Похоже, что ни одна из сторон не вняла уветам патриарха. Ни единый источник не указывает на то, что их поверенные лица побывали в Константинополе. И все же, на фоне захватывающих коллизий борьбы между Тверью и Москвой, описанных выше, политические наставления Филофея осуществлялись на Руси весьма действенно и искусно особым патриаршим посланником, болгарским монахом Киприаном, одной из ярчайших фигур восточного православия XIV века. [552]

В конце 1373 года он прибыл в подвластные Ольгерду земли и быстро нашел общий язык с великим князем Литовским. Весьма примечательно, что уже в конце того же года тверской князь Михаил и московский князь Дмитрий также пришли к мирному урегулированию разногласий. Михаил отказался от великокняжеских амбиций, и, предположительно, церковно–канонические санкции митрополита Алексия по отношению к нему были приостановлены. Это соглашение стало крупным поражением Орды, дипломатические усилия которой были направлены как раз на сеяние разногласий. Тверской летописец, между тем, приветствует эти события как «облегчение для христиан, которые возрадовались великой радостью, в то время как их [татарские] враги были посрамлены». [553] В том же году опасность военной конфронтации между Москвой и Литвой была устранена мирным соглашением. [554] Нам неизвестно, участвовал ли Киприан лично в заключении этого мира, который очень скоро привел к тому, что один историк недавно назвал антитатарской коалицией, объединившим Москву, Тверь и Ольгерда, но можно допустить, что участвовал, поскольку 9 марта 1374 года он находился в Твери одновременно с митрополитом Алексием, который посетил мятежный город и посвятил в сан нового епископа Евфимия. В том же году друг Киприана Дионисий был поставлен епископом Суздальским. [555] Позже Киприан сопровождал митрополита в Переяславль, где в 1375 году состоялась важная встреча князей, а епископ Дионисий был в Нижнем Новгороде во время убийства татарского посланца Сарааки. [556]

После отъезда митрополита и патриаршего посла тверской князь Михаил Александрович снова оказался вовлечен в антимосковский заговор, который был организован загадочным человеком по имени Некомат Сурожский, представляющим генуэзские интересы, [557] причем в заговоре принимали участие татары и литовцы. Столкнувшись с этой последней попыткой отделения, Дмитрий и его союзники пошли на Тверь и в конце августа 1375 года принудили Михаила капитулировать. Неприкрытое генуэзское и татарское участие в этих событиях на стороне Твери оказалось достаточным для того, чтобы скомпрометировать Михаила в глазах патриаршего посла Киприана, патрон которого в Константинополе, патриарх Филофей, как и его друг Кантакузин, возглавлял антигенуэзскую оппозицию. Снова Москва оказалась более надежным союзником, чем другие русские княжества. Кратковременная попытка Филофе.я по справедливости разрешить конфликт между Москвой и Тверью была пресечена Тверью, вследствие чего окончательный перевес в пользу Москвы оказался неизбежным.

В свете всех этих конфликтов становится очевидно, что изменчивость политики Константинопольского патриархата в 1370 году была тактической, а не идеологической. Принцип единства, которому следовала византийская церковная иерархия, не был нарушен, лишь приспособлен к новым условиям.

Восстановление Галицкой митрополии было условием сохранения православной церкви в Польше и мерой временной. Победы Ольгерда на Руси в 60–ые годы следовали одна за другой так быстро, что митрополит, живущий в Москве и вдобавок сам возглавлявший московское правительство, уже не мог больше справляться со своими обязанностями на подвластных Литве территориях. Тенденция к разделению митрополии, установленной Каллистом в 1355 году, намечалась все острее. Однако Филофей не поддался обстоятельствам. Он лишь советовал Алексию справедливее, без политической страстности относиться к противникам Москвы и добился в этом смысле известных результатов. Война с Литвой утихла, тверской вопрос был решен. Но, поскольку Алексий был почти восьмидесятилетним старцем, ключевой в видах ближайшего будущего стала проблема подыскания ему преемника, и Филофей решил взяться за дело таким образом, чтобы исключить самую возможность разделения митрополии. Мастер дипломатической игры, он постарался добиться, чтобы этим кандидатом стал болгарский монах Киприан, посол Филофея в 1372–1373 гг., близко связанный с монашеством северной Руси. Его фигура ярко выделяется на фоне церковной, культурной и политической жизни. Византийско–русские связи, отношения с католическим западом, историографическая, агиографическая и литургическая практика эпохи отмечены его личностью и идеями, которые, подобно идеям Филофея и Иоанна Кантакузина, основывались на принципе единства «византийского православного содружества» и будущей Руси — от Карпат до Волги — как неделимого целого. Главными препятствиями, стоявшими на пути осуществления этой программы, были, с одной стороны, соперничество между Москвой и Литвой и, с другой, Золотая Орда, чье деспотическое правление тяготело над Русью из–за продолжавшихся междоусобиц русских князей.

Новые политические условия, естественно, требовали мира и, быть может, союза Москвы с Литвой. Очевидно, это шло вразрез с рядом застарелых предубеждений, принятых на веру в Москве. Московские правители ожидали от православной церкви всесторонней поддержки в любых своих предприятиях, как это повелось еще со времен митрополитов Петра и Феогноста и достигло кульминации в период регентства Алексия. Влиятельными кругами в Москве поощрялись и отдающее провинциальностью местничество, питаемое неприязнью к литовской династии, и традиционный сервилизм в отношениях с Ордой. Эти круги не только предпринимали решительные шаги, пытаясь организовать оппозицию Киприану, но даже исхитрились найти союзников в прогенуэзской партии Константинополя. Поставление Киприана в митрополиты оказалось последней крупной акцией патриарха Филофея в русских делах, но оно лишь обозначило начало нового кризиса…

2 декабря 1375 года Филофей посвятил в Константинополе своего бывшего посла в России, болгарского монаха Киприана, на кафедру «митрополита Киевского, Русского и Литовского». [558] Необычными были и титул, и выбор времени: митрополит Алексий был еще жив и назывался «митрополитом Киевским и всея Руси». Те, кто по политическим или идеологическим соображениям находились в оппозиции к Филофею и Киприану, сочли поставление неканоническим. [559] Менее пристрастное изложение дела, освещающее истинные побуждения Филофея, можно найти в акте патриарха Антония (1389 г.). [560] Филофей отнюдь не стремился разделять митрополию, как это было в случае с посвящением Романа Каллистом в 1355 году. Он сознавал, что назначение второго митрополита при жизни предшественника возможно лишь в рассуждение «величайшей икономии» (οικονομία μεγίστη χρησάμενος). [561] Патриарх был озабочен тем, что на подвластных Ольгерду землях «многочисленный народ лишен епископского смотрения, стоит на краю ужасной катастрофы и духовной гибели, ему угрожает присоединение к другой церкви». Он, впрочем, не хочет «делить Русь на две митрополии» и потому назначает Киприана митрополитом тех областей, которые «митрополит Алексий в течение многих лет оставлял без пастырского попечения». Патриархат по–прежнему придерживался той политики, что «в будущем вновь должно быть восстановлено прежнее положение дел и единое управление митрополией». Поэтому в акте избрания (декабрь 1375 года) (συνοδική πραξις) указывалось, что «после смерти Алексия Киприан должен взять на себя управление всей Русью и стать митрополитом «всея Руси». [562]