Даже свою супругу Машу Мышатников заполучил, можно сказать, тоже по блату — через старушку-землячку, доставившую Машу из другого города со всеми полагающимися характеристиками и гарантиями.
Мышатников с супругой уже подумывали о приобретении гэдээровского пианино «Рениш», которое, будучи сделанным из ценных пород дерева, являлось, по их мнению, лучшим украшением квартиры (ни Мышатников, ни Маша ни на каких инструментах играть не умели).
Как раз в это время Мышатников познакомился на одном внутриведомственном приеме с Хаменко.
«Солидный, жирный… — пытался проникнуть в глубину психологии нового знакомого Мышатников. — Импортный вельветовый костюм, часы японские говорящие… Уж не директор ли он какого универмага? Ишь как бутерброды да апельсины жрет, будто к теще заявился!.. Значит, чувствует под собой почву, привык к бесплатному угощению… Маленький человек разве позволил бы себе пятый апельсин взять… Шурочку-юристку по талии похлопывает! А она ничего, улыбается! А попробуй я!.. Вторую «Улыбку» открывает… Батюшки, да у него и открывалочка своя! Серебряная!!. Ясно! Маленькому человеку зачем иметь при себе открывалочку?.. Надо с ним сойтись поближе!»
Талантом сходиться с нужными людьми Мышатников был одарен с детства. К концу приема он уже называл нового знакомого «Сеня», говорил ему «ты». А тот, как видно, по достоинству оценил веселого, услужливого Мышатникова.
— Рад, что с тобой познакомился, — сказал Хаменко на прощанье, надевая дубленку и экспортную шапку из ондатры. — Вот тебе телефон, позванивай…
— Это ж какое учреждение будет? — деликатно осведомился Мышатников.
— Дезинфекционная станция! Я там — главврач! — Подхватив под руку юристку Шурочку, Хаменко ушел.
Мышатников остолбенело стоял посреди гардеробной и никак не мог прийти в себя. «Вот так-так… А одет как начальник городской торговли… И ведет себя… Открывалочка… Надо же…»
— С интересным человеком я нынче познакомился, — поделился Мышатников своими раздумьями с Машей. — По виду — прямо министр. Одет! Все экспортное, импортное… Ведет себя так… А работает, угадай где? На дезинфекционной станции! И где только люди не работают… Одного не пойму: какой смысл там работать? Что он там имеет?
— А ничего особенного, — легкомысленно заметила Маша. — У меня подружка Зойка дезинфектором работала…
— Ты, случаем, не в курсе? Что у них там есть? Ну, чем они располагают на этой дезстанции?
— Чем? — фыркнула Маша. — Карболка да хлорка — ничего больше! Хочешь — пей, хочешь — обливайся!
— Да я не о том, — пытался вразумить ее Мышатников. — Понимаешь. Вот, к примеру, керамический завод. Что там вроде особенного? Песок да глина, так? А у них, оказывается, в сейфе золото есть, пепельницы разрисовывают! Взять для себя, на зубы, скажем, невозможно. Я наводил справки. Отчетность страшная. Но оно есть. Вот я о чем.
— Я поняла, — сказала Маша. — Зойка, например, взяла опрыскиватель, он годится сад опрыскивать. А мужу принесла дезкостюм для охоты и рыбалки, он — непромокаемый, годится по болотам лазить.
— Это не то, — вздохнул Мышатников, думая о странных и бесполезных должностях, о том, что побудило Хаменко работать на дезстанции и какими путями он достал ондатровую шапку и вельветовую пару.
С той поры Мышатников потерял покой. Он стал рассеянным и задумчивым и часто просыпался по ночам, потому что новый знакомый снился ему каждую ночь.
Раз он будто бы принес опрыскиватель; и Мышатников мотался с ним по всей квартире, не зная, куда спрятать подарок от ОБХСС.
В другой раз Мышатникову приснилось, будто он босой, но в дезкостюме гуляет по улице. Гулять в таком виде стыдно, а снять почему-то невозможно. Тут же жирный, ухмыляющийся Хаменко подносит ему бокал с какой-то жидкостью и говорит: «На, выпей, Мышатников. Это американская питьевая карболка на спирту, крепость — сто один градус. Только начальство пьет, а тебе могу устроить штук десять!»
«И зачем я только ходил на этот прием! — терзался Мышатников. — Говорила мне Маша: «Не ходи». Не послушался, познакомился с этим Хаменко, а теперь ломай голову, куда его приспособить!»
Наконец силы Мышатникова истощились, и однажды он, подняв трубку, набрал номер:
— Сеня! Привет! Это Мышатников беспокоит!.. Не забыл? Хе-хе-хе-хе… Сеня, будь другом, выручи, у меня просьба… Тут такое дело. Хотелось бы мне в квартире дезинфекцию сделать. На всякий случай… Мало ли что… Они, эти бациллы, говорят, коварные, заберутся хоть куда и ждут своего часа… И как раз в канун… Новогодний подарок, да еще какой оригинальный… По-современному — престижный, раритетный и беспрецедентный. В общем, сервис на уровне международных стандартов…
— Что-что, а этого сколько угодно! — раздался в трубке веселый голос Хаменко. — Для тебя сервис наивысшей пробы хоть сейчас!.. У тебя дома есть кто?
— Жена!.. Так что буду надеяться. Сделай, голубчик! Персонально, так сказать! На уровне этих самых международных стандартов! А то сам знаешь народ какой — тяп-ляп!
— Будь спок!
Поднимаясь домой по лестнице за час до Нового года, Мышатников почуял острый дезинфекционный запах и удовлетворенно подумал: «Не обманул!»
На двери была приколота записка: «Уехала праздновать к Зойке. Я тебе не бацилла какая-нибудь, чтобы жить в дезинфекции. Срочно сообщи письмом, чем ты заразился. Маша».
МОЙ ВЫИГРЫШ
Приобрел я по случаю билет художественно-вещевой лотереи.
Не хотел брать, но кассирша упросила:
— Бери, не пожалеешь! Художественную вещь можешь выиграть: видик там в рамочке, а может, даже чайный сервиз.
Видик мне не особенно нужен, а вот сервиз, конечно, вещь. Очень художественно выглядел бы и какой-нибудь коврик этак три на четыре.
Дождался таблицы, проверяю — есть, выиграл! Только не сервиз, не ковер и даже не видик, а — вазу.
Так и указано: ваза.
Пес с ней, думаю, ваза так ваза. Ваза тоже имеет некоторую художественную ценность, особенно если хрустальная.
Радуемся, конечно, с Лидой, и даже в прессу попали. Один для подначки в газете заметку поместил: мол, по разным лотереям гражданин такой-то выиграл «Москвича», такой-то «Жигули»… А про меня выразился так: «ценные выигрыши выпали также на долю тов. Утина Б. Т. И др.».
На работе, конечно, сразу пронюхали, поздравляют, завидуют, однако про вазу никто не верит.
— Прибедняешься! — говорят. — Наверное, не меньше мотоцикла с коляской оторвал, а то не стали бы в газете помещать.
Сашка Целовальников собрал шайку, заявляются:
— С тебя причитается!
Я, конечно, за безалкогольные традиции, но куда денешься: сводил их, как положено.
В результате образовался в моем кармане ощутимый дефицит, и решил я его покрыть за счет материальной помощи, которую мне давно обещали.
А в месткоме говорят:
— Мы это дело пересмотрели. Другому дадим… Выиграл, да еще и помощь просит! Как не стыдно!
И путевочка моя улыбнулась.
Марина из месткома аж распсиховалась:
— Зачем она тебе нужна? Вы со своей Лидочкой небось теперь на «Жигулях» поедете. Путевку дадим тому, кому нужна, кто не выигрывал.
— Да я, — кричу, — не «Жигули» выиграл, а вазу!
— Все равно, — говорит. — Другие ничего не выиграли. Я, например, всю жизнь билеты покупаю, а хотя б для смеху какой платок выиграла машинной вязки.
Через некоторое время берет меня за воротник наш культорг:
— Подписывайся на «Анатомию кошки» в шести томах!
— А на кой она мне, — смеюсь. — У меня кошки нет, и заводить не собираюсь.
— Это, — говорит, — не имеет значения. Ты должен поддержать наше ведомственное издание. Пришло письмо — просят организовать спрос. Твой дружок Целовальников уже подписался: он три дня прогулял, обсуждения ждет. И ты небось не обеднеешь! От общества брать все любят: выигрывать и прочее…
Пришлось подписаться на «Анатомию кошки»: пускай, думаю, стоит в серванте и придает комнате интеллигентный вид.