И гетман тут же дал команду 'На конь!'. В двух санитарных 'Соѓболях', укрывшись за матовыми стеклами, буквально вповалку друг на друге лежали Док, Елизаров, Богачёв, бригада медиков, закамуфлированѓные под санитаров снайперы и рукопашники, лучшие пеленгаторщики Каѓрапета и отборная разведгруппа. Ибо 'настал последний бой!'... Видимо, на борьбу следовало выводить весь 'бедный класс', заблаговременно сосредотачивать людей в лесах, блокируя враѓгу все мыслимые пути отхода, но атаман резонно предположил, что где-нибудь вблизи станицы обязательно засел наблюдатель и, буде он заметит маѓлейшую войсковую активность, тут же предупредит шефа об угрозе. Что через полчаса подтвердил дозорный курсант с вышки - на правом берегу реки, в самой опушке, поблескивают стеклышки бинокля.

      - Сниму из СВД! - вскочил Ходжаев.

      - Ни в коем случае! - остановил его гетман. - Пусть егеря обѓложат его и очень тихо возьмут не ранее 23.05, чтобы успел доложитьѓся шефу. А мы с тобой тут же начнём выдвижение команд, блокируем беѓрега Равы и кольцо бетонки, чтоб ни один гад не ушёл...

      И 'бедный класс' остался при своих. Пока. На месте. На одном и вместе: атаман с генеральным химиком собрали воинство послушать увлекательную лекцию о вреде боевых отравляющих веществ для слабеньких казачьих организѓмов. Не затронут был лишь персонал химического комплекса с его непрерывным производственным циклом. Шнайдер с умным видом тыкал указкой в громадный плакат с противоѓгазом, а Ходжаев в это самое время инструктировал бойцов по предстоящей операции. Существоѓвал, конечно, риск, что на площадке Большого казачьего Круга сидит перед ними и ухмыляется некая 'тварь', но - тут уж не до жиру. Служба Даниляна готова была мгновенно заглушить любой несанкционированный выход в эфир.

      'Вся станица в празднике, дождались...', - вспомнил гетман старую песню Розенбаума, гуляя с женой и Алёнкой по центральной улице. Ради одного злосчастного наблюдателя он велел остановить после обеда все работы, пока бригада химиков будет демонстративно 'проверять', не осталось ли в хозяйствах и цехах следов вчерашней заразы, а врачи - сегодняшней. Сам же, попав в 'малинник' двух любимых женщин, думал. Не о мерзкой натуре Самохвалова и не о том, как жестоко ошиблись они, определив примерный возраст шефа в 60-65 лет. Даже не о завидной скорости его реакции на весть о неудавшейся диверсии против станицы. И даже не о цели шефа, хрен бы с нею, с целью, какой бы высокой она ни была... Думал о девушке: кем привести её в семью? Не вечной гостьей же! Думал о новой должности Хранителя, дарованной с небес. И почему-то - о Нинуле Андреец. Какого чёрта?! Вот ещё!..

      - Отчего вы такой печальный, вашество? - уже дома, в глубоѓких сумерках, спросила его Алина, нежно проведя пальчиками по щеке.

      - А чему радоваться, Алька?

      - Да, - вздохнула она, - это уж точно... Впрочем, советую тебе поесть. Глядишь, и полегчает.

      - Дельная мысль, - через силу улыбнулся гетман. - Только, пожалуйста, чисто 'галочки', в лёгкую. Алёна, девочка, не заваришь ли кофе?

      Пока он нехотя жевал бутерброд, юная красавица сидела против него на лоджии, подпирая щёчки ладошками, и печально глядела прямо в глаза.

      - Что чувствуешь, малыш?

      - Что вы опять уходите, - голос её дрогнул. - Почему вы всегда уходите?!

      - Я солдат, малыш, таков мой рок: уходить... - потом подумал и добавил. - Чтобы вернуться.

      - Обязательно возвращайтесь! И будьте сегодня очень осторожны.

      - А что у нас сегодня, девочка?

      - Сегодня нехороший день! Я чувствую...

      ... 'И ты не расслабляйся!' - тявкнул длинноухий хранитель...

      - А я не расслабляюсь, - отвечал гетман, глядя в упор на подошедшую жену.

      - Только вот заговариваться начал, - усмехнулась та. - Алёнушка, если не трудно, выпусти барбоса, - и лишь только девушка вышла, скосила глаза вверх. - Опять?

      - Снова, Алька.

      - И что?

      - Велел не расслабляться.

      - САМ?

      - Щенок.

      - Ай, наболтает твой щенок!

      - Пока не обманывал... Так, что-то наши отцы-командиры не болтают, а уже почти что время 'Ч'.

      - Не торопи судьбу, полковник!

      - Судьбы не существует, каждый сам творит Её... Не сотвоѓришь ли мне походную сумочку, боевая подруга?

      - Ой, прости, Аль, совсем из головы вылетело!

      Пока жена комплектовала поясную сумку, эдакий миниатюрный ранец, он натянул свежее бельё и новый камуфляж, проверил АПС и чешский револьвер, убрал в карман, украдкой перецеловав, вчерашнюю записку девушки. Храни меня, мой талисман!..

      В 23.06 взревели дизельные двигатели боевых машин. Еще через минуту позвонил Ходжаев.

      - Есть, Саня! Тёплым взяли! Он вышел на связь да поспать приладился, перетрудился, видно, за день. Я вывожу войска к развилке.

      - Мою машину к резиденции отправь.

      - Понял, - обречённо вздохнул атаман.

      Буквально тут же позвонил из нижнереченской засады Елизаров.

      - Есть, Саныч! Гадюка выползла из норы! Идёт к пансионату. Буду брать.

      - Только живым, Костя! И сразу мне доклад.

      Алина и Алёнка, обнявшись, провожали его у дверей. Девушка вымученно улыбалась, но вдруг вырвалась, упала гетману на грудь и, закричав: 'Только вернись!', умчалась в детскую, откуда тут же донеслись её рыдания.

      - Понял? - подошла к нему Алина. - Вернуться ты обязан, ибо - Хранитель.

      - Я тебе этого не говорил, - опешил Александр.

      - Больно надо! Голуби, знаешь ли...

      Месяц-князь, разлучник, тает над крыльцом,

      Налетели тучи, сиротеет дом.

      Во широко поле, злую сторону,

      Провожала Поля мужа на войну.

      В грудь ему упала, разум позабыв.

       'Что же ты так мало мужем мне побыл,

      Только две и помню ноченьки-ночи,

      Ох, куда ж ты, милый?!' - горлицей кричит...

      (А.Я. Розенбаум)

      Агент 'два нуля', или Настал последний бой ...

      Чем меньше женщину мы любим, тем боль-ше времени на сон...

      Каждому из наделённых чувствами и разумом живых существ, то бишь Homo Sapiens, присущи индивидуальные симпатии. Один из нас любит пиво 'Толстяк', зато терпеть не может представительскую демократию. Другой спокойно переносит жареѓную рыбу, однако ненавидит однополую любовь. А третий обожает маму, но с отвращением - с чего бы это вдруг?! - относится к уринотерапии. И всё же, думается, трудно отысѓкать в пределах ойкумены человека, который мог бы честно, без намёка на ханѓжество признаться: люблю ждать.

      Терпеть не мог томительного ожидания и гетман Александр Твердохлеб. Но ожидал, поглядывая на часы и зло поплеѓвывая за крыльцо собственной резиденции. И матерясь, конечно же. Вполѓголоса. На атамана. Где же машина, мать... мать... мать..?! Дождалѓся лишь звонка.

      - Господин полковник, докладываю: войска вышли в район сосредотоѓчения у развилки без происшествий. Начинаю развертывание в соответствии с планом. Войсковой атаман...

      - Ходжаев, мать твою нерусскую, где мой джип?!

      - Мать моя как раз русская, правда, наполовину...

      - А ты наполовину знаешь, кто?!

      - Знаю, Саня, знаю: узбек. На три четверти, если быть абсолютно точным... Но ещё и человек, который ежедневно деѓлает тебе одолжения. Сегодня такое сделаешь мне ты - никуда не поеѓдешь, будешь на месте принимать доклады и руководить операцией разом со всем станичным хозяйством. Авантюрный старый пень!