В Британию он вторгся будто бы в надежде найти там жемчуг: сравнивая величину жемчужин, нередко взвешивал их на собственных ладонях. Резные камни, чеканные сосуды, статуи, картины древней работы он покупал по таким неслыханным ценам, что сам чувствовал неловкость и запрещал записывать их в книги. В провинциях он постоянно давал обеды на двух столах: за одним возлежали гости в воинских плащах или в греческом платье, за другим — гости вместе с самыми знатными из местных жителей. Порядок в доме он соблюдал в малых и больших делах настолько неукоснительно и строго, что однажды заковал в колодки пекаря за то, что тот подал гостям не такой хлеб, как хозяину, а в другой раз казнил смертью своего любимого вольноотпущенника за то, что тот обольстил жену римского всадника, хотя на него никто и не жаловался.

На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекший на него всеобщее поношение. Я не говорю о знаменитых строках Лициния Кальва:

Умалчиваю о речах Долабеллы и Куриона-старшего, в которых Долабелла называет его „царевой подстилкой“, и „царицыным разлучником“, а Курион — „злачным местом Никомеда“ и „вифинским блудилищем“. Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу вифинской царицей и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства; в то же время, по словам Марка Брута, и некий Октавий, человек слабоумный и потому невоздержанный на язык, при всем народе именовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Но Гай Меммий прямо попрекает его тем, что он стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам».

А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Бифинии цвет юности этого потомка Венеры: мало того, когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!». Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:

На любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен. Он был любовником многих знатных женщин, в том числе Постумии, жены Сервилия Сульпиция, Лолии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея. Действительно, и Курионы, отец и сын, и многие другие правители попрекали Помпея тем, что из жажды власти он женился на дочери человека, из-за которого прогнал жену, родившую ему троих детей, и которого не раз со стоном называл своим Эгисфом[26]. Но больше всех остальных любил он мать Брута Сервилию: еще в свое первое консульство он купил для нее жемчужину, стоившую шесть миллионов, а в гражданскую войну, не считая других подарков, он продал ей с аукциона богатейшие поместья за бесценок. Когда многие дивились этой дешевизне, Цицерон остроумно заметил: «Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?» Дело в том, что Сервилия, как подозревали, свела с Цезарем и свою дочь Юнию Третью.

И в провинциях он не отставал от чужих жен: это видно хотя бы из двустишья, которое также распевали воины в галльском триумфе:

Среди его любовниц были и царицы, например мавританка Эвноя, жена Богуда: и ему и ей, по словам Назона, он делал многочисленные и богатые подарки. Но больше всех он любил Клеопатру: с нею он и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать; наконец, он пригласил ее в Рим и отпустил с великими почестями, позволив ей даже назвать новорожденного сына его именем. Некоторые греческие писатели сообщают, что этот сын похож на Цезаря и лицом и осанкой.

Марк Антоний утверждал перед сенатом, что Цезарь признал мальчика своим сыном и что это известно Гаю Матию, Гаю Оппию и другим друзьям Цезаря; однако этот Гай Оппий написал целую книгу, доказывая, что ребенок, выдаваемый Клеопатрой за сына Цезаря, в действительности вовсе не сын Цезаря (как будто это нуждалось в оправдании и защите!). Народный трибун Гальвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в свое отсутствие: по этому закону Цезарю позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно для рождения наследников. Наконец, чтобы не осталось сомнений в позорной славе его безнравственности и разврата, напомню, что Курион старший в какой-то речи назвал его «мужем всех жен и женою всех мужей».

Безусловно, Клеопатра превосходно знала обо всех позитивных и негативных качествах Цезаря.

Как писал историк того времени Дион Кассий, царица Клеопатра могла легко покорить любого человека, даже мужчину уже немолодого и пресытившегося любовью.

В это время Цезарю было 53 года — возраст даже по современным меркам достаточно немолодой. Клеопатре следовало быстро оценить его мужские достоинства и не доводить до переутомления. При этом его нужно было заставить поверить, что в эротическом искусстве он превосходит любого. Клеопатра помнила, что у возлюбленного жестокий ревматизм, нажитой в британских болотах. Отсюда — не все любовные приемы были для него приятны и полезны. Не стоило сбрасывать со счетов и гомосексуальные наклонности Цезаря. Поэтому Клеопатра дала понять: она сделает так, что все будут удивляться, каким половым гигантом остается великий полководец. Фактически царица и римский полководец решили поставить грандиозный спектакль, который был им необходим обоим. Их роли в этом спектакле: горячие, страстные любовники. Все расходы Клеопатра брала на себя.

Появление римских войск в Египте было с самого начала встречено недружелюбно. Поначалу Цезарь не хотел долго задерживаться в Египте. В его «Записках» говорится о том, что, мол, неблагоприятные ветры делали невозможным в то время отплытие из Александрии. В данном случае Цезарь сильно лукавил, поскольку был весьма заинтересован в том, чтобы получить средства для содержания своих легионов. Птоломей Авлет, отец Клеопатры, должен был Риму огромную сумму в 17 миллионов денариев. В свое время он эту огромную сумму получил не без помощи Цезаря. Цезарь простил часть долга, но потребовал возврата 10 миллионов. Потин, фактический руководитель египетского правительства и министр финансов, ставил всякие препоны и вел себя необычайно нагло. Так, Потин приказал кормить солдат Цезаря черствым хлебом, говоря, что они должны быть довольны и этим, поскольку едят чужое. Цезарю и его приближенным Потин выдавал к столу лишь глиняную или деревянную посуду, заверяя, что золотая и серебряная пошла якобы в уплату долгов.

Цезарю царица Клеопатра пообещала возврат всех долгов, постоянное снабжение вечного города Рима египетским хлебом и т. п. Она взяла на себя и другие обязательства, которые носили секретный характер. В свою очередь, Цезарь должен был сделать так, чтобы Клеопатра стала единовластной правительницей Египта.