Целых пять лет отделяют этот окончательный вариант драмы от первых сцен, написанных еще в Бауэрбахе.

так писал Шиллер в одном шуточном стихотворении, сочиненном в доме Кернера, жалуясь, что стирка на кухне перебивает его вдохновенье.

Но, как ни торопил поэт своего Пегаса, работа над «Карлосом» затянулась. И причина не в том, что в Мангейме он «чуть было вовсе не утратил любви к драматургии…». И не в отсутствии уверенности в своих силах, хоть у него «все еще так кружится голова», как только он подымет взор «на гиганта Шекспира».

В написанной позднее статье «Письма о «Дон Карлосе» Шиллер сам исчерпывающе говорит о том, почему так трудно рождалась на свет его четвертая драма.

«Дело в том, что за время работы над нею… многое изменилось во мне самом. В различных превратностях, которые претерпел за это время мой образ мыслей и чувств, неизбежно должно было принять участие и это произведение. То, что по преимуществу увлекало меня в нем вначале, в дальнейшем действовало уже слабее, а к концу почти совсем не волновало. Новые идеи, зародившиеся во мне, вытеснили прежние…»

Первоначально Шиллер предполагал обработать историю Карлоса в духе драматургии «бури и натиска».

Еще в Бауэрбахе он познакомился с новеллой французского писателя и путешественника XVII века аббата Сен-Реаля. Она рассказывала о романтической любви принца Карлоса к его мачехе Елизавете Валуа, второй жене короля Филиппа. Елизавета была раньше помолвлена с Карлосом, но король Филипп, овдовевший тем временем, влюбился в невесту сына и посватался к ней сам. Заподозрив сына и жену в измене, он казнил обоих, и только после их гибели убедился в их невиновности.

Эта новелла далека от исторической достоверности. Подлинный Дон Карлос, типичный отпрыск династии Габсбургов, кретин, урод и распутник, вряд ли был способен испытывать душевную привязанность к кому бы то ни было и тем более быть любимым. Но во времена Сен-Реаля да и в эпоху Шиллера испанские государственные архивы были недоступны; они тщательно охранялись от посторонних взоров. Ранняя смерть инфанта Карлоса (кажется, в действительности она произошла от обжорства) окружила его имя поэтической легендой, проверить которую было нелегко. Впрочем, в годы начала работы над «Карлосом» историческая достоверность интересовала поэта в последнюю очередь. В новелле Сен-Реаля он увидел острый сюжет. На материале семейной трагедии, разыгравшейся в Мадридском дворце, Шиллер намеревался создать произведение, обличающее феодальный произвол. В центре драмы должна была встать история любви Карлоса и Елизаветы и их гибель.

Первое действие, написанное в прозе, как и все юношеские драмы Шиллера, появилось в «Рейнской Талии» весной 1785 года.

Но с годами замысел Шиллера изменился вместе с переменами его «образа мыслей и чувств» — прощанием с «бурей и натиском».

Теперь для Шиллера главное не критическая, обличительная тенденция — она занимает в «Дон Карлосе» подчиненное место, — а утверждение гуманистических идеалов. Их провозвестником выступает в драме друг юности Карлоса — маркиз Поза.

По мере работы над трагедией образ Позы, игравший, по первоначальному замыслу, второстепенную роль, становится центральным. Он и есть новый герой Шиллера, носитель его высокого нравственного идеала. Маркиз Поза один из тех великих умов, которые, как говорит Шиллер в «Письмах о «Дон Карлосе», возникают иногда «между тьмою и светом», в переломные моменты истории, когда «столкнулись разум и предрассудки и брезжит предрассветная заря истины».

Такой переломный момент истории Шиллер видит в XVI столетии, эпохе широкого антифеодального движения в Европе. Один из самых ярких эпизодов ее — борьба нидерландского народа против тирании испанских Габсбургов — и составляет исторический фон трагедии.

События в Нидерландах укрепили веру Позы в осуществимость там идеала республиканской свободы. Он едет в Испанию, к другу юности Карлосу, в его душе посеял он когда-то «семена гуманности и героической доблести». Поза надеется уговорить инфанта стать во главе восставшего нидерландского народа.

Со встречи обоих друзей начинается действие драмы.

Но Карлос забыл свободолюбивые мечты юности. Единственное чувство, которое владеет им сейчас, — безнадежная любовь к королеве, жене своего отца.

Поза не стремится погасить пламя этого чувства. Но он хочет дать ему другое направление: вдохнуть в грудь Карлоса угасшее свободолюбие. В королеве находит он союзницу своим стремлениям. Из рук любимой получает Карлос письмо от деятелей нидерландской революции, привезенное Позой из Брабанта.

Кажется, что цель «посланника человечества» близка к осуществлению: Карлос воодушевлен мыслью о Фландрии. Он умоляет короля послать его туда вместо жестокого, фанатичного герцога Альбы, которого Филипп намерен отправить во главе испанских войск на подавление нидерландского мятежа.

Но мольбы Карлоса напрасны. Отца настраивает против сына реакционная придворная клика: она видит в юном наследнике престола инакомыслящего, человека новых воззрений. Примирение Филиппа и инфанта, влияние Карлоса на дела государственные означало бы падение таких столпов реакции, как Альба, как духовник короля иезуит Доминго. Чтобы отдалить Карлоса, они разжигают ревнивые подозрения короля.

Отвергнув попытку сына к примирению, терзаемый муками ревности, Филипп больше чем когда-либо ощущает свое человеческое одиночество. Вокруг его трона только льстецы и корыстолюбцы. Где друг, которому он мог бы довериться?!

В таком душевном состоянии вспоминает король о маркизе Позе. Когда-то, во время нападения турок на Мальту, юный Поза прославился героическими подвигами. Но он не ищет за них награды у трона, он

Бескорыстие и независимость рыцаря кажутся королю залогом его высокой души; не он ли тот друг, о котором мечтает Филипп?

Узнав, что его призывают к королю, Поза решает использовать эту встречу. Но не так, как сделал бы это царедворец: милости не нужны маркизу-республиканцу. Но раз уж предстоит ему явиться к тому, в чьих руках судьба миллионов, он попытается уговорить короля изменить реакционную политику Испании, прекратить кровавый террор в Нидерландах.

Даст ли всход это семя? Приведет ли его попытка к каким-либо результатам? Поза в этом далеко не уверен. И все же следует воспользоваться редким случаем, решает он.

Сцена встречи короля и Позы — центральная в драме.

Не как слуга монарха, а как «гражданин мира» разговаривает Поза с королем — «на языке свободных убеждений». В пламенном монологе раскрывает он перед Филиппом свою мечту о победе гуманности над тиранией, о счастливом будущем народов.