— Ты откуда так, не из тюрьмы убежал? — недовольно спросил Федор Иванович.

— Тебя пришел, отец, спросить: чинить лодку не поедем в Вармазейку?

— Эка, нашелся мастер, видишь, сколько дел у меня? — Федор Иванович показал на груду бревен, которые подвозил на тракторе Коля Вечканов.

— Время, отец, не ждет. Сура совсем обмелела.

— Ты вот о чем мне скажи, — обратился Федор Иванович. — Почему вся река покрылась зелеными комарами? Не комары — воробьиные клювы. Таких раньше не видел.

— От грязной воды, от чего же. Заводы пачкают Суру. В этом и нашего комбината немалая доля.

— Нашего комбината? — удивился лесник. — От щепок когда вода портилась, что болтаешь? — накинулся он на сына.

— Эх, отец, отец… А еще говоришь, что не постарел! Наш комбинат второй год уже реку травит. Скоро крашеные бочки будут в ней плавать. Потешкин нас заставляет. Так, говорит, больше денег за них возьмем. Так когда в Вармазейку поедем? — вновь спросил Виктор.

— В субботу. Выходной, думаю, дадут тебе?

— В выходные я сам себе хозяин. Тогда в пятницу не приеду домой ночевать, скажи об этом матери.

— В пятницу, видать, у соседки останешься, там теплее? — засмеялся Федор Иванович.

— Прямиком в Вармазейку поеду.

— Не за невестой? Куда только привезешь ее, не в Петровку, в обветшалый дом?

— До свидания, — Витя не стал отвечать, сел на мотоцикл, и только видели его.

Бензопилы жужжали не переставая. Лес трещал, будто лед на реке.

Со стороны Пор-горы раздался шум электровоза. Виктор Пичинкин спустился к перрону. Олю здесь сразу увидит, девушка остановится перед домиком, который нарекли станцией, и пойдет по узкой тропке вверх по улице, в сторону горы.

Электричка не спешила. Отсюда до Саранска шестьдесят километров, это расстояние она пройдет часа за два.

На перрон вышло человек пять. Оли среди них не было. Витя долго стоял под раскидистой березой, верил, что вот выйдет любимая, поздоровается с ним, протянет ему серую сумку, будто играя скажет: «Вот я и сама приехала…»

Жди-нет, пора уходить. «Видать, эту субботу пропустит. Да, чай, не каждую неделю приезжать. Учится в университете, сегодня-завтра начнутся экзамены, некогда», — думая о девушке, успокаивал себя парень.

По нижней улице спускалось стадо. Из-под коров поднималась горькая пыль. Дневная жара уже отступила. Со стороны Сега-озера дул ветерок, принося облегчающую прохладу. Наконец-то и звезды набрали силу — рассыпались по всему горизонту, отчего небо еще сильнее пожелтело.

Пичинкин долго стоял на остановке и не знал, что делать. Домой пойти, на Пикшенский кордон, или вернуться в лесничество? И захотелось ему поехать в Саранск. «Смотри-ка, обещала, а сама обманула…» — грустно подумал парень. Девушка днем и ночью не выходила из головы. На днях прислала письмо: хотела приехать. И вот тебе, Виктор сам к ней отправился…

В поезд с Пичинкиным село несколько вармазейцев. От их расспросов — куда и зачем? — Виктор прошел в последний вагон. Тот был весь в пыли. Она летела со всех расщелин, лезла в нос.

За окном мелькали порхающие звезды. В вагон зашел его возраста проводник. Сел около Виктора, обратился гнусавя:

— В гьёрод?

— В Саранск, — промямлил Пичинкин.

Проводник достал из накинутой через плечо сумки бутылку пива, раза два глотнув, сказал:

— Жяра невыносимая. Никак, все лето высушит.

— Сожжет, на прохладу не жалуется, — гоня душевную тревогу, сказал Виктор.

— Рот не промочишь? — хотел угостить парень.

— Спасибо! Пить не хочу, — Виктор вновь стал смотреть в открытое окно.

— Штярый вагон, будто штярая телега: трясется и трясется. И пыль не ушпеваешь подметать. Сколько ни закрывал окна — пассажиры все равно открывали их. — Проводник допил оставшееся пиво, засунул пустую бутылку в сумку и направился в другой вагон.

Виктор не заметил, как уснул. Во сне видел незнакомых женщин, которые носили в овраг перед их домом воду. Одна из них ногами месила глину…

Кто-то стукнул его в плечо. Открыл глаза — перед ним стоял тот же проводник. В руках держал зажженный фонарь.

— Ты, дрюжок, так и Москву прошпишь, — засмеялся он.

Действительно, поезд стоял на саранском перроне. Виктор вышел из вагона и, сонно пошатываясь, зашел на пустой вокзал. Прислонился на скамью, стал протирать глаза. Потом посмотрел на часы — времени было около полуночи.

Зашла уборщица, стала подметать пол.

«Смотри-ка, и здесь пустая телега»… — почему-то вспомнились ему слова проводника.

Он вновь вышел на улицу. Вокзал со всех сторон был освещен. Жик-жик, жик-жик, — вздрагивали у дежурного паровоза колеса. Видать, он ждал какой-то состав, станет разводить оставшиеся вагоны. Минут через пять он попятился назад. На его место встал пригородный поезд, и перрон наполнился голосами пассажиров.

Виктор поспешил к остановке такси. Там уже стояли в очереди. «Ой, откуда вас столько?!» — удивился он. Наконец-то, догадался: люди возвращались со своих дач, спешат домой.

В одном такси, которое ехало на Светотехстрой, оставалось свободное место, и Пичинкин сел.

Он смотрел через стекло и удивлялся тем переменам, которые произошли в городе. Больше всех помолодел микрорайон. За три года поднялись многоэтажные дома, появились новые улицы. Вот и улица Эркая.

Она протянулась по окраине села Берсеневка. Недавно здесь было большое поле, где летом цвели подсолнухи, сейчас же… По освещенному тротуару шли люди. Один из парней играл на гитаре, а друзья ему подпевали.

Виктор нашел нужный дом, поднялся на пятый этаж и — попятился… На лестничной площадке с его ровесником стояла Оля, дочь Захара Митряшкина. Стояла, обнявшись…

— Вот я и приехал! — хотел было сказать Виктор.

— Пичинкин, ой! Ты откуда в полночь?… — растерялась Оля.

Стоящий с ней рядом парень немного отошел в сторону. Его удивленные глаза будто спрашивали: «Кто ты?!»

— Как откуда, с Вармазейки! Не вовремя, прости…

Виктор еще хотел что-то добавить, но не удержался и обиженно шагнул к лифту.

— Витя, Витя! Ты меня не так понял! — вслед закричала Оля.

«Как уж не так — здесь много ума не надо», — уже выходя на улицу, проговорил Виктор то ли себе, то ли девушке. — Смотри-ка, и сказала как солдату: «Пичинкин!..» Раньше так ко мне не обращалась».

Вышел на большак, поднял руку, голосуя автобусу.

На его бывшей квартире хозяева еще не спали. Геннадий Филиппович вышел навстречу полуодетый. Лицо горело — был немного под хмельком. Вероника Сергеевна, хозяйка, обрадовалась его приходу больше всех.

— Смотри-ка, смотри-ка, какой гость! Проходи, Витя, что стоишь? Я вот начала месить тесто на завтрашние пироги…

На кухню вышла Сима, их единственная дочь. За три года, пока к ним не заходил Пичинкин, она еще больше пополнела. Увидев гостя, спряталась в спальню.

Вите неудобно было, как он оказался у них. Он только сказал, что пришел ночевать, если они, конечно, разрешат.

— Ой, смеешься над нами! Разве ты не наш человек? — несушкой закудахтала Вероника Сергеевна. — На вот, садись! — и пододвинула гостю табуретку.

Вскоре и Сима вышла. Принаряженная, волосы уложены. Сима разглядывала Виктора, а сама места себе не находила. Наверно, та любовь, которая возникла у нее раньше, еще не погасла. И зазнавалась она, конечно, ради приличия, ведь на глазах родителей не бросишься парню на шею.

После полуночного ужина хозяева легли спать. Виктор с Симой вышли к крыльцу, сели на деревянную скамью. Было прохладно. Звезды пропали, небо потемнело — жди дождя. Виктор накинул свой пиджак на спину девушке, и та молча прильнула к нему.

Наконец-то Сима спросила:

— Ой, действительно, а зачем ты пришел?

— Продавать лук на базаре.

— Лесной мастер, а ум как у мальчишки.

— Откуда знаешь? — засмеялся Пичинкин.

— На земле живу. Слышала и о том, как с начальством воюешь.

— Ну-у, это уж…

— Ужа эрзяне гуем13 нарекли.