Когда Аня ушла, Дима тут же поднялся в душ, после чего обычно ложился спать. Но только не сегодня. На этот вечер у Алексея были несколько другие планы. Поэтому, когда тот вышел из ванной и наткнулся взглядом на лежащего поверх одеяла Алекса, удивленно поинтересовался:

— Ты тоже решил лечь пораньше?

Учитывая, что сейчас было только девять вечера, а за окном только-только начинали сгущаться летние знойные сумерки, этот вопрос действительно был резонным. Алексей никогда не ложился спать раньше полночи, будучи ярким представителем «сов».

— Нет, — покачал он головой, — ложись, я нанесу мазь.

— Да уже вроде как зажило все… — слегка растерянно проговорил Дима, стараясь понять ту особую интонацию, которая прозвучала в голосе Алексея.

Это было нечто бархатистое и завлекающее, хотя сам он действительно держал в руках тюбик с той мазью, которой смазывал его ссадины и кровоподтеки. Голову, наконец, перестали забинтовывать, и он смог ее нормально помыть. Кое-где еще были синяки, но их цвет постепенно менялся с фиолетового и ярко-пурпурного на зеленовато-желтый. Уже почти ничего не болело, только ребро иногда ныло, когда он по забывчивости делал резкое движение или смеялся. Хотя в последнее время смеялся он крайне редко.

Дима понимал, что причиняет Алексею боль своей замкнутостью, но не мог рассказать, что его мучило. Видит Бог, как ему хотелось просто заползти в объятия Алекса и поделиться тем, что произошло на самом деле. Поделиться своей болью. Дать ему утешить себя. Поддержать. Но зная, как эмоционально тот реагирует на все, Дима переживал, что сделает только хуже. Неизвестно, что взбредет Алексею в голову и какую расправу он придумает его отцу. Что если это приведет к каким-нибудь ужасным и необратимым последствиям?

Мучась от этих разъедающих душу терзаний, он чувствовал как все больше и больше отдаляется от него. И это осознание причиняло еще большую боль. Это был какой-то замкнутый круг. Адский замкнутый круг, из которого он никак не мог вырваться. Не мог найти хоть одну маломальскую соломинку, за которую смог бы ухватиться, пока его полностью не засосало в это болото отчаяния и вынужденного одиночества.

Он лег рядом с Алексеем, приподнимая майку.

— Лучше сними, — серьезно попросил тот, нанося мазь на пальцы рук и согревая ее.

Дима нехотя стащил майку, и Алекс коснулся его кожи чуть прохладным прикосновением, осторожно втирая мазь. Дима внимательно следил за его выражением лица, но оно было серьезным и сосредоточенным. Он немного расслабился и прикрыл глаза. Эти ощущения за последнее время были единственными, которые он испытывал. С тех пор, как Алекс забрал его из больницы, сексом они не занимались. Прикосновения Алексея были легкими и нежными, они переходили от одной ссадины к другой, но не причиняли дискомфорта.

Через какое-то время Алексей почувствовал, как Дима полностью расслабился, и добавил к своим втирающим прикосновениям другие, едва уловимые, скользящие по коже. Они были ненавязчивые, будто случайные, и не настораживали.

— Перевернись, — попросил Алексей, и Дима послушно улегся на живот.

Прикосновения возобновились. Дима чувствовал прохладную мазь и теплые пальцы Алекса, которые бережно втирали ее в кожу. Ощущение было приятным и расслабляющим. Внезапно рука скользнула по коже вниз, к бедрам. Но прежде чем Дима успел как-то среагировать, вновь вернулась на прежнее место.

Постепенно растворяясь в этих ощущениях, Дмитрий и не заметил, как к прикосновениям рук присоединились легкие поцелуи. Но это было так приятно, что он не останавливал Алексея. Губы медленно путешествовали по его позвоночнику, спускаясь все ниже и, не доходя до линии белья, вновь возвращались вверх. Ладонь Алекса легла на его ягодицы. Мягко надавила и вновь исчезла.

Кончик языка скользнул по плечу, и неконтролируемые мурашки тут же покрыли всю кожу. Дыхание на миг сбилось.

— Алекс… — прошептал Дима.

— Ш-ш-ш…

Это «Ш-ш-ш» прозвучало так чертовски возбуждающе, что Дима почти сразу забыл, что хотел сказать. Пока он пытался как-то собраться с мыслями, пальцы Алексея миллиметр за миллиметром отвоевывали обнаженную кожу его ягодиц, очень медленно, почти незаметно, стаскивая белье.

И вот уже кончик языка Алекса скользит по расселине, заставляя Диму дрожать от просыпающегося желания. Ему так не хватало этих ощущений все это время. Не хватало ласк Алексея. Но тяжелые мысли, окутывающие его сознание, не дают до конца отдаться в их власть. Тем временем язык Алексея все продолжает скользить по коже, пока Дима не чувствует, как он очень мягко проникает глубже. Не спеша. Изучая. Лаская.

Судорожный вдох и бедра сами собой приподнимаются, позволяя Алексу избавить его от лишней одежды. Теплые ладони ложатся на его ягодицы и осторожно раздвигают их, пропуская кончик языка еще глубже. Нежно. Осторожно. Самообладания больше нет. Оно тает под этим натиском. Стон удовольствия. Сладкая мука продолжается, лишая голову мыслей. Стирая их этим теплым и влажным скольжением. Одну за другой. Отвоевывая место для страсти.

Дима чувствует эрекцию и понимает, что Алексей одержал свою маленькую победу. В его мыслях сейчас только он. Только его прикосновения. Только желание продолжать таять от этих ощущений. Алекс нежно целует кожу его спины, осторожно покусывает за плечо, и одновременно с этим Дима чувствует проникающие в него пальцы Алексея. Чувственно стонет. Слегка поводит бедрами, показывая этим движением свою полную капитуляцию.

Пальцы оживают и начинают двигаться. Медленно. Слишком. Этого уже недостаточно. Дима сам не замечает, как начинает подмахивать бедрами. Закрывает глаза. Часто дышит. Кожа покрывается капельками пота. Жар заполняет его изнутри. Растекается по телу раскаленной лавой. Быстрее. Глубже.

Алексей склоняется к его уху и шепчет:

— Я. Люблю. Тебя.

Четко отчеканивая каждое слово. Подкрепляя их движением своих пальцев внутри и поцелуями в шею. Оргазм. Стон звучит как крик души. Очищающий. Смывающий с нее всю грязь. Дима с силой комкает ладонями простыню. Непроизвольно. Пытаясь удержаться в этом мире от того головокружительного падения в черную невесомость.

Алексей мягко переворачивает его и целует. Губы залечивают самые страшные раны. Те, что внутри. Те, что не видно. Диму начинает трясти от этого ощущения. Алексей рушит все стены. Все преграды. Все барьеры. Не давая спрятаться в панцирь. Вытягивая его душу. Оголяя ее. Заставляя отказаться от добровольного одиночества. Дима дрожит. Плачет.

— Я люблю тебя, — повторяет Алекс, чувствуя, как эти слова горят на губах. Будто являют собой какую-то энергию. Нечто совершенно особенное. И вместе с ними приходит облегчение. Внутри рушится невидимая плотина, и это чувство затопляет все его существо от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах.

Дима открывает глаза и смотрит на него. Тем самым взглядом, который Алексей запомнил с их самой первой встречи. Светлым, немного детским и искренним.

— Ты слышишь?

Дима не может произнести ни слова. Их тысячи проносятся в голове, но ни одно не подходит для того, чтобы описать, что он сейчас чувствует. Он изо всех сил пытается что-то сказать, но получается только кивнуть в ответ. Он слышит их. Даже до сих пор. И эти слова самое сильное обезболивающее и успокоительное для его истерзанной и раненой души.

Алексей улыбается. Ему хочется зацеловать его. Касается губами уголков рта и подбородка. Проводит кончиком языка по шее и плечу. Он будет делать это всю ночь, если потребуется. Пока не заставит Диму вновь ожить. Вновь улыбаться. Пока не вылечит его до конца своей лаской. Ладонь, мягко поглаживая, скользит по коже. Нежно очерчивает изгибы тела. Они целуются. Как в их первый раз. Никуда не спеша. Растворяясь друг в друге. Только теперь это любовь. И оба знают это.

Сколько проходит времени, не важно. В окутанной сумраком комнате, в которую сквозь распахнутое окно врывается летний ночной ветер и иногда касается их горячих тел, сложно уследить за течением минут. Дима ложится на бок и чувствует, как бедра Алексея вжимаются в его бедра. Чувствует его возбуждение. Алекс старается не задеть больное ребро Димы, поэтому очень осторожно сжимает ладонями его тело только внизу спины. Входит. Замирает. Дает время привыкнуть. Вдохнуть.