности. Платили же русским значительно меньше, чем японцам, занимавшим такие же должности. Некоторых принимали на работу в учебные заведения учителями русского языка, но таких было немного. Большого интереса к России японцы не проявляли, а если он и был, то не шел ни в какое сравнение с трудностями изучения русского языка. Его преподавали в основном в военных учебных заведениях.

вернуться

6

Чертков Г. И. Светлой памяти А. Н. Бакулевского: (Некролог) // Рус. жизнь. — 1979. — 9 авг.

45
{"b":"248127","o":1}