– И если это «что-нибудь» будет включать в себя марципан, тем лучше, – присовокупил он.
– Не насмехайся надо мной, Грегори. – Халат соскользнул у нее с плеча.
– И в мыслях не было. Я сказал о марципане в метафорическом смысле. – Он подтянул ее рукав выше и похлопал по нему. – Нечто сладкое, декадентское, легкомысленное, однако совершенно необходимое для счастья.
В его голосе опять зазвучала хрипотца.
– Знаю, ты шутишь, но на самом деле ты прекрасно описал, почему мне нравятся сахарные скульптуры. – Пиппа протянула руку, взяла свой бокал, сделала глоток, потом поставила его. – Хочешь вина? – спросила она через плечо.
Грегори покачал головой:
– Не думаю. – Но он казался каким-то рассеянным, словно больше уже не слушал Пиппу.
– Грегори? С тобой все хорошо?
– Кажется, я переоценил свои силы. Твои женские прелести определенно влекут меня.
Она резко повернулась к нему и подмигнула:
– Вот и хорошо. Поделом тебе. И не подумаю никуда уйти. Соблазняйся.
– Отлично. Но я продержусь дольше тебя.
– Сомневаюсь.
– А я точно знаю. Потому что примерно секунды через три ты в гневе умчишься отсюда в гардеробную.
– Что ты имеешь в виду?
Он покачал головой:
– Я не смогу отвезти тебя в Плимут.
– Что? – Желудок у Пиппы так и ухнул вниз. – Ты же сказал…
– Я сказал, что не верну тебя домой. Но я не говорил, что буду способствовать твоей поездке в Париж. Даже при всем том, что ты сказала, даже если ты научишься стрелять из пистолета, я по-прежнему считаю, что это небезопасно. Тебя разоблачат, Пиппа.
– Но ведь до сих пор не разоблачили? – Она пришла в возмущение.
– Нет, не разоблачили.
– И эти две недели будут отличной практикой. – Гнев начал накапливаться в ней, как пар в закрытом наглухо чайнике.
– Этого мало, – отчеканил Грегори. – Ты будешь беззащитной женщиной в чужом, незнакомом городе, и совесть ни за что не позволит мне оставить тебя одну в морском порту…
Она вскочила с кровати.
– Ты прав. Я ухожу.
– Я же просил тебя не перевозбуждаться. Что все это только предположения.
– Я услышала только слово «перевозбуждаться». А потом подумала про твой торс и мускулы на руках!
– Я в этом не виноват. – Он спрыгнул с кровати следом за ней. – Вместо этого я предлагаю тебе жить в Лондоне с моими родными, и мы наймем тебе в наставники какого-нибудь кондитера. Плюс…
– Ты это уже говорил, и я отказалась.
– Это еще не все мои предложения. Можно будет устроить поездку в Париж. Ты поедешь со мной и с дамами нашего семейства. Мы можем пожить там несколько недель. Возможно, целый месяц.
Она заколебалась.
– Это великодушное предложение. Но мне понадобится больше, чем несколько недель или месяц. Ты же знаешь, что если я поеду с твоей семьей, будет трудно или даже вообще невозможно встретиться с месье, поскольку для этого мне придется переодеться мужчиной. Твоя мама не одобрит.
– Да, не одобрит, – согласился Грегори. – Но одеваться мужчиной будет не обязательно. Я заплачу ему такую уйму денег, что он не посмеет не принять тебя даже как женщину.
– Это было бы огромным облегчением. – Она стала медленно развязывать пояс халата. – Но я вынуждена отказаться. Я не могу позволить тебе платить за меня. Это неправильно. И я хочу пробыть там по меньшей мере полгода.
– Тебе надо учиться идти на компромисс, юная леди.
Она пропустила волосы сквозь пальцы.
– А если бы я попросила тебя пойти на компромисс в следовании за твоей мечтой, ты согласился бы?
Грегори заколебался:
– Нет, но…
– Ладно, не важно, – сказала она. – Я не уверена, что ты понимаешь, потому что не уверена, что у тебя есть мечта! – Она спустила халат с плеч, и он упал на пол. – Доберусь до Плимута без тебя.
– Ну уж нет. – Грегори подобрал шелковый халат и отшвырнул его в угол.
Она повернулась спиной к нему и начала развязывать шнуровку на шее.
– Что это ты делаешь? – Голос его был низкий, угрожающий.
Пиппа помолчала.
– Ничего такого, что заинтересует мужчину, равнодушного к моим прелестям. – Набравшись храбрости, она взялась за край рубашки, стащила ее через голову и бросила на пол.
Почему бы и нет?
Она никогда не выйдет замуж. Ей нечего терять. И она все равно уже обнажалась перед ним.
Да и своей наготы ей нечего стыдиться. Она – девушка, которая всю жизнь гуляла по лугам, чувствовала родство с землей и со всей природой. Она не стыдится своего тела. И знает, что Грегори – тот единственный мужчина, с которым она испытывает соблазн им поделиться.
Как уже было.
Не то чтобы она и вправду намеревалась снова заниматься этим сегодня ночью, но она обольстит его своим телом. О да, обольстит. Пусть считает ее распутницей – ей все равно. Она расстроена этим человеком, который командует ее жизнью, и если требуется раздеться донага, чтобы стереть эту самодовольную уверенность, значит, она разденется.
– У тебя ничего не выйдет, – сказал он, уже разгадав ее план. – Если вы думаете, что эта демонстрация заставит меня позабыть о моем долге, то ошибаетесь, сударыня.
Пиппа подошла к нему, привстала на цыпочки и поцеловала.
– Я хочу, чтобы ты думал обо мне худшее, – прошептала она. – Хочу помучить тебя этим зрелищем. Может, тогда ты меня отпустишь. – Она провела кончиком пальца по его шее. – Но сначала ты научишь меня стрелять. И одолжишь мне пистолет.
– Нет, – мягко отозвался он и взял ее за плечи. – Ты не поедешь. По крайней мере одна.
Она не смогла сдержать слез, выступивших на глазах.
– Я не могу просить тебя превратить это в увеселительное путешествие семейства Шервуд. Ты не мой муж, Грегори. И никогда им не будешь.
– Ты не согласишься принять ни одного джентльмена в качестве мужа, – сказал он. – Так что же мне с тобой делать?
– Сопротивляйся мне, – прошептала она и провела пальцем по полотну рубашки.
– Прекрати. – Он схватил ее руку. – Мы можем найти способ…
– Сопротивляйся мне, Грегори, – повторила Пиппа и стала ласкать губами его шею.
– Ты ведешь себя глупо, – возразил он. – Я не буду думать о тебе плохо и не откажусь от той роли, которую обещал сыграть Берти. Я не позволю тебе уехать, сколько бы раз ты ни пыталась меня соблазнить. Не могу поверить, что вообще произношу эти слова – ты пытаешься соблазнить меня. Это возмутительно, абсурдно, просто черт знает что…
– Сопротивляйся мне, – сказала она в третий раз, затем посмотрела прямо в глаза и обхватила его член. Он сразу же затвердел, и, несмотря на все волевые усилия, которые отражались у Грегори на лице, Пиппа поняла, что добилась своего.
– Черт бы тебя побрал, – прорычал он и подхватил ее на руки.
Опьяненная победой, она обвила его шею руками и поцеловала со всем пылом, со всей несдержанностью. Так-то вот, Грегори Шервуд, граф Уэстдейл!
Он отстранился.
– Откуда взялась эта дьяволица?
Пиппа улыбнулась:
– Она всегда была здесь. Ты же сам сказал мне в таверне «Старый дуб», что знал, что я такая. Но все равно все эти годы упорно старался не обращать на меня внимания. – Она легко поцеловала его в губы.
Он испустил вздох.
– Да, наверное.
– Не наверное, а точно. Точно так же, как знаешь, что ты одаренный архитектор, но игнорируешь это.
– Я не игнорирую.
– Нет, игнорируешь. У тебя дар Божий. И сейчас тебе представляется возможность спроектировать собачий домик, который будет оценивать сам Джон Нэш.
– К чертям Джона Нэша, – отрезал Грегори. – Это всего лишь какой-то дурацкий собачий домик. Я должен строить музеи, театры, великолепные особняки…
– Вот именно! – Ее глаза заискрились торжеством. – И что же тебя удерживает?
– Я – занятой человек, – пробормотал он.
– Да, ты будущий маркиз. – Она постаралась вложить в титул как можно больше чопорности.
– Ха, – бросил Грегори.
Пиппа поняла, что разозлила его, потому что у него сузились зрачки.
– Я знаю, ты позволяешь своим мечтам пойти прахом, – беспечно продолжала она. – Но что ты собираешься сделать с моими? Заставить и меня отказаться от них? Полагаю, страдание любит компанию. Что ж, вот она я. Компания. И что ты намерен с этим делать?