– Мирча! – Сашка потряс ездового за плечо.

– Э? – спросили из-под шляпы.

– Запрягай, Мирча!

– Зачем? – поинтересовался тот.

– Нам ехать надо! – продолжал Сашка трясти Мирчу.

– Куда? – полюбопытствовал ездовой, пытаясь затянуть беседу и еще немного поваляться.

– Домой, в Черновцы!

– О! Это далеко! – отрешенно посетовал Мирча.

– Мы доплатим, – в отчаянии пискнул Филя, – только запрягай.

Под шляпой помолчали, посопели, повозились и глухо раздалось:

– Подведите мене до коняки!

Без особой надежды музыканты все же подхватили Мирчу под руки и поволокли его к битюгу, что мирно объедал деревья в хозяйском саду.

– Так… коня… уже… вижу… – с интонациями Вия, положив ладонь на морду Бабетты, произнес Мирча. – Теперь идем искать телегу…

Двое волокли Мирчу, который, в свою очередь, вяло тянул за собой упиравшегося битюга. Наконец телега была найдена.

– Теперь будем запрягать, – пообещал Мирча, свалился в телегу и захрапел.

Стояла холодная осенняя ночь, дул пронзительный ветер, на столбе одиноко скрипела тусклая неуверенная лампочка, беспрерывно, дерзко и угрожающе кричала какая-то птица, во двор набежала целая стая собак и принялась с интересом наблюдать за музыкантами, плотоядно облизываясь. А Мирча спал, натянув на себя Бабеттино одеяло.

– Ой!.. – растерялся Филя.

– Мама… – испуганно произнес Гришка.

– Господи!.. – в страхе позвал Сема.

– Мирча! – гаркнул находчивый Сашка, обратившись к тому, к кому надо. – Запрягай, Мирча! Волки! Коня воруют, Мирча!!!

Не открывая глаз, ездовой резво вскочил, в несколько секунд запряг Бабетту и сел на козлы. Н-но! – и музыканты выехали из подворья под злобный лай собачьей стаи.

– Проснись, Мирча! – взмолился Сашка.

– Не бойсь, – пробормотал сонный Мирча, – Бабетта до Красноильска сама дорогу знает, а там я уже всегда просыпаюся.

Бабетта резво понесла по сельской грунтовой дороге. Ехали молча, опасливо вглядываясь в придорожный лес, пока не услышали приближающийся цокот копыт. Ездовой проснулся, заозирался суетливо и, увереннее взявшись за вожжи, кинул деловито за спину:

– Это, наверно, Петро Кабек з Залуччи, он всегда музыкантов после свадьбы догоняет. Прячьте гроши, хлопцы, бо отнимет.

Ребята зашуршали, пряча деньги в футляры инструментов. Но это был не Петро Кабек. Хуже. Это был участковый Дуда.

– Ромалы! – спешившись, обратился участковый к Майзелю, Ройзману, Гольду и Шустеру. – Отут кладбище недалеко.

– Очень интересно!.. – попытался пошутить Филя.

– Так давайте по дороге зайдете туда и моему тату поиграете, хлопцы. Очень уж мой тато музыку уважал!

Музыканты оцепенели.

– Не… – неуверенно ответил Сашка.

– Пане музыкант, – обратился Дуда уже только к Сашке как главному и завозился с пуговкой кобуры, – пойдем, пане музыкант. Тут же недалеко!

– Я не пойду, – решительно ответствовал Сема, – я на похоронах и вообще на кладбищах не играю. Принципиально!

– Я маме скажу… – захныкал Гришка.

Воинственный Филя Ройзман, известный среди цыган матерщинник, уже было открыл рот, чтобы начать обзываться, но тут участковый расстегнул наконец кобуру – и плохие слова застряли у Фили в горле.

– Пошли, хлопцы… – предложил участковый миролюбиво, даже приветливо.

Музыканты безмолвствовали. Участковый сделал вид, что вытаскивает пистолет. Музыканты сделали вид, что встают. Участковый вытащил пистолет. Музыканты встали… Быстро похватав свои инструменты, они спрыгнули с телеги, оставив протрезвевшего трясущегося Мирчу ожидать на дороге.

– Играйте уже! «Сырбаску»! – приказал Дуда, когда они пришли на место, и забился в конвульсиях раскаяния, приговаривая: – Тато! Тато! Я пришел, твой сын неблагодарный! – и размазывая слезы по лицу рукой, в которой держал пистолет Макарова.

Сашка, Сема, Филя и Гришка завели веселую плясовую «сырбаску», от страха впервые в жизни отчаянно фальшивя.

Ночь в горах черная, глубокая, густая, плотная. Особенно перед рассветом. Но именно в это время на рынок в Красноильск или в Черновцы едут на телегах люди, чтоб успеть туда пораньше со своими сыром, бараниной, травами, грибами, ягодами и шерстью.

Каково было их изумление, когда со стороны мрачного ночного кладбища они вдруг услышали звуки скрипок, аккордеона и саксофона… Мороз побежал по коже, хозяева хлестнули вожжами коней и постарались побыстрее проехать этот страшный участок дороги. А потом еще долго рассказывали всем в округе, что по ночам на Залучанском кладбище музыки играют, а около кладбища стоит телега, и в нее запряжена немыслимых размеров черная лошадь, а на козлах сидит черный страшный человек и смеется-заливается нечеловеческим смехом… И добавляли уже каждый свое, кому что привиделось или кто уже что придумал.

Сегодня наш Сашка – известный и уважаемый врач. Но иногда в кругу друзей нет-нет да и вспомнит он свою цыганскую юность, когда играл он на свадьбах и встречал там уйму невероятного, колоритного народу. И никогда, говорит Сашка, никогда он не испытывал такого многообразия и ослепительной яркости жизни, как тогда, глубокой черной ночью, когда играл «сырбаску» на цыганском кладбище покойному отцу участкового милиционера Дуды…

Все мы родом из «Репки». Кто не участвовал в постановке «Репки» в первом-втором классе средней школы? Есть такие? Бросьте! Киньте в меня! Не верю. Если не участвовали, значит, мечтали.

Как хорошо я помню «Репку» моего детства! В назначенный предновогодний день в зале на утреннике собирались мыши, кошки и собаки, бабки в платках, внучки с косками и в зеленых сарафанах, дедки с бородами из мочалки и желтые пузатые репки, которых держали в углах до выступления, чтоб их не помяли. И ведь новогодние утренники в этот день были не только в нашей школе…

И вот мне представилось… Если, допустим, спустя двадцать-тридцать лет собирать участников «Репок» – как собираются выпускники школ. И по категориям: например, в ресторане «Глобус» собираются дедки и бабки, в кафе «Бинго» – внучки, в банкетном зале столовой стадиона «Колос» – Жучки, в комплексе отдыха «Северная звезда» – кошки, а в отеле «Хилтон» – мыши… Не надо вопросов! Все и так ясно. Репки собираются в казино. Ну или в Куршавеле. Почему так? Вы кто? Токарь вы? Ага, все понятно. Вы в «Репке» играли Жучку. Как догадалась? Теория есть одна. Смотрите.

Вот, скажем, из репок, когда они вырастают большие-пребольшие, получаются депутаты и профсоюзные работники. Проверено.

Однажды пришла к одной такой. Сидит за своим столом репка. Основательно сидит, много лет. Вросла уже. Какую-то проблему у нее пыталась решить. Куда! Тянешь-потянешь, а вытянуть… Тут нужно не только бабку, дедку и всю домашнюю скотину звать. Тут надо тяжелую артиллерию – тридцать три богатыря, триста спартанцев… А лучше Али-Бабу и сорок разбойников. Умаялась я рядом с этой репой, ну ничем ее не проймешь. Тогда решила протестировать. Для наглядности. Спрашиваю: а который час? А она: мол, это пожалуйста, который час – это всегда пожалуйста, сейчас будет вам точное время, до секунд… И включает компьютер. А он что-то никак загрузиться не может. Тогда репка секретаршу позвала. Секретарша – какого-то юношу. Юноша Эдика кликнул. Эдик – какую-то Аленку. Аленка стала своему сыну домой звонить – он хорошо в компьютерах разбирается… Наконец вытянули репку – включили компьютер. Она обращает взор в нижний уголок монитора – и важно объявляет: «Три часа двадцать минут». И выключает компьютер. Все. А мы все вокруг нее как дураки стоим…

Я ей: «Георгина Михайловна, ничего не хочу уже, ничего, только скажите, а вы в «Репке» кого играли? Ну, когда в школе учились в первом классе? Кого? Не Репку ли?» Она: «Ну да!»

А я так и знала! Ну конечно, слов учить не надо, сиди себе, жди, когда всех позовут и тебя вытянут. Из репок такие и выходят.

Да. Из дедок и бабок хорошие люди получаются, надежные, справедливые. Кто деда играл, тот хороший семьянин. Идеальный семьянин. Сорочка вышитая. На баяне играет. Подсолнухи вдоль забора растут. Дедка – это когда-то председатель колхоза-миллионера. Или даже начальник узловой железнодорожной станции, директор клуба, президент… да нет, банка какого-нибудь. Фабрики небольшие дедки открывают, заводики, фермы… Молодцы они, дедки.