– Нет уж, извольте… Муж у меня хороший, отец сыну отличный. И вообще, у меня есть все, о чем даже мечтать некоторые не могут. Шикарная квартира в центре, загородный дом с бассейном. Няня для ребенка, водитель, и даже садовник есть. Подумаешь, нет секса. Разве в этом счастье? – размышляла я, нередко засыпая в кровати в полном одиночестве и размазывая сопли и слюни по щекам и шелковой наволочке.
4.
Мне было тридцать с хвостиком. Еще жить и жить. Но мир, казалось, уперся в стену. Каждый новый день был похож на предыдущий, словно крутили одно и то же кино, а вернее, один и тот же эпизод из жизни, главной героиней в котором была я. Дежавю. События повторяются в точности до минуты. Но они не кажутся тебе. Повторяются не в воображении. И не во сне. Они тупо повторяются в реальности.
Сын пошел в школу. Максим работал, удовлетворяя свои мужские амбиции путем успешно развития бизнеса и с помощью вертящихся около него девиц с длинными ногами и вывернутыми губами. Если случались праздники или презентации, я сопровождала мужа, являя собой еще одну важную для бизнесмена деталь успеха – эффектную супругу, которую не стыдно показать людям. Причем многие богатые мужчины стали увлекаться молоденькими модельками, которые рядом с великовозрастными мужьями смотрелись их дочерьми. Молодые жены не красили пожилых плейбоев, а наоборот, делали еще старше и противнее. Да и поговорить с этими девицами было не о чем, кроме как о последней коллекции Армани или Версаче. Я же бойко говорила практически на любую тему, включая рейтинги продаж на нефтяном рынке или сводки финансовых новостей по Доу-Джонсу. Легко общалась на английском и немецком, если в компании оказывались иностранцы. Макс гордился такой женой. И все бы ничего, если бы не моя натура, не желающая смириться с простоем в ночное время. Я чувствовала себя все хуже. Становилась раздраженнее и часто плакала.
В конце концов, я пошла к врачу с просьбой выписать снотворное. Но милый доктор с большими синими глазами и проникновенным взглядом, поглаживая мою руку крепкими пальцами с блестящими лакированными ногтями, бархатным баритоном тихо вынес вердикт:
– Вам не таблетки нужны, милочка… И не глубокий сон. А как раз наоборот. Бессонные ночи. Вы же еще совсем молодая… Понимаете, что я имею в виду?
Я понимала. Еще бы. Почти каждую ночь мне снились ужасы. Вернее, это были отнюдь не ужасы, а вполне приятные эротические видения. Мне снилось, например, как я еду в метро (это ж надо такому присниться! Я давно не опускалась в подземелье, чтобы проехать по Москве) и вижу красивого парня. Я сижу, а он стоит, прислонившись к поручню сиденья напротив. Мои глаза упираются ровно в то место, где на джинсах пришита молния. На парне курточка, заканчивающаяся на талии. А потому стороннему наблюдателю отлично видна часть его тела ниже пояса… Я вижу, как это место распирает на глазах, молния трещит и вот-вот покажется ОН…
В этом месте обычно я просыпалась, чувствуя тяжесть внизу живота, озноб и нервозность. Сны не радовали, а раздражали. Поэтому я считала их ужасными и мечтала от них избавиться. Но избавиться от этих сновидений оказалось нелегко. Даже таблетки, которые я все-таки выпросила у доктора, пытающегося изображать из себя земского врачевателя девятнадцатого столетия, а на самом деле являющегося самым обычным бабником и даже не исключено – извращенцем, не приносили облегчения.
С пилюлями я стала засыпать быстрее и спать крепче, но снов никто не отменял. Они приходили ко мне и мучили с прежней силой. А может, и сильнее. Я падала в глубокую яму тяжелого сна и не могла из нее вырваться, удерживаемая снотворным. Мужчины, нередко возглавляемые доктором в пенсне и с интеллигентной бородкой а-ля Чехов, иногда в шляпах, а чаще и вовсе совершенно голые, гонялись за мной, пытаясь изнасиловать. Мука состояла в том, что я хотела насилия, но боялась признаться самой себе в этом и, как последняя гимназистка, убегала от возбуждающих меня мужчин. Они манили и пугали одновременно. Как и в жизни, в снах я находилась в паутине повторяемости своего неудовлетворения. Мои дни, как и ночи, были одинаковы до противности.
И тут появилась Рита. Красивая, высокая и стройная. Одетая словно из журнала мод. На лице едва заметные следы косметики, будто и нет ее вовсе. Черные волосы, завитые на спиральные бигуди, длинными блестящими локонами, похожими на тонких змей, извиваются по плечам. Но чаще Рита закалывала их коралловым гребнем, оголяя длинную шею, называемую в народе лебединой. Она была не намного старше меня. Может, лет на пять, не больше. Но от нее шла сила и уверенность. Я же чувствовала себя раздавленной, никчемной.
– Что за женщина, с черными волосами? – спросила я Ирочку, которая знала все и обо всех.
– Рита? – сразу догадалась она, о ком я спрашиваю, – Ой, очень любопытная особа… И загадочная. Правда?
– Да, в ней есть что-то манящее. Она другая… Ну, в смысле, не похожа ни на кого.
– Может потому, что прожила много лет за границей? У нее муж там работал. Недавно вернулись, – предположила Ирочка, задумчиво глядя на свои руки. – Не успеваю бегать к маникюрше, все время надо подправлять, – сказала она, видимо, имея в виду обломившийся силиконовый ноготь.
Когда Рита стремительно шла по коридору, все, кто встречался на ее пути, делали шаг в сторону, давая дорогу. Она проходила, едва кивнув головой в знак приветствия, не замедляя шаг. Многие не только внимательно смотрели на Риту, но и оборачивались, провожая ее взглядом. Может быть, она не заметила бы и меня. Но мы столкнулись с ней у входа в здание, где располагалась наша фирма. Она выходила, а я, опаздывая, стремительно вбегала. Я зацепила Риту плечом, и она выронила из рук пакет, из которого рассыпались бумаги. Автоматически я присела помочь собрать… Сначала мы нечаянно коснулись друг друга руками, затем подняли глаза и…
С того самого первого раза я почувствовала, что она смотрит на меня не просто так. В одно мгновение в ее взгляде произошла перемена. Подняв глаза, Рита сначала скользнула по моему лицу с безразличием, но тут же зрачок увеличился и стал ярче. В таких случаях принято говорить: глаз заблестел. Именно так и вышло. И улыбка, ее вечная, бессмысленная улыбка, какие постоянно носят воспитанные люди, на моих глазах приобрела смысл. Уголки губ едва дрогнули. И приподнялись. Губы ожили. Она словно что-то шепнула.
После этого случая мы как-то на удивление часто стали встречаться в офисе. Будто случайно. Неожиданно. Стоя на расстоянии одна от другой, мы говорили, не касаясь друг друга. Она смотрела так бесстыдно, будто я была перед ней голой. Рита смотрела не в лицо, а на грудь, при этом продолжая говорить или слушать. Через минуту взгляд поднимался и упирался в губы. Потом она могла посмотреть в глаза и снова резко перевести взгляд на грудь. Эта манера осматривания собеседника волновала, хотя, впрочем, думаю, собака была зарыта не в этом. Волновало не то, куда она смотрела, а то, как она это делала! Нет, она не смотрела. Она ласкала. Целовала, касаясь взглядом. Рита смотрела не глазами женщины, а глазами охотника, варвара, захватчика. Даже не обменявшись с ней и парой значимых слов, я поняла, что попала…
Мы стали вместе перекусывать в обеденный перерыв. Или пить кофе в столовой офиса. О чем мы говорили, трудно вспомнить. Скорее, ни о чем. Я узнала, что они с мужем жили несколько лет в Германии, но сказано это было в контексте. Рита поделилась тем, что они недавно закончили ремонт в только что купленной квартире. Вот и пришлось пояснить, что долго отсутствовали в стране. О жизни за границей она не рассказывала. А я не спрашивала. Еще, помнится, мы говорили о какой-то выставке, которую готовились открыть в Манеже. Посоветовала прочитать модную книгу автора с трудно запоминающимся японским именем. Я тоже что-то говорила, улыбалась, поддакивала. Тексты разговоров были не важны для нас. Нас тянуло друг к другу невидимым магнитом. Но вместе с тем между нами существовало поле отталкивания – мы как бы хотели быть рядом, но боялись приблизиться, словно касание рук могло ударить электрическим разрядом.