Но алтарь или, говоря современным языком, отдел записи актов гражданского состояния становится Рубиконом, перейдя который жених с невестой, превращаясь в мужа и жену, могут заниматься сексом столько, сколько их душе угодно, но как по мановению волшебной палочки, угодно им становится все меньше и меньше. Будто кто-то невидимый охлаждает их темперамент, снижает потенцию. Однако это касается лишь законной супруги. С любовницами почему-то наши мужья вполне потентны и темпераментны.
Прожив с Максимом больше десяти лет, я поняла, что либо должна развестись, либо у меня поедет крыша. Семейная лодка давала течь, а театр, называемый браком, требовал обновления репертуара. Этот театр скорее напоминал не зрелище, а военные действия. Ежедневные стычки на ровном месте и отсутствие секса подводили черту. Считая неприличным навязываться мужу в постели, я не трогала его даже в минуты моих гормональных взрывов. А он словно не видел в упор ни меня, ни моих мучений. По утрам, дежурно чмокнув в ухо, убегал по своим делам, возвращаясь домой все позже и позже. Мы попали в замкнутый круг, из которого никак не могли выбраться.
3.
То, что у моего мужа хватает потенции и темперамента на других женщин, я поняла давно, еще до родов. Работая с Максом в одной фирме, я не могла не видеть того, что происходило вокруг. Скрыть его интереса к курьерше Таечке, которая едва окончила школу и, не поступив в институт, пришла к нам перекрутиться год до следующего приема, было невозможно. Тупая девка, не имеющая ничего, кроме длинных ног, привлекала внимание моего мужа и других самцов своим плоским задом, преднамеренно наклоняясь перед мужиками, не сгибаясь в коленях, чтобы показать имеющееся под юбкой. Имелась же у нее там лишь едва видимая полоска трусиков, врезавшаяся в промежность, что довелось увидеть и мне. Хотя я терпеть не могла эту безмозглую курицу, даже меня она возбудила видом своих оголенных гениталий. То, что после таких Таечкиных упражнений вставало у мужиков, сомнения не вызывало. Меня бесила и эта вертихвостка, и сальный взгляд Максима, скользящий по ней, когда она мелькала поблизости. Все это раздражало, но предъявить что-либо конкретное супругу я не могла. На мои упреки он отвечал смехом, заявляя, что я все придумываю из-за врожденной и явно гипертрофированной ревности.
Но однажды я зашла в комнату, где стояли печатные аппараты, чтобы сделать копию каких-то документов, и увидела ритмично двигающуюся взад-вперед спину моего мужа. Я чуть не задохнулась от возмущения. На Максиме была голубая рубашка в почти невидимую полоску, которую ранним утром я выглаживала собственными ручками. Приспущенные джинсы оголили обе половинки его пухлой попки, покрытой черными волосками. Ту, которую он так задорно трахал, было не видно. Максим собой полностью прикрывал женское тело. Лишь две тонкие ноги в босоножках на огромных каблуках торчали в разные стороны из-под Максимовых рук, безвольно дергаясь в такт движениям его волосатой задницы. Это были Таечкины босоножки. Встав, как вкопанная, я наблюдала за действием, словно мазохистка, получавшая удовольствие от боли. Вдруг раздался писклявый, почти детский голосок:
– Макс, ну… давай же… давай… еще… сильнее… ну же…
Увиденное и, особенно, услышанное, резануло болью. Будто резко ударили под дых. Или без предупреждения и наркоза вырвали зуб. Возможно, просто от неожиданности. Я едва сдержалась, чтобы не зарычать от бешенства. Но чутье подсказало, что лучше перенести скандал на домашнюю территорию, и потусторонняя сила, вмешавшаяся в ситуацию, вытолкнула меня из комнаты, где мой милый наслаждался жизнью.
Дома, едва дождавшись мужа с работы, я устроила скандал. Но Максим, сначала опешив, быстро взял себя в руки и успокоил меня, сославшись на то, что из-за моей беременности, которую мы оба страшно боялись сорвать, он не может заниматься со мной сексом.
– Вера, ты несправедлива, – невозмутимо заявил Макс, – ты так долго не могла забеременеть… И теперь, когда это случилось… Я пошел у тебя на поводу… Мы не спим с тобой уже третий месяц… Что же ты хочешь? Я же не труп и не старец…
Надо сказать, что хотя и до моей беременности секс происходил у нас не чаще, тем не менее аргументы мужа подействовали. Тем более что у меня действительно были основания не допускать его к своему телу. Я понимала, что одним оральным сексом его не удовлетворить, да и мне эта «радость» вовсе ни к чему… И отступила.
– Ну, ну… – я не знала, что сказать, – ну, хотя бы не на работе…
– Хорошо, хорошая моя, – миролюбиво согласился Максим и добавил, – а тебе пора уходить в декрет и не шляться по офисам, не правда ли?
Он был прав – работать дальше в фирме мужа и ежедневно наблюдать за его шашнями с Таечкой я не могла. Правда, мое увольнение не спасло ситуацию. Максим приходил домой с блуждающим, плутоватым взглядом и запахом женского парфюма все чаще. Меня это расстраивало и раздражало, но я не могла ничего сказать. Я боялась поднимать волну, не желая дальнейших разборок, которые могли привести к более неприятным, а может даже трагическим результатам, нежели переживания на предмет откровенных измен мужа. И я решила ситуацию по-своему…
…Я провела весь остаток беременности, сняв коттедж за городом, уговорив себя, что после родов наши отношения утрясутся. Макс таким поворотом тоже был крайне доволен. Типа, с глаз долой, проблем меньше.
– Чу-у-удьненько, – ворковал он, глядя, как я собираю чемодан, – свежий воздух, молочко, сметанка деревенская, за-а-мечательно… Это так полезно для тебя и нашего малыша.
Его ерничанье было противно, я прекрасно видела, как он радуется моему отъезду, и понимала, почему….
Так получилось, что к началу моей беременности наши сексуальные отношения свелись к минимуму, а в период беременности – к нулю. После родов они являли собой разовые редкие всплески, похожие скорее не на секс, а на спаривание. Без прелюдий, без ласк, на ходу, не глядя друг на друга, в полусне или во время утренней эрекции мужа. Впрочем, я уже говорила об этом раньше. Постепенно и это ушло в прошлое… Частично и по моей вине.
Когда сын подрос, я решила выйти на работу. Мы наняли пожилую женщину, чтобы она смотрела за ребенком и вела хозяйство, пока я занята. Дома сидеть мне не хотелось. Макс, конечно, уговаривал не работать вообще, ссылаясь на свои более чем высокие доходы, позволяющие нам жить безбедно. Но когда я пришла в бюро, поняла, что это не единственная причина его версии.
Таечки на фирме давно не было. То ли она-таки поступила в институт, то ли вышла замуж. Но и без нее у меня хватало оснований для ревности. Фирма расширилась, заказчики прибывали, потому и сотрудников стало больше. По коридору шастали длинноногие девицы, призывно заглядывающие в глаза моему мужу.
– Да, у вас тут дом моделей, а не строительная фирма, – сказала я, присвистнув. – Может, вы открыли филиал Юдашкина? Раньше одна Таечка обслуживала и справлялась, а теперь вон сколько…
Муж ухмыльнулся, видимо, довольный работой кадровика, умевшего подбирать сотрудниц. А может, он сам занимался этим вопросом. Но у меня не было никакого желания выяснять, что делают девицы в фирме моего мужа и, что самое главное, не хотелось даже думать о том, что делает мой муж с этими девицами.
Решив не провоцировать лишние скандалы и не расстраивать и без того не самую крепкую нервную систему, я устроилась на работу в другом месте. Меньше знаешь, лучше себя чувствуешь – неплохое правило, которым руководствуются мудрые дамы. К разводу я была не готова. Столько сил приложить, чтобы выйти замуж, и теперь… из-за какой-то Таечки или Маечки все разрушить?
