Он остановил ее поцелуем.

И что это был за поцелуй!

Вернее, что это был бы за поцелуй, подумал Грегори, когда Пиппа ответила на него всем сердцем.

Ибо он знал, что именно это она и предлагала ему, даже если сама того не осознавала.

Все свое сердце.

Она никогда не умела ничего скрывать.

– Нет. – Губы Пиппы приятно покалывали, готовые к новым поцелуям Грегори. Но она не может. Не должна.

– Сегодня ты особенно красивая, – сипло прошептал он. Его темные глаза удерживали ее так, как луна удерживает прилив.

– Мы не должны это делать. – Пиппа толкнула его в грудь, обошла, прошла в спальню и встала перед камином, обхватив себя руками.

О Боже, у нее же голые ноги.

Она подняла глаза и увидела, что Грегори глазеет на нее, пожирает взглядом ноги, потом вновь поднимает взгляд к лицу. По телу пробежала легкая дрожь.

– Извини. У меня нет ночной рубашки. Я позаимствовала одну из твоих запасных рубашек. Ты взял их больше, чем нужно.

– Ничего страшного. Я уже видел тебя такой. – Щеки Пиппы вспыхнули. Он прошел в угол и снял с крючка халат. – Вот. Надень это. – Грегори подошел к ней и, как галантный рыцарь, поднял рукав шелкового халата. Она просунула в рукав руку, наслаждаясь приятным скольжением ткани по коже. Потом Грегори проделал то же самое со вторым рукавом и, встав перед ней, стянул края пояса и аккуратно завязал их у нее на талии. – Ну вот.

Пиппа улыбнулась:

– Это ты камердинер. Не я. Ты был им весь этот день.

– Ты права. – Он прошел к дальнему краю кровати и налил вина.

Пиппа с удовольствием слушала звук булькающей жидкости, льющейся из бутылки в бокал.

– Хочешь? – Грегори поднял бокал и вопросительно взглянул на Пиппу.

Она медленно кивнула.

Грегори налил еще один для себя, потом подошел к ней. Скрип половиц у него под ногами стал напоминанием о том, что весь дом засыпает – или, быть может, еще развлекается, в зависимости от того, кто гость и каковы его или ее планы на предстоящую ночь.

Когда она взяла бокал, Грегори поднял свой и поднес к ее бокалу.

– Будем здоровы.

Несколько неохотно – вернее, если быть честной, весьма неохотно – она чокнулась с ним и сказала то, что в действительности было у нее на уме:

– Как бы мне, возможно, того ни хотелось, но это не будет еще одной сценой соблазнения, Грегори. Я не одна из твоих многочисленных обожательниц, по первому зову готовых прыгнуть к тебе в постель, как леди Дамара.

– Согласен. Ты ни капельки не похожа ни на нее, ни на какую другую из известных мне леди.

– Благодарю. Я сама решу, когда быть соблазнению, если это вообще когда-нибудь случится. Быть может, через несколько лет…

– Лет? Но это ужасно долгий срок.

Она пожала плечами, сделала еще глоток вина, и они вместе молча принялись наблюдать за пляшущими языками пламени.

– Люди могут жить воспоминаниями, знаешь ли.

– Терпеть не могу так делать. Реальность намного лучше.

Она фыркнула:

– Я знаю, мы провели вместе несколько интимных минут, и это было воистину чудесно, но я намерена следовать своему плану и отправиться в Париж. – Она позволила себе чуть приподнять уголки губ. – Следует признать, ты нашел весьма действенный способ удержать меня в Англии. Но это только временное отвлечение, и, как я уже говорила тебе в таверне, я понимаю твою стратегию, если это была она.

– Я польщен, что ты считаешь меня настолько умным, но это была никакая не стратегия. – Взгляд Грегори был серьезен, когда он поднял руку, чтобы убрать у нее с лица длинную прядь волос. – Это произошло спонтанно. И я первый готов признать это, хоть мне и не следовало бы. Но такое просто неизбежно, когда леди и джентльмен волею судьбы оказываются вместе, не говоря уж обо всех ожиданиях Берти насчет нас. – Он чуть приподнял плечо, потом опустил его. – Иными словами, я понимаю твою мысль. Развлечение есть развлечение, а планы есть планы. И эти двое никогда не сойдутся.

– Я… я рада, что ты понимаешь. – Она сдвинулась на несколько дюймов вправо, подальше от него.

– А ты восхитительна, даже в мужской рубашке. Особенно в мужской рубашке. – Он взял ее свободную руку и сжал. – Ты говоришь так, как будто у других леди есть некий секрет, которого нет у тебя, и у них он действительно имеется, это так. Но ты гораздо интереснее именно такая, какая есть. Тебе не нужны никакие секреты.

– Должна признаться, я их терпеть не могу. – Пиппа осторожно высвободила свою руку и обхватила ею бокал. – И как давно ты научился вить из женщин веревки?

– Это не самоцель, – ответил он. – Но правда, что мне как-то никогда не приходилось искать женского общества.

– И ты говоришь не о своей матери и сестрах, так ведь?

– Нет, – с кривоватой улыбкой признался Грегори. – Не о них. Хотя если присовокупить их ко всему прочему, то женского общества у меня столько, что и не знаешь, что с ним делать. – Он широко ухмыльнулся. – Даже в Америке, где я по большей части скрывал, что являюсь богатым графом, мне не было проходу от женщин.

– Бедняжка. – Пиппа оприходовала уже половину своего бокала. По рукам и ногам начало разливаться приятное тепло.

– Я не жалуюсь, – сказал Грегори. – Женское общество доставляет мне удовольствие.

– Это заметно. – Тон ее был сухим.

– Прошу прощения, – хмыкнул Грегори, – но никто не может дразнить меня безнаказанно. – Он поставил свой бокал рядом с одинокой свечой и плюхнулся спиной на кровать, потом лег на правый бок, согнув одну ногу в колене. – Давай ложись рядом. – Он похлопал по покрывалу. – Наказанием тебе будет мое полнейшее безразличие к твоим женским прелестям, пока мы будем обсуждать, что делать с тобой после этого приема. Ведь в предстоящие дни ты будешь слишком занята, служа сразу двум господам – мне и мистеру Доусону, поэтому нам останется не так много времени на разговоры.

– Отличная мысль, – отозвалась Пиппа, снова оттаивая по отношению к нему. – Не могу поверить, что это происходит… то есть что мы не поедем назад в Пламтри.

Она поставила бокал и забралась на кровать с таким чувством, будто они шаловливые дети, намеревающиеся влезть в кладовую и стащить пирожное. Пиппа вытянулась во всю длину рядом с Грегори и положила голову на руку.

– Я начну, – сказала она.

– Давай. Только помни, что пока это всего лишь предположения. Не стоит перевозбуждаться.

Перевозбуждаться?

Глаза его были наполовину прикрыты веками, голубые глубины – бездонны и непроницаемы. Широкая грудь и мускулистые руки напомнили Пиппе, что она меньше, слабее.

По ней пробежал легкий трепет. Грегори такой… такой… мужественный. Такой… неотразимый.

– После того как закончится прием, – начала она, – ты отвезешь меня в Плимут, откуда я смогу уплыть во Францию, где сразу же займу место компаньонки милой пожилой леди, которая и в самом деле ждет меня.

– Что ж, это подходяще.

– Это предопределено, – поправила она его. – Они с дядюшкой Берти не виделись сорок лет, и вот недавно она написала ему, что ей нужна компаньонка.

– Очень хорошо. И как же ты в целости и сохранности доберешься до Франции?

– Останусь в мужском платье, хотя, должна признаться, это невыносимо – голова под париком чешется, а когда я стягиваю грудь, – Пиппа увидела, как при этих словах расширились его зрачки, – мне трудно сделать вдох. Но маскировка хорошо служит своей цели.

– Этого отнюдь не достаточно, – возразил он. – Тебе нужен пистолет.

– Что ж, ты можешь поучить меня стрелять, пока мы здесь. – Она улыбнулась. – Я стану первой англичанкой «неработающего класса», которая будет обучаться кондитерскому искусству у специалиста международного уровня.

– Другими словами, если это произойдет, ты начнешь небольшую революцию, – пробормотал он.

– Вот именно. Кто знает? Может, еще какая-нибудь леди в схожем положении последует моему примеру, наплюет на условности и совершит что-нибудь замечательное и неожиданное.