Я смотрю, как она по утрам надевает передник перед уходом на работу, и почти вижу дни, простирающиеся перед ней подобно пустыне. Пусть ваши желания сбылись и не совсем так, как вам того хотелось, вы все равно насколько возможно исполнили свою мечту. Тетя же работает в закусочной Casa Grande, куда приходят обедать люди, по виду которых можно сказать, что они предпочли бы есть в каком-нибудь другом месте. Повара кладут в сэндвичи слишком много курицы и салата, а сверху бухают на скользкие ломтики помидора мороженое, даже не удосуживаясь его размазать. В результате начинка просто вываливается.
На прошлой неделе тетя попросила зайти к ней на работу. Я пришла к концу смены. Заняты были только три столика. В другом конце зала сидел мужчина в футболке с надписью «Воздержание: эффективно на 99,9 %» и изображением Девы Марии с маленьким Иисусом на руках. Допив холодный чай, он втянул через трубочку оставшиеся на дне стакана кусочки льда и, не дождавшись добавки, щелкнул пальцами. Тете Эми он, скорее всего, не понравился из-за принта на футболке. Она подошла к нему без кувшина с чаем и сказала, что так подзывать официантку – грубо. Они принялись спорить, и все это закончилось тем, что управляющий не взял с мужчины денег за чай. Сидящие рядом со мной отказались от картофеля фри, потому что его пережарили. Тетя Эми за стойкой чихнула себе в ладонь и, улучив момент, когда никто на нее не смотрел, дотронулась до тарелки с новой порцией картошки. Меня это поразило. Как может делать подобное человек, верующий в Иисуса Христа? Но у нее тяжелая работа.
Танцы будут в эту пятницу (слава богу, на этой неделе я живу у папы). Однако тетя Эми увидела этот день отмеченным в школьном календаре и, зная о приближающейся дате, решила после смены провести со мной беседу. Она внушала мне вести себя на танцах благоразумно и прочитала лекцию о том, что танцевать нужно, не слишком сближаясь с партнером. «Оставь место для Духа Святого между вами», – добавила тетя. Вас бы, наверное, это рассмешило, да и она сама попыталась выдавить улыбку, но вряд ли это была шутка. Тетя Эми напомнила мне об опасных грехах, а затем спросила, не хочу ли я пойти с ней за покупками. Мне, конечно, нужно было платье, но я не собиралась покупать его с ней: она не одобряет тонкие лямки на одежде, а все бальные платья или с ними, или вообще без них. Наш поход по магазинам кончится тем, что я куплю строгое платье и буду вынуждена его надеть, поскольку иначе меня замучает чувство вины. Я ответила тете, что мне много задали на дом, и она дала мне двадцать долларов. Мне не хотелось говорить ей, что на это платья не купишь, поэтому я взяла их и – хоть мне и было стыдно – решила, что теперь до самого конца года смогу покупать печенье с арахисовым маслом.
Сегодня на обеде, перед тем как пойти за печеньем, я поискала подруг и увидела, что Натали протягивает Ханне один тюльпан. Ханна поднесла цветок к лицу, словно для того, чтобы понюхать, хотя тюльпаны совсем не пахнут. Натали засмеялась.
– Дорогая, ты пойдешь со мной на танцы? – спросила она.
Ханна уронила тюльпан на поднос и взглянула на подругу.
– Что ты имеешь в виду? – немного резко отозвалась она.
– Все эти танцы кажутся мне такой глупостью, – ответила Натали. – Вот я и подумала, что нам нужно просто повеселиться, ну, знаешь, не беспокоясь о парнях и прочем. Мы можем нарядиться в сексуальные платья в стиле 1920-х годов и сначала перекусить в каком-нибудь фондю-баре. – В конце фразы ее голос от волнения и надежды стал чуть выше. Затем она обернулась ко мне: – Лорел тоже пойдет с нами. Прости, что не принесла тебе цветка. Не знала, какие ты любишь. Я сорвала тюльпан во дворе соседа. Мистер Дики выскочил из дома и начал кричать, так что мне пришлось спасаться бегством. Представляете, он полквартала за мной бежал, пока его не остановил приступ астмы.
Я выдавила смешок.
– Ты забыла, что Лорел идет на танцы с Эваном Фридманом? Да и потом, за мной Кейси заедет, я уговорила его быть моим парнем. Он возьмет у отца кабриолет. Если хотите, можете поехать с нами.
Натали выглядела раздраженной.
– С чего это он захотел пойти на школьные танцы? Ему же сколько? Девятнадцать?
Ханна хитро улыбнулась.
– Я сказала ему, что если он сходит со мной, то получит очень приятный сюрприз.
Натали была раздавлена. Такое выражение лица, как было у нее в этом момент, возникает, когда вы утром приготовили себе вафли, намазали их маслом, полили сиропом, нарезали на квадратные кусочки, понесли к себе в комнату и… уронили на пол маслом вниз. И вы так расстроены, что даже не хочется готовить новую порцию.
– Ладно, клево. На самом деле, меня тоже пригласили.
– Кто? – посмотрела на нее Ханна.
Натали опустила глаза, затем снова взглянула на Ханну. Ее щеки покраснели. Не знаю, разозлилась она или смутилась. Я поняла, что должна оставить их наедине, пробормотала что-то о печенье и ушла.
Я хотела встать в конце очереди, но увидела, что там уже стоит Скай, и пошла в другую сторону. Затем развернулась и встала позади него. Некоторое время я молчала, уставившись на его затылок. Открывала рот, чтобы что-нибудь сказать, но слова не шли с языка. Наконец, я произнесла:
– Привет.
Он удивленно повернулся ко мне.
– О, привет.
– Привет, – глупо повторила я.
– Как дела?
Я снова задумалась, что ответить на этот ужасный вопрос, но решила вместо этого задать свой:
– Ты идешь в пятницу на танцы?
– Не знаю. А ты?
– Иду ли я на танцы?
Он одарил меня взглядом, говорившим: «ну да, разве это не очевидно?».
– Тоже пока не знаю. Но наверное, пойду. Меня пригласили.
Скай окаменел. Клянусь, я видела, как напряглись мышцы на его руке.
– Кто?
– Один парень, – тихо промямлила я. – Но я даже не знаю, хочу ли вообще на них идти. Знаешь, на таких мероприятиях часто все идет совсем не так, как должно было.
– Мэй была твоей сестрой? – ни с того ни с сего спросил Скай.
Я застыла. В голове вихрем проносились вопросы. Откуда он знает? В этой школе никто, кроме миссис Бастер, не спрашивал меня о ней. Может быть, у Ская есть друзья, которые учатся в Сандии? Он и сам – ровесник Мэй, учится в одиннадцатом. А может, он сам учился там до того, как перевелся сюда? Это вполне возможно.
– Да, – наконец выдавила я.
– Ты похожа на нее.
– Правда? – Казалось, будто в моей груди кто-то зажег бенгальские огни и из них разлетаются горячие искры. Скай считает, что я похожа на сестру!
Я никогда не хотела говорить о ней с моими друзьями, но сейчас, со Скаем, мне было так хорошо, как будто он являлся частью тайного мира Мэй. И он не задавал ненужных вопросов. Он просто сказал:
– Да. У тебя такие же глаза.
Мы опять ненадолго замолчали.
– Не знаю, приду ли я, – проговорил Скай.
– На танцы?
– Да.
– Ты должен.
– Почему?
– Потому что вдруг там на самом деле будет все так, как и должно быть? Как в детстве, когда нам не было грустно на Рождество.
Скай тихо рассмеялся.
– Ты много думаешь о таком, да? О том, как все должно быть.
Я не успела ответить. Подошла очередь Ская, и он купил кусок пиццы, обернутой в фольгу. Взяв ее, он постоял рядом, не зная, что делать: ждать меня или уйти. Буфетчица нетерпеливо побарабанила пальцами по стойке, потому что я смотрела на Ская и задерживала очередь. Я чувствовала, что должна что-то сказать. Скай улыбнулся мне понимающей улыбкой и ушел.
Искренне ваша,
Лорел
Дорогой Курт,
Вечером перед танцами я ела с папой холодные картофельные блинчики. Звучит уныло, но, по правде говоря, меня это не волновало. Меня тревожило, что у меня нет платья. Я перемерила несколько старых – глупых и с рюшами. Они мне больше не шли. Мне хотелось выглядеть красивой, на случай если на танцы придет Скай и увидит меня. Я пошла в комнату Мэй и открыла ее шкаф со сложенными на полках кофтами с отрезанными горловинами и засунутыми к задней стенке мягкими игрушками. Нашла ее шелковое платье – то самое, красное – и надела его. Оно почти идеально сидело на мне – лишь лиф приспустился на груди (далеко не выдающегося размера). Я почувствовала себя в нем красавицей. Длинный подол разрезан в виде лепестков и усеян блестками, и я кружилась и кружилась по комнате, взметая искрящуюся ткань. Затем наложила на веки дымчатые тени.