Вот и все. Эльсинома проснулась удивительно внезапно и увидела знакомые унылые стены своего жилища во Дворе Гваделумы. Впечатление от послания еще сохранялось, но раньше каждое послание оставляло в ее душе ощущение новых целей, как-то изменяло жизнь; тут же – ничего, кроме тайны. До нее не доходило предназначение такого послания, но она подумала, что через денек-другой, возможно, все разъяснится само собой.

В комнате дочерей раздался странный звук.

– Эйлимур? Марона?

Ни одна не ответила. Эльсинома вошла к ним и увидела, что они склонились над каким-то небольшим предметом, который Марона быстро спрятала за спину.

– Что это у вас?

– Ничего, мама. Просто маленькая вещичка.

– Что за вещичка?

– Так, безделушка.

Что-то в голосе Мироны заставило Эльсиному насторожиться.

– Дай посмотреть.

– Ну правда, ничего особенного.

– Дай посмотреть.

Марона бросила быстрый взгляд в сторону старшей сестры. Эйлимур, вид у которой был встревоженный и смущенный, лишь пожала плечами.

– Это личное, мама. Неужели у девушки не может быть ничего личного? защищалась Марона.

Эльсинома протянула руку. Марона убрала руку из-за спины и с явной неохотой подала небольшой зуб морского дракона, большая часть поверхности которого была покрыта резьбой, изображавшей какие-то незнакомые, вызывающие неосознанное беспокойство знаки – причудливые, вытянутые, остроугольные. Эльсиноме, все еще находившейся под влиянием странного послания во сне, амулет показался зловещим и источающим угрозу.

– Где ты его взяла?

– Они есть у всех, мама.

– Я спрашиваю, откуда он у тебя.

– От Ванимуна. Вообще-то от сестры Ванимуна, Шулайры. Но она взяла у него. Можно забрать?

– А ты понимаешь, что он означает? – спросила Эльсинома.

– Что означает?

– Именно это я и спрашиваю. Что он означает?

Марона, пожав плечами, ответила:

– Ничего. Просто безделушка. Я собиралась провертеть в нем дырочку и носить на шее.

– И ты думаешь, что я тебе поверю?

Марона промолчала.

– Мама, я… – Эйлимур запнулась.

– Продолжай.

– Это причуда, и ничего больше. Они есть у всех. У лиименов появилась новая сумасшедшая идея насчет того, что морские драконы – божества, что они собираются завладеть миром, а все несчастья последнего времени предзнаменование того, что должно произойти. И еще говорят, что если мы будем носить зубы дракона, то спасемся, когда они придут.

Ледяным тоном Эльсинома сказала:

– Ничего нового тут нет. Подобные слухи распространяются вот уже несколько столетий, но всегда тайком, шепотом, потому что они нелепы и, вдобавок, опасны. Морские драконы – просто огромные рыбы. Дивин покровительствует нам через посредство Коронала, Понтифекса и Леди. Вам ясно? Ясно, я спрашиваю?

Она гневно сломала заостренный зуб пополам и швырнула куски Марона, которая при этом посмотрела на нее с такой яростью, какой Эльсинома ни разу не видела в глазах дочерей. Она резко повернулась и пошла на кухню.

Руки у нее тряслись, тело била дрожь; если на нее и снизошел покой от Леди во время послания – сейчас ей казалось, будто после того видения прошли недели – то теперь от него не осталось и следа.

Вход в гавань Нуминора требовал от лоцмана всего мастерства, поскольку канал был узким, течения – сильными, а на неверном дне иногда за одну ночь намывало песчаные рифы. Но Панделюма стояла на мостике хладнокровно и уверенно, подавая команды четкими решительными жестами, и королевский флагман изящно вошел в широкую и безопасную бухту, минуя горловину канала.

Это было единственное место на побережье Острова Снов со стороны Алханроеля, где в отвесной меловой стене Первой Скалы существовал проход.

– Отсюда я ощущаю присутствие матери, – сказал Валентин, когда они приготовились сходить на берег. – Она приходит ко мне как аромат цветущей алабандины на ветру.

– Леди придет сегодня сюда, чтобы поприветствовать нас? – спросила Карабелла.

– Сильно сомневаюсь, – ответил Валентин. – Обычай требует, чтобы сын приходил к матери, а не наоборот. Она останется во Внутреннем Храме и, я полагаю, пришлет за нами своих жриц.

И действительно, группа жриц ожидала схода на берег королевской свиты.

Лишь одна из этих женщин в золотых одеяниях с красным подбоем была хорошо известна Валентину – суровая, седовласая Лоривайд, сопровождавшая его во время войны за восстановление на престоле от Острова до Замка, чтобы обучить технике транса и ясновидения, практиковавшимся на Острове.

Валентину показалась знакомой еще одна женщина из группы, но он никак не мог ее вспомнить, пока та не назвала его по имени. То была Талинот Эсулд, худощавая, загадочная, первая его проводница во время давнего паломничества на Остров. Тогда голова у нее была гладко выбрита, и Валентину никак не удавалось определить ее пол: то она благодаря своему росту казалась ему мужчиной, то женщиной из-за изящества черт; но после посвящения во внутреннюю иерархию она отпустила волосы, и теперь длинные шелковистые локоны, такие же золотистые, как и у Валентина, не оставляли никаких сомнений в том, к какому полу она принадлежит.

– У нас есть новости для вас, мой лорд, – сказала жрица Лоривайд. – Сообщений много, но боюсь, приятных среди них нет. Но сначала мы должны проводить вас в королевскую резиденцию.

В порту Нуминора стоял дом, известный под названием Семь Стен. Никто не знал, что это означает, потому что корни названия уходили в седую древность. Он находился на городском валу, выходящем в сторону моря. Фасад его был обращен к Алханроелю, а обратная сторона выходила на отвесную трехъярусную стену острова. Был он сооружен из массивных блоков темного гранита, добытого в каменоломнях полуострова Стоензар, подогнанных между собой настолько искусно, что стыки были совершенно незаметны. Его единственным предназначением было служить местом отдыха посещающему Остров Короналу, и поэтому он пустовал по многу лет. Но, тем не менее, за домом постоянно следила многочисленная прислуга, как будто Коронал мог прибыть без предупреждения в любую минуту и потребовать себе свою резиденцию.

Дом был очень старым, почти как Замок, и даже старше, насколько смогли выяснить археологи, чем некоторые из существующих на Острове храмов и священных террас. Как гласило предание, его построили по распоряжению матери Лорда Стиамота, легендарной Леди Тиин, для его приема во время посещения им Острова Снов после завершения войн с метаморфами восемь тысячелетий тому назад. Кое-кто утверждал, что название «Семь Стен» связано с захоронением в основании здания во время его строительства семи воинов-метаморфоз, убитых собственноручно Леди Тиин при отражении нападения метаморфов на Остров. Но никаких останков во время многочисленных реконструкций старинного здания обнаружено не было, да и большинство историков считали маловероятным, чтобы Леди Тиин, какой бы героической женщиной она ни была, брала в руки оружие в ходе Битвы за Остров. По другой легенде, когда-то в центральном дворе стояла семигранная часовня, воздвигнутая Лордом Стиамотом в честь его матери, что и дало название всему сооружению. Эта часовня, как рассказывают, была разобрана в день смерти Лорда Стиамота и переправлена в Алайсор, чтобы стать основанием его гробницы. Но подтверждений тому тоже не имелось, потому что сейчас невозможно было отыскать никаких следов сооружения с семью стенами в центральном дворе, да и сомнительно, чтобы кто-то стал теперь раскапывать гробницу Лорда Стиамота, чтобы посмотреть, на чем она стоит.

Сам Валентин предпочитал совсем другую версию происхождения названия, по которой «Семь Стен» было искаженным заимствованием из языка Изменяющих форму, означало «Место, где счищается рыбья чешуя» и относилось к доисторическим временам, когда на побережье Острова высаживались рыбаки-метаморфы, приплывавшие с Алханроеля. Однако до истины вряд ли удастся когда-либо докопаться.