Я поправил цепь, которую мне так и не пришлось размотать, и дальше гнал Коня на пределе.

Кругом были зеленые холмы, только над головой — алое закатное небо. Мой светлый конь тоже казался красным, а узоры на его шкуре, днем темно-синие, теперь выглядели угольными рисунками.

— Потерпи, Конь, — сказал я ему. — Когда мы доберемся до Поля Вод, я дам тебе отдохнуть.

Я звал его просто Конем, ибо его создатель не озаботился такой мелочью, как дать ему имя, а никто другой сделать этого был не вправе: даже я.

Мы скакали уже сутки, с того времени, как я выжулил у Волка С Тысячей Морд его сокровище. Он не сразу бросился в погоню, а то мне было бы не уйти. Два раза он уже догнал нас: на рассвете и в час зенита. Первый раз он был очень удивлен, когда стальная змея, что я выпустил из мешка, скользнула к нему в траве и убила его. Волк С Тысячей Морд двигался куда быстрее моего Коня, но это здорово задержало его. Во второй раз я отделался от него, выпустив стальную мышь, которую, правда, Фолм чуть не разрубил мечом. Вот теперь это повторилось снова, и до полуночи я мог его не ждать.

Мы летели во весь опор, ноги моего Коня слились в сверкающие полосы; первые звезды на небе, как обычно, сложились в знакомое имя; потом взошла луна, и в ее свете Конь снова обрел свои настоящие цвета: серебристо-белый с темно-синими спиралями узоров. Луна же в эту ночь была огромной и странной: видно, где-то неподалеку творилось колдовство.

Мы проехали земли Тарамиска, Нижней Дельвии и Поймута. Дельвийские эльфы, нервничая, с криками бросались прочь от моего Коня, горстями выскакивая из-под копыт. Большой черный ворон какое-то время летел за нами, выкрикивая всякие слова; белые цветы в заводях Поймута провожали нас, поворачивая вслед пышные соцветия; у Левой горы Вечный Повешенный приветливо помахал нам рукой из своей петли; я улыбнулся и помахал ему в ответ, когда мы пролетали мимо.

Постепенно луна поднималась все выше, и странные знаки наконец исчезли с нее, так что стало светлее. Полночь застала нас в безмолвных лесах Кератаса. На широкой лесной дороге, откуда ветер вымел все палые листья, я снова услыхал поступь Волка С Тысячей Морд. На этот раз я не придерживал Коня, пытаясь выиграть время.

Он догнал меня быстро, пролетел мимо — его халат развевался на ветру — и развернулся мордой ко мне, так резво, что его даже занесло. Мой Конь встал на дыбы. Я на всякий случай ослабил обмотанную вокруг руки цепь, а вторую руку запустил в мешок, откуда ранее извлек змею, мышь и бабочку. Честно говоря, на мешок у меня было больше надежды, чем на цепь.

Волк С Тысячей Морд остановился, и Фолм с Макхамом спрыгнули на землю. Они явно были злы. Фолм вытащил меч, лезвие которого появлялось, лишь когда он держал его в руках; так он носил на поясе лишь рукоять. Макхам, доигравшийся в свое время с магией до того, что начал терять человеческий облик, хотел произнести какое-то заклинание, но, по обыкновению, прикусил язык. Ума не приложу, зачем Волк С Тысячей Морд его с собой таскает.

— Ты не уйдешь далеко, даже если у тебя в запасе еще есть фокусы, — хрипло сказал Волк С Тысячей Морд. — Я уже разослал почтовых птиц: тебя задержат. Впереди по дороге много тех, кто должен мне за проигрыш в карты!

— Недоумки, которые умудрились проиграть даже тебе, вряд ли сообразят, с какого краю сесть на лошадь, — сказал я. Нарочно, конечно: Волк С Тысячей Морд был отличным игроком. Но я-то, можно сказать, у него выиграл.

Волк С Тысячей Морд какое-то время стоял молча. Сейчас у него была одна башка, только морды постоянно менялись, словно на болванку волчьей головы проецировали «волшебным фонарем» лики разных волков.

Потом он сказал:

— Ты ведь выиграл у меня нечестно. Ты жульничал.

— Но ведь ты тоже жульничал! — отвечал я, тихонько шаря в мешке.

— Но ты жульничал ПО-ДРУГОМУ! У тебя была ДРУГАЯ тактика! — Волк С Тысячей Морд побелел от возмущения. Он орал и брызгал слюной: — Кто тебе не давал жульничать в том же ключе, что и я?! Я бы и слова не сказал!!! Это было бы ЧЕСТНО!! А ты сделал НЕЧЕСТНО!!!

Я вытащил руку из мешка, и стальная птица, с клювом, полным яда, порхнула к нему.

Фолм взмахнул своим громадным палашом и припечатал мою птицу к земле. Пружинки и шестеренки рассыпались в ядовитой лужице.

Волк С Тысячей Морд замолчал и посмотрел на птицу, приподняв переднюю лапу. Какое-то время он стоял так, а потом нахмурил лоб и поинтересовался:

— А кто делает все эти штучки, скажи на милость?

Я с досадой отмахнулся:

— Кузнец Логин из Тембло. Он ковал их специально под мой заказ.

Я мог назвать имя, абсолютно не беспокоясь о его безопасности. Я знал, что Волк С Тысячей Морд никогда зря не подставит свою жизнь под удар.

И впрямь, он отошел от птицы и задумчиво промолвил:

— Спасибо, что сказал. Буду обходить десятой дорогой двор кузнеца Логина, если меня занесет в это чертово Тембло. Взять его, ребята.

Фолм и Макхам рванулись вперед, и я взмахнул своей боевой цепью. Фолм перекатился через лопатки, а Макхам, как обычно, замешкался. И шипованный шар на конце моей цепи раздробил ему голову.

Фолм замахнулся мечом, но я стегнул цепью еще раз, и ее кончик, обвившись вокруг рукояти, вырвал оружие из его рук. Клинок моментально исчез, рукоять я отбросил в сторону. Через секунду Фолм погиб. Моя цепь скована таким образом, что каждое следующее звено более плоское и более острое, чем предыдущее, так что на конце это уже хлыст из отточенных лезвий. Еще на конец цепи надевается железный шар, чтобы удар был тяжелее. Его можно снять, но сегодня я этого не сделал.

Волк С Тысячей Морд зарычал. В отличие от него, у его людей не было никакой форы на убийства, и теперь они умерли насовсем.

Он прыгнул, низко, стелясь над землей, и полоснул Коня по ногам. Конь взвился свечой, одна из спиралей в узоре закрутилась туже, а раны на ногах мгновенно затянулись. Существует поверье, что мой Конь падет лишь тогда, когда узоры сплошным ковром скроют его шкуру; до тех же пор он неуязвим, и каждый шрам лишь добавляет богатства рисунку.

Мы кружили по поляне, и я едва успевал отбиваться цепью. Волк С Тысячей Морд был куда крепче своих ныне мертвых помощников, и мы дрались всерьез. Затем мне повезло, и цепь, обмотавшись ему вокруг шеи, перерезала его горло. Он упал, и палые листья вокруг сразу же запылали. Я подхватил цепь, и мы полетели во весь опор дальше, получив передышку до утра. Я оглянулся лишь раз. Волк С Тысячей Морд пылал, и горели листья вокруг него, чтобы он вскоре вышел возрожденным из собственного погребального костра.

Когда мы играли в карты у него в саду, я проиграл ему довольно много раз. Мы играли на форы, и в конце первого этапа у него оказалось куда больше фор на смерть от моей руки, чем у меня — от его. Но что поделать: серия проигрышей была частью моего плана, необходимой, чтобы выманить его на большую игру.

Потом, когда он поставил на кон свое сокровище, я сжульничал, используя другую технику, чем он, и выиграл. Он ничего не заметил поначалу, будучи расстроен проигрышем. Знаете, грыз землю, катался на спине и все такое. Я не дал ему опомниться, подхватил выигрыш и был таков.

Потом, видимо придя в себя, он что-то заподозрил, начал вспоминать партию и понял, что я его обманул. У него своеобразное понятие о честности, и он в самом деле и слова бы мне не сказал, надуй я его тем же способом, каким он все время пытался надуть меня. Мой же поступок он посчитал за оскорбление и взвился в погоню.

Теперь я убегал от него, стараясь как можно скорее добраться до дому. Пока мне везло, и при таких делах он мог догонять меня не чаще четырех раз в сутки. Но фокусы в мешке у меня кончились, а цепь, хоть и серьезное оружие, против Волка С Тысячей Морд была слабовата. Да к тому же, если бы он убил меня, ему не надо было бы никуда скакать. Он мог спокойно дожидаться моего воскрешения, греясь у костра, чтобы попытать счастья снова. А меня от роковой черты отделяло куда меньшее количество смертей, чем его.