2. Митяй, Пимен и Киприан
Колоритная личность Михаила–Митяя [601] появилась на исторической сцене в период между возведением Киприана в митрополиты (1375 г.) и смертью Алексия (1378 г.). Нет сомнений, что московская карьера Митяя была связана не только с чисто церковным вопросом о единстве русской митрополии, но и с политикой, так как политическая идеология Киприана не соответствовала яростному антилитовству московской боярской партии, которая не видела смысла в поддержании политических, культурных и церковных связей с южными и западными землями бывшего Киевского государства, отстаивая, тем самым, московский сепаратизм, основанный на знакомой нам традиции лояльности Орде. Именно для этой партии была абсолютно неприемлема личность Киприана, хотя его поддерживали такие влиятельные представители монашества, как преп. Сергий.
Мы видели, что в июне 1378 года Киприан, приехавший в Москву, обнаружил, что Михаил–Митяй правит в качестве нареченного митрополита. Эпизод с Митяем столь необычен и в то же время столь важен в русской истории, что он не только упоминается под соответствующим годом в летописях, но и послужил сюжетом для повести, которая также вошла в летописи по крайней мере в трех редакциях. [602]
Митяй — наместник митрополита Алексия в Москве — был уроженцем Коломны, белым священником. Источники описывают его как выдающуюся по своим физическим и интеллектуальным качествам личность. В течение нескольких лет он был духовником великого князя и старейших бояр, а также печатником (хранителем печати) великого князя, что являлось привилегией не только и не столько церковной, сколько государственной. Он был непопулярен в некоторых кругах, особенно монашеских, а монахи постоянно переписывались с Киприаном и патриархатом и разделяли взгляды патриарха Филофея. Не удивительно, что Повесть отмечает враждебность Митяя к «монахам и игуменам». [603] Мы уже видели, что престарелый митрополит Алексий в последние годы жизни симпатизировал, по–видимому, не только лично Киприану, но и преп. Сергию и другим монахам. Поэтому он воспротивился назначению Митяя себе в преемники. Однако в 1376 году митрополит постриг его и сразу же поставил архимандритом Спасского монастыря в Москве. Это был, конечно, первый шаг на пути к архиерейскому чину.
Когда 12 февраля 1378 года скончался святитель Алексий, Михаил–Митяй и выдвигавшая его московская партия пользовались полной поддержкой великого князя Дмитрия Ивановича. Сразу были приняты меры, чтобы обеспечить возведение Митяя в сан митрополита. По просьбе Москвы, прогенуэзский патриарх Макарий утвердил кандидатуру Митяя на особую кафедру «Великой России», в отличие от митрополии «Киева и Литвы», которую уже занимал Киприан. Обмен посланиями занял больше года. [604] Тем временем Митяй, не уверенный, возможно, в исходе переписки с Константинополем, пробовал получить посвящение в епископы от русских епископов. Здесь, быть может, была попытка последовать примеру Феогноста, который в 1353 году, за несколько месяцев до смерти, поставил Алексия в епископы Владимирские, чтобы придать его кандидатуре больший вес в глазах патриархата. Митяй, который не сумел добиться того же от Алексия, пытался найти канонические основания, которые позволили бы ему стать епископом без благословения митрополита. [605] К несчастью для него, византийские каноны не допускали посвящения епископа без утверждения митрополитом. Однако они допускали собору епископов избрать митрополита без одобрения патриарха. Практически, если бы Митяй был посвящен в соответствии с этим правилом, то церковь «Великой Руси» стала бы независимой не только от митрополии «всея Руси», но и от патриархата, как это произошло с болгарской и сербской церквами (их независимость была признана Константинополем задним числом), а в следующем веке — в западнорусской церкви (посвящение Григория Цамблака в 1415 году) и в Москве (посвящение Ионы в 1448 г.). Что Митяй думал о независимости «Великой Руси», видно из состава собора, о котором он мечтал: на нем должны были присутствовать пятеро из шести епископов «Великой России», [606] и ни одного — с запада и юго–запада, да к тому же они подчинялись Киприану. Речь шла о стремлении «великорусских» сепаратистов отделиться от первоначально единой митрополии Киевской и всея Руси.
План Митяя не осуществился. С одной стороны, от патриарха Макария из Константинополя вскоре пришел положительный ответ, утверждавший принцип существования особой «великорусской» митрополии, [607] так что желанной цели можно было достичь, не подрывая канонический авторитет патриархата. Но с другой стороны, Митяй столкнулся с твердой оппозицией русской монашеской «провизантийской» партии, выразителем взглядов которой среди епископов был Дионисий Суздальский. Дионисий — бывший игумен Печерского Нижегородского монастыря, поставленный на суздальскую кафедру митрополитом Алексием в 1374 году, когда Киприан добился своих первых больших дипломатических успехов, — был, согласно летописям, человеком образованным и святой жизни. [608] В 1378–1379 годах он отказался признать Митяя нареченным митрополитом и воспротивился его попытке создать независимую митрополию. Вызвав тем самым гнев великого князя, Дионисий искал поддержки у преп. Сергия. Последний разделял, конечно, неприязнь Дионисия к Митяю, но был, по–видимому, готов подчиниться любому решению Константинополя. Дионисий, стоявший на более крайних позициях, решил бороться с московским сепаратизмом в самом Константинополе: тайно от великого князя и своего поручителя преп. Сергия, он бежал из Москвы и по Волге отправился в Византию. [609] В это же время в Константинополь направлялся по Дону Михаил–Митяй, сопровождаемый внушительной свитой. В посольство входило большое число архимандритов, игуменов, священников, диаконов и монахов, протопоп московского клира, старейший боярин — посол великого князя — и восемь митрополичьих бояр. Посольство везло с собой казну митрополита и облачения, а также не заполненные княжеские хартии с печатью, которые обеспечивали неограниченный денежный кредит в счет великого князя.
Когда посольство в начале июля 1379 года отправилось в путь, [610] московские власти еще не знали о происшедших 1 июля в Константинополе переменах: возвращении Иоанна V и низложении патриарха Макария. В противном случае, весьма возможно, была бы сделана попытка реализовать план Митяя и учредить особую митрополию, не зависящую от патриархата, и за поставлением в Константинополь не ездили бы.
По пути в Византию посольство заехало в Золотую Орду и некоторое время пользовалось гостеприимством Мамая. [611] От номинального хана Туляка Михаил–Митяй получил ярлык с подтверждением привилегий русской церкви, названной «великорусской». [612] Величественные замыслы Митяя были, однако, разрушены непредвиденными обстоятельствами, которые достойны приключенческого романа.
Русское посольство, севшее на корабль в Кафе, уже было в виду Константинополя, когда нареченный митрополит неожиданно умер. Он был похоронен в Галате, что показывает политическую подоплеку московского проекта: Галата не только принадлежала генуэзцам; в 1379–1380 гг. там укрывался Андроник IV. Шла гражданская война, и москвичи были друзьями узурпатора, а не его отца Иоанна V, который занял Константинополь.
