— А кто такой Уэнтворт? — спросил Бразерхуд.

Лицо Сида замкнулось, как дверь тюрьмы.

— Кто-кто, старина?

— Уэнтворт.

— Нет. Не думаю. Не думаю, что знаю человека по имени Уэнтворт. Скорее это название места. А что, некий Уэнтворт втянул его в беду?

— А Сабина? Магнус никогда не упоминал про Сабину?

— Это скаковая лошадь, да? Разве не Принцессе Сабине пророчили Золотой кубок в прошлом году?

— А кто это — Мак?

— Вот-те на. Магнус что, тоже с милашками водится? В общем-то он бы не был сыном своего папаши, если б не водился.

— Зачем же он все-таки сюда приезжал?

— Я же вам сказал. За утешением. — И взгляд Сида, словно притянутый неким сильным магнитом, скользнул в тот угол, где раньше что-то стояло, а потом слишком уж нахально вернулся к Бразерхуду. — Вот так-то, — сказал Сид.

— Скажите одну вещь, не возражаете? — попросил Бразерхуд. — Что стояло в том углу?

— Где?

— Вон там.

— Ничего.

— Предмет обстановки? Сувенир?

— Ничего.

— Что-то, принадлежавшее вашей жене, что вы продали?

— Мег? Да я ничего из вещей Мег не продал бы, даже помирай я с голоду.

— Тогда что же оставило эти вдавленные полосы?

— Какие полосы?

— Вот эти, на которые я указываю. На ковре. Что их оставило?

— Вам-то что до этого?

— А какое отношение это имеет к Магнусу?

— Никакого. Я же говорил вам. Не надо повторяться. Это меня раздражает.

— Где эта вещь?

— Уехала. Да она и не имеет значения. Так, пустяк.

Оставив Сида сидеть, Бразерхуд помчался по узкой лесенке наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Перед ним была ванная. Он заглянул туда, затем шагнул в главную спальню слева. Большую часть комнаты занимала тахта, накрытая розовым, с оборками покрывалом. Бразерхуд заглянул под него, провел рукой под подушками, заглянул под них. Распахнул гардероб, раздвинул ряды пиджаков из верблюжьей шерсти и дорогих дамских платьев. Ничего. Во второй спальне по другую сторону площадки не было ни единого предмета обстановки, достаточно массивного, размером два фута на два, — только горы великолепных белых кожаных чемоданов. Сойдя на первый этаж, Бразерхуд обследовал столовую и кухню и через заднее окно оглядел крошечный садик, спускавшийся к реке. Ни сарая, ни гаража. Он вернулся в гостиную. Прошел еще один поезд. Он помолчал, выжидая, когда стихнет грохот. Сид по-прежнему сидел на стуле, сильно наклонясь вперед. Руки его стискивали ручку палки, подбородок покоился на них.

— А как насчет следов от шин на ведущей к вам дороге? — сказал Бразерхуд.

И тут Сид заговорил. Он почти не разжимал губ, словно слова вызывали у него боль.

— Поклянетесь ли вы мне честью скаута, фараон, что это ко благу его страны?

— Да.

— Поступок, который он совершил, — хоть я этому не верю и не желаю о нем знать, — это поступок непатриотичный или его можно таким счесть?

— Возможно. Главное для всех нас — найти Магнуса.

— И вы сгниете, если соврете мне?

— Сгнию.

— И сгниете, фараон. Потому что я люблю этого мальчика, но никогда еще не делал ничего плохого для моей страны. Он приезжал сюда, чтобы обвести меня вокруг пальца — это правда. Ему нужен был шкафчик для бумаг. Старый зеленый шкафчик, который Рик дал мне на сохранение, когда отправился в свои странствия. «Теперь, когда Рик умер, вы можете отдать его бумаги. Все в порядке, — сказал Магнус. — По закону. Они мои. Я же его наследник, верно?»

— Какие бумаги?

— Вся жизнь его отца. Все его долги. Его секреты — можно так сказать. Рики всегда хранил их в специальном шкафу. Все, что он нам всем задолжал. В один прекрасный день он собирался со всеми расплатиться, чтобы никто из нас никогда больше ни в чем не нуждался. Я сначала сказал — нет. Я всегда говорил «нет», пока Рики был жив, да и не вижу, чтоб сейчас что-то изменилось. «Он умер, — сказал я. — Пусть покоится с миром. Лучшего друга, чем твой старик отец, ни у кого еще не было, и ты это знаешь, так что перестань задавать вопросы и живи своей жизнью», — сказал я. В этом шкафу хранились вещи скверные. К примеру, про Уэнтворта. Других имен, которые вы называли, я не знаю. Может, про них там тоже что-то есть.

— Может, и есть.

— Магнус стал со мной спорить, и под конец я сказал: «Бери». Была бы тут Мег, я б в жизни с этим шкафчиком не расстался, явись законный наследник или кто другой, но Мег уже нет. И я не смог ему отказать, что правда, то правда. Ни в чем никогда не мог отказать, как и его папаше. Магнус собирается писать книгу. Мне это тоже не нравится. «Твой папка никогда не знался с книгами, Пострел, — сказал я. — Ты же это знаешь. Его университетом был мир». Он меня не слушал. Никогда не слушал возражений, если чего-то хотел. «Ладно, — сказал я. — Бери. Может, он тогда тебя отпустит. Втащи шкафчик в машину и отчаливай, — сказал я. — Я позову большого Мика, соседа, чтоб он тебе помог». Магнус не захотел. «В машину он не влезет, — сказал он, — да и едет она не туда, куда надо везти шкафчик». — «Хорошо, — сказал я, — тогда оставь его здесь и заткнись».

— Он еще что-нибудь тут оставил?

— Нет.

— А был у него с собой чемоданчик для бумаг?

— Черная такая штуковина с королевской короной и двумя замками.

— Как долго он у вас пробыл?

— Достаточно долго, чтобы меня обкрутить. Час, полчаса, откуда мне знать? Даже присесть не захотел. Не мог. Все время расхаживал по комнате в своем черном галстуке и улыбался. И то и дело поглядывал в окно. «Эй, — сказал я, — какой же ты все-таки банк ограбил? Скажи, чтоб я поехал и забрал свои денежки». Обычно он смеялся над такими шуточками. А на этот раз не рассмеялся — только улыбался все время. Ну, похороны — они действуют ведь по-разному, верно? И все-таки лучше бы он не улыбался.

— Ну и после этого он уехал. Вместе со шкафчиком?

— Конечно, нет. Он же прислал за ним фургон!

— Конечно, — сказал Бразерхуд, ругая себя за тупость.

Он сидел недалеко от Сида и поставил свой виски рядом со стаканом Сида на индийский столик с медной крышкой, которую Сид так полировал, что она сверкала, точно восходящее солнце Сид говорил с большой неохотой, голос его был еле слышен.

— Сколько приезжало народу?

— Двое парней.

— Вы их поили чаем?

— Конечно, поил.

— А фургон их вы видели?

— Конечно, видел. Я ведь их поджидал, верно? Это же главное развлечение тут — фургон.

— От какой фирмы он был?

— Не знаю. На нем не было написано. Просто фургон — без всяких надписей. Похоже, он был взят напрокат.

— Какого цвета?

— Зеленый.

— Взятый напрокат у кого?

— Откуда же мне знать?

— Вы где-нибудь расписывались?

— Я? Да вы просто шизик. Ребята выпили чаю, погрузили шкафчик и отбыли.

— А куда они его повезли?

— На склад, куда же еще?

— А где склад?

— В Кэнтербери.

— Вы уверены?

— Конечно, уверен. В Кэнтербери. Груз для Кэнтербери. Они еще пожаловались на вес. Они всегда так делают — думают, им больше накапает.

— Они сказали, что это груз для Пима?

— Для Кэнтербери. Я же говорил.

— И они не называли никакого имени?

— Лемон. Поезжайте к Лемону, заберите груз для Кэнтербери. Я — Лемон. Значит, у них было имя — Лемон.

— А номер фургона вы не заметили?

— Как же. Я его записал. Это у меня такое хобби — собираю номера фургонов.

Бразерхуд выдавил из себя улыбку.

— Может, вы хотя бы помните, какой марки был фургон? — спросил он. — Отличительные особенности или что-нибудь в этом роде.

Это был достаточно безобидный вопрос. Сам Бразерхуд мало надеялся что-то с его помощью получить. Из тех вопросов, которые, если не задать, повисают в воздухе, а если их задаешь, — не жди дивиденда: они просто входят в багаж расследователя. Однако это был последний вопрос, который Бразерхуд задал Сиду в тот угасающий осенний вечер и, собственно, последний в его недолгих, но отчаянных поисках Пима, так как теперь его занимали уже только ответы. Однако Сид категорически отказался высказываться. Он начал было говорить, но потом передумал и с легким хлопком плотно сжал рот. Подбородок его оторвался от рук, голова приподнялась, затем постепенно приподнялось и все его маленькое тельце. Оно мучительно выпрямилось, словно заслышав звук трубы, сзывающей на последнее построение. Сгорбившись, он подпер палкой бок.