Остаюсь почитателем твоего таланта, твой навек дядя Миша.

Постскриптум: узнай там, в Москве, приравнивается ли заведующий крупной базой к писателю или генерал-лейтенанту!

Защищался инженер Усенко — племянник известного профессора Ткаченко. Ученый секретарь объявил тему диссертации: «Принципиальные основы модернизации двигателя внутреннего сгорания».

Затем предоставил слово для доклада диссертанту. Усенко долго и путано говорил о конструктивных особенностях двигателя, приводил расчеты и закончил доклад демонстрацией чертежей. Вопросов было мало.

— Назовите марку двигателя, — попросил старый профессор Нигролов, вынимая из ушей вату.

Усенко прочитал по шпаргалке.

— Как здоровье дяди? — спросил доцент Балкин.

— Дядя жив, здоров.

Краткие и ясные ответы диссертанта понравились членам Ученого совета. Выступали оппоненты.

— Двигатель поражает габаритами. Однако автор не вышел за пределы здравого смысла и технической реальности, — сказал первый оппонент.

— Оригинально решена проблема ремня вентилятора. Автор заменил его обыкновенным брючным ремнем. При дефиците запчастей это даст большой экономический эффект. Итак, двигатель продуман до мелочей, — заключил второй оппонент.

Был зачитан отзыв с производства, в котором говорилось, что Усенко аккуратно платит профсоюзные взносы, является дружинником. При его содействии был задержан мелкий хулиган.

Диссертант поблагодарил членов совета и оппонентов, взглянул на чертежи и обомлел: он не предусмотрел коленчатый вал, без которого двигатель работать не может. Ему стало плохо.

— Доктора бы! — слабым голосом сказал диссертант.

— Доктора? — удивился председатель. — Это ты, братец, загнул, для доктора тема мелковата.

Усенко присвоили степень кандидата технических наук.

Василий Титов зашел в ближайший универмаг купить себе новый костюм.

— Размер пятидесятый, рост третий, — доверительно сообщил он продавщице.

— Угораздило же вас родиться таким, — заметила она. — В наше время, чтобы прилично одеться, нужно иметь хотя бы пятьдесят четвертый размер. И потом ноги у вас как у кавалериста.

— Позвольте, — рассердился покупатель, — но моя фигура нравится жене.

— Любовь слепа.

Титов примерил несколько костюмов, но все они оказались увеличенной полноты. В пиджаке он напоминал какого-то жука.

— Неужто, у нас в городе одни только толстяки? — полюбопытствовал Василий.

— Тощие включены в план будущего года.

— Ну тогда дайте мне хотя бы брюки, — попросил Василий.

— Брюк нет, возьмите шорты, они вам к лицу.

— Позвольте, но шорты носят только летом, а сейчас на носу зима. А потом я очень люблю брюки. Это моя слабость. Я буду носить их только по праздникам.

Убедившись, что клиент подавлен, девица смягчилась и дала совет:

— Вы ужасно старомодны. В наше время подбирают не костюм к фигуре, а наоборот — фигуру к костюму.

— Действительно, — обрадовался Василий, — надо попробовать.

И он задался целью приспособить свою фигуру к наличным костюмам. Три месяца ел только мучные блюда, начисто забросил утреннюю гимнастику, в свободное время старался лежать неподвижно.

Когда Василий поправился на двадцать килограммов, он снова пришел в универмаг. Теперь висели костюмы только на тонких. Расстроенный Титов тут же на месте похудел на пару килограммов. Но, увы, этого оказалось мало.

— Вася, — сказала ему жена, — тебя нужно еще раз перешить. Как видишь, мы переборщили.

Василий сел на диету, почти совсем перестал есть…

Костюмы, к сожалению, исчезли совсем, а брюки были только шестого роста.

Ему посоветовали пить дрожжи. Титов отращивал себя два года. Наконец снова предстал перед своей мучительницей.

— Экая дубина вымахал! — откровенно удивилась продавщица. — Но в этом квартале одеваем только невысоких.

Титов махнул на все рукой. Да и жена согласилась:

— Никаких тебе, Вася, костюмов и штанов не нужно. Ты теперь и так вон какой видный мужчина…

Мой знакомый Ерохин взял у меня в долг двести рублей, как объяснял, на ремонт «Запорожца».

— Вкладываешь надежно, — заверил он, — как в банк. Здоровье у меня еще отменное: двое начальников, которые имели со мной дело, — уволились, третий — перешел на инвалидность, а мне хоть бы что… Так что не беспокойся, со мной ничего не случится, в общем, отдам через месяц.

Прошел месяц, потом год, еще два… Денег как не бывало. При встрече Ерохин свой профиль показывает, а я стесняюсь спросить, боюсь зря обидеть человека недоверием.

На третий год решил отметить как-то неуплату долга. Пригласил однокашника по институту. Поговорили о жизни. Тост подняли за здоровье, за то, чтобы мечты каждого сбылись.

— А какая мечта у тебя? — интересуюсь.

— Хочу в космос слетать, — отвечает.

— Это, — говорю, — вполне возможно в наше время. Может быть, даже двухкомнатный корабль с раздельным санузлом выделит профсоюз. Учтут, что ветеран труда и прочее.

— Ну, а у тебя есть мечта? — в свою очередь спрашивает однокашник.

— Есть. Хочу вот долг получить обратно. Двести рублей.

Однокашник посмотрел на меня как на инопланетянина.

— Ну и фантазер же ты. Надо же додуматься. Вот и в институте посещали тебя всякие бредни. Все витаешь в облаках? Спустись, друг, на землю!

Я спустился и уже спокойно прожил еще несколько лет. На десятый — обзвонил друзей и любимого родственника не забыл.

— Что у тебя там стряслось, старик, — встревожился он. — Не звонил столько и вдруг позвонил. Заболел, что ли?

— Не заболел, круглая дата у меня.

— Как, — удивляется он, — тебе вроде, насколько я помню, сорок три.

— К возрасту это не имеет отношения, — говорю. — Представляешь, уже десять лет не возвращают долг.

— Тогда другое дело, с удовольствием разделю твою радость.

Конечно, развернулся я. Пели и плясали три дня. Я с книжки снял последние триста рублей.

А дальше жизнь пошла своим чередом. Родственник сменил место жительства, друзья как-то порастерялись, и когда исполнилось двадцать пять лет со дня неотдачи долга, то приглашать на торжество уже было некого. Думал я, думал и решил пригласить самого должника. Все-таки, какой-никакой, а живой человек.

— Приходи, — говорю, — Ерохин. У меня вроде как серебряный юбилей. Прожил я с неотданным долгом, как говорится, душа в душу четверть века.

К моему удивлению, Ерохин пришел. Оставил следы от грязных сапог на ковре и уселся глубоко в кресло. Первым поднял тост:

— Пью за то, чтобы у того мерзавца, который тебе задолжал, совесть пробудилась.

Я тут не выдержал:

— Так ведь, это ты у меня, друг любезный, брал в долг.

Поморщился он слегка и говорит:

— Вспоминаю, вспоминаю. Верно. Все собирался отдать, да не решался. Понимаешь, это было бы несправедливо. У тебя вон «Волга», а у меня только «Запорожец» и тот после ремонта. Да и денег у меня сейчас лишних нет: дачу строю. Но ты не беспокойся, я внуку оставил завещание, где указал долг.

— Так кто кому будет должен? — не понял я, — внук мне или я ему?

— Он тебе, — уточнил Ерохин.

Во мне затеплилась слабая надежда.

— Позволь, а сколько лет твоему внуку?

— Считай уже неполных три года.

— Так это сколько же мне надо еще прожить, сто лет?

— А сколько тебе стукнуло? — прищурился он.

— Пятьдесят восемь.

— Ну сто не сто, — успокоил он, — а лет двадцать еще протянешь. Чудак! Я же о тебе пекусь. Если бы не долг, так ты, может быть, давно уже загнулся. А так стимул у тебя есть.

«В самом деле, — думаю, — все легче, когда чего-нибудь ждешь. Да и пожить подольше хочется».

— Нейлонов?

— Слушаю, Николай Николаевич.