Парень просиял.

— Для меня будет большой честью, если вы станете называть меня Джонни, как все мои друзья.

— С удовольствием, Джонни. А меня зовут Уайатт.

— Да, я… о… я знаю о вас и ваше имя, сэр. Я надеюсь, что когда-нибудь, в не столь далеком будущем, вы сможете рассказать мне побольше о моем отце.

— Это был самый храбрый человек из всех, каких я знал, — сказал Уайатт. — Или, может, самый безрассудный. Долгая история.

— Хорошо… Уайатт, — сказал Джонни. Его глаза сияли.

— Еще, — продолжал Уайатт, показав большим пальцем на Бэта, — не оказывай слишком много чести этому журналисту, называя его «мистер». Если тебе интересно, его полное имя — Бартоломью.

— Да-а-а… — удивленно протянул Джонни. — А думал, что Уильям…

— Бэт — вполне нормально, сынок, — вмешался Бэт с улыбкой, слегка искаженной раздражением.

Текс нежно взяла Джонни за руку.

— Я чувствую, этот клуб рискует стать чисто мужским, запретным для девушек… В любом случае, мне надо подняться наверх и начать готовиться к следующему шоу.

Джонни кивнул и погладил ее руку.

— Как вам дом?

— Упакован.

— Проблемы?

— Нет. Ни единого признака твоих… новых друзей.

Он кивнул.

— Луи не должен впускать их, но эти парни умеют найти свой ход.

Бэт с Уайаттом переглянулись, но промолчали.

Помахав рукой, словно маленькая девочка, Текс пошла к лифту, покачивая бедрами. Это было достаточно приятное зрелище, но Уайатт подумал, что она слегка перебарщивает.

Джонни снова перевел взгляд на Уайатта и махнул рукой в сторону столовой.

— Что-нибудь хотите, джентльмены? Кухня работает всю ночь.

— Возможно, Бартоломью хочет съесть жареный кострец или расправиться с кастрюлей супа. Но я не буду, благодарю.

Бэт отмахнулся.

— Сынок, вечером я привел его к Ректору, а потом — к Джеку Дунстану. Он все еще в шоке от того, насколько сильные мира сего страстно удовлетворяют свою потребность в пропитании.

— Он всегда так с тобой разговаривает, Джонни? Вся эта писательская ерунда? — спросил Уайатт, показав большим пальцем на своего друга.

— Воздержусь от комментариев, — ответил Джонни, подняв руки вверх, словно сдаваясь на милость грабителя, напавшего на дилижанс.

— Ты не жаловался, когда я написал ту статью о тебе, — напомнил Бэт Уайатту.

Статья в журнале о тех временах, когда Уайатт служил в органах правопорядка, написанная Бэтом, была до некоторой степени правдива и действительно пробудила интерес Голливуда к Биллу Харту, Тому Миксу и остальным. Но Бэту незачем знать об этом.

— После всей той лжи, которую написали о нас ищейки-журналисты, — сказал Уайатт Бэту, добродушно отчитывая его, — сама мысль о том, что ты можешь перейти во вражеский лагерь…

— Когда же ты начнешь жить в двадцатом веке, Уайатт? — контратаковал Бэт. — Да, я променял шестизарядник на пишущую машинку, ведь слово — тоже оружие.

— Еще бы, — согласился Уайатт. — Оно столько раз разрушало мою репутацию.

Джонни сделал шаг вперед и положил одну руку на плечо Уайатту, а другую — Бэту.

— Почему бы нам не направиться в мой кабинет, выпить бренди, и, джентльмены, если вы хотите подраться, я согласен быть рефери.

Они засмеялись и пошли вслед за ним.

Кабинет в прошлом был библиотекой — большая комната, отделанная темным деревом со стенами, заставленными книжными полками, где были и огромные тома трудов по медицине, и полные собрания сочинений Шекспира и Диккенса в кожаных переплетах, а также современная литература — популярные издания Брет Гарта, Джека Лондона, Рекса Бича и Марка Твена.

Оправленные в рамки старые карты Аризоны и Техаса, а также других районов Запада занимали практически все свободное место на стенах наряду с портретом, написанным маслом, который Уайатт сначала принял за портрет Джонни, но потом разглядел, что это изображение старшего Холидэя, несколько романтизированное, списанное со старой фотографии, которую часто публиковали.

Вскоре Уайатт уже сидел в очень удобном красном кожаном кресле напротив хозяина дома, а рядом с ним Бэт в таком же кресле желтого цвета, в тон к дивану с тремя валиками, стоящему у стены справа. Обоим гостям принесли внушительные бокалы с бренди, и аромат темной жидкости был не хуже, чем приятное ощущение тепла в желудке.

Рабочий стол Джонни представлял собой массивное изделие из вишневого дерева, заваленное бухгалтерскими книгами и бумагами. Он тоже взял себе бокал бренди, но поставил его на стол, опершись локтями на торговую книгу и сложив пальцы рук домиком.

— Я так рад и для меня столь большая честь встретиться с вами, Уайатт, что я даже хотел бы вовсе не знать, зачем вы приехали, — сказал он.

Уайатт пожал плечами и отпил бренди.

— Так зачем я приехал? — произнес он в ответ.

— Потому что вас попросила моя мать. Потому что моя мать считает, будто я попал… как там она это говорит… на «скользкую дорожку».

— Самая скользкая дорожка, которую я знаю, — беззаботно произнес Бэт, — это пытаться кому-то угодить.

Уайатт поднял взгляд от пола.

— Твоя мать говорила тебе о разговоре со мной?

— Нет, — ответил Джонни, и в его детской улыбке блеснуло что-то бесовское, прямо как было у его отца.

— Мальчик — игрок в карты, Уайатт. Сам понимаешь, — кашлянув, сказал Бэт.

Уайатт жестом показал на стену за спиной Джонни.

— Что в смежной комнате?

Глаза Джонни сузились, вопрос показался ему совершенно нелогичным.

— Ничего. Это музыкальная гостиная. Вернее, была ею, пока я не спустил пианино вниз, на сцену в клубе. Там камин, места не слишком много. Я ею не пользуюсь сейчас.

Уайатт кивнул.

— У этого здания три этажа?

— Да, — чуть удивленно ответил Джонни, наклоняясь вперед. — Что, хотите осмотреть?

— Сейчас? Хватит и на словах. Итак, три этажа, вернее, четыре, считая подвальный.

— Да. Кухня на этом этаже, с внутренней стороны. Этажом выше я устроил гримерную для девушек, отдельную гримерную для мисс Гуинан, а также пару комнат для гостей. Верхний этаж — мои апартаменты… Зачем? О чем вы думаете, Уайатт?

— Ни о чем. Просто выясняю рельеф местности.

Бэт с любопытством посмотрел на него.

Джонни тоже.

— Если у вас есть послание для меня от моей матери, Уайатт, я хотел бы его услышать.

Уайатт покачал головой.

— Вряд ли. Ты ведь уже выслушал ее, не так ли? Или слышал ее мнение, без разницы.

— Да. Безусловно…

— А Бартоломью пытался увещевать тебя здесь?

— Еженедельно! — усмехнулся Джонни, откинувшись в кресло.

— Я сделал все, что мог. Воистину, — заявил Бэт, со всей серьезностью глядя на Уайатта.

Джонни снова усмехнулся. Знакомый, сухой смешок. Смешок Дока. Уайатт вздрогнул.

— При всем к вам уважении, мистер Мастерсон… Бэт… Вы привели малоубедительные доводы, — сказал молодой человек.

— Я протестую! — возразил Бэт, нахмурившись. — Я излагал доводы против этого предприятия со всей точностью и страстностью!

— В то время, — сказал Джонни, — как вы опрокидывали бокалы с бурбоном и глазели на девочек из моего шоу, наслаждаясь жизнью нелегального кабака так, будто привыкли к ней с рождения.

Наверное, если бы Бэт попытался сдвинуться вперед еще чуть-чуть, он бы вывалился из своего кожаного кресла.

— Вообще, я никогда не говорил, что такая жизнь лишена некоторой привлекательности. Кто не любит выпить? Кто не любит общество девиц? У тебя в кармане Текс Гуинан — самый горячий хит этого городка! Этот щенок Уинчелл называет ее Королевой Бродвея!

— Тогда в чем проблема? — с безупречной вежливостью спросил Джонни.

Бэт откинулся в кресло и махнул рукой.

— У меня никаких проблем! Я всего лишь выгодный клиент…

— Выгодный? — переспросил Джонни, подняв бровь. — Это с каких пор у нас такая новая политика?

Бэт сделал большой глоток.

— Я просто имею в виду, что эта жизнь, ночная жизнь, очень привлекательна. И дает невероятную возможность делать деньги. Я этого не отрицаю. На самом деле суть в том…