В этот момент в голове комиссара как будто что-то щелкнуло. Сосед Эскорбьяков возник у него перед глазами, он отчетливо услышал возмущенный голос: «Вот что случается, когда слишком доверяешь людям! Они потихоньку готовят удар и, когда вы этого не ждете…»

– Что такое, комиссар?

– У меня появилась одна мысль. Но не буду говорить раньше времени.

На самом деле Невик не мог поделиться с Фернандом уверенностью – он сам не знал, откуда она взялась – что с Мартиной в скором времени что-то должно случиться.

После смерти жены Невик еще больше сблизился с Эскорбьяками. Они изо всех сил пытались отвлечь его от грустных мыслей. Теперь он приходил в «Таверну» два раза в день, а вечером, поскольку ему больше незачем было торопиться домой, он оставался поболтать со своими друзьями и часто засиживался до рассвета.

Сегодня они снова вспоминали Алису. И у всех троих на глазах появились слезы. Пьер, испугавшись за друга, решил сменить тему и, чтобы развеселить Тьерри, подробнейшим образом принялся описывать свое новое творение – обед «Эсперти – керсиноль», состоящий из многочисленных изысканных блюд.

– Что скажешь?

– Извини, но…

– Ты меня не слушал?

– Прости, у меня голова занята другим.

– Можно узнать чем?

Тьерри пожал плечами.

– Дело Пьюбранов…

– А что, есть что-нибудь новое?

– Нет, это-то меня и беспокоит.

Эскорбьяк, ожидая объяснения столь нелепого замечания, удивленно посмотрел на друга.

Единственным человеком, которому Невик всегда все рассказывал, была Алиса. После смерти жены он замкнулся в себе, не осмеливаясь никому довериться. Сейчас комиссар решил открыться Эскорбьякам, уверенный, что здравый смысл Эрмины и тонкая интуиция Пьера помогут ему. Он пересказал дело Пьюбранов, настаивая на том, что горячо верит в искренность Мартины. Не забыл упомянуть Тьерри и об отношении к происходящему прокурора, а также его собственного помощника – Ратенеля. Эскорбьяки слушали не перебивая, и когда он закончил, Пьер произнес:

– Это выше моего понимания. Мне тяжело поверить, что люди могут быть настолько отвратительны. Ты знаешь, я тебе не завидую. Мне больше нравится изобретать рецепты новых подлив, чем копаться в грязных историях моих соотечественников. Поэтому, с твоего разрешения, я лучше пойду на кухню. Если я не высказываю своего мнения, то только потому, что неспособен его иметь.

Пьер ушел. Тьерри повернулся к Эрмине. Она приняла его немое приглашение.

– Можно, я скажу, что думаю? Даже если тебе это придется не по душе.

– Да.

– Ну вот. Меня больше всего поразило в твоем рассказе то, как ты говоришь об этой Мартине. Только влюбленный может так защищать девушку.

– Эрмина! Не прошло и месяца с тех пор, как Алиса…

– Знаю, знаю. Но Алиса вот уже долгие годы была тебе как сестра. Ты еще не старик, Тьерри! Нормально, что ты интересуешься женщинами…

– Послушай, у меня с Мартиной ничего нет, у тебя богатое воображение.

– Может быть, но в любом случае, ты зовешь ее Мартиной.

– Чтобы было проще.

Мадам Эскорбьяк задумалась.

– Любопытно… мужчины часто ведут себя как дети: так же настойчиво отрицают очевидность. Это обычно приводит в умиление матерей, а мы ведь матери или могли ими быть. Давай, продолжай защищать свою Мартину от мифических врагов. Это не прославит тебя как полицейского, зато вернет молодость.

Замечания Эрмины задели комиссара за живое, и он не знал, злиться ему или смеяться.

Проснувшись на следующий день, Тьерри еще думал о вчерашнем разговоре. Стояла великолепная погода, больше располагающая к ленивой прогулке за городом, чем к работе в душном кабинете. Но он все же заставил себя поехать в комиссариат. Однако часов в десять, будучи больше не в силах сопротивляться дразнящему через окну солнцу, сел в машину и покатил к долине Лота. В этот утренний час там должно быть особенно красиво. Но увидев указатель на Блонзат, он свернул с дороги, моментально забыв о настоящей цели своей поездки. Теперь им руководило одно желание: увидеть Мартину.

Комиссар не успел дойти до замка; встретившийся в парке слуга сказал ему, что мадемуазель Пьюбран отправилась в Кажарк. Он, недолго думая, последовал туда и, припарковав машину, пустился на поиски девушки. Кажарк – городок маленький, поэтому люди всегда собираются в одних и тех же местах. Комиссар без труда обнаружил Мартину. Она сидела на террасе кафе за чашечкой кофе. Отблеск солнца на волосах окружал ее особым золотым ореолом. Такая женственная и в то же время такая сильная. Поразительно совершенное создание. И подумать только, что ее пытаются выдать за ненормальную. Если кто-то и производил впечатление человека уравновешенного, так это Мартина Пьюбран. Тьерри вспомнил давешнее замечание Эрмины и еще раз отдал должное тонкости ее суждений. Это правда. Он действительно хотел встретить такую женщину, как Мартина. И он не считал это за измену Алисе. Та, которую он желал бы видеть своей женой, смогла бы дать ему любовь умершей. И в придачу к ней – здоровье и энергию.

– Добрый день, мадемуазель Пьюбран.

От неожиданности она вздрогнула. По лицу на мгновение пробежала тень, но взгляд тут же просветлел.

– Господин комиссар!

Он сел рядом с ней.

– Я боялся вас пропустить.

– Откуда вы узнали, что я в Кажарке?

– Мне ваш слуга сказал.

– И вы бросились за мной в погоню! Какая честь! Она спохватилась.

– Ради бога, простите за шутки. Я знаю, что вы пережили огромное горе. Если бы я осмелилась, то пришла бы оказать вам – насколько это в моих возможностях – поддержку друга.

Он пробормотал:

– Я был бы рад…

Оба замолчали. Без сомнения, и тот и другая почувствовали, что стоят на краю пропасти. Малейшее слово – и они упадут. Она чуть слышно спросила:

– Почему вы хотели меня видеть?

– Чтобы услышать из ваших уст, все ли в порядке.

– Да. Открытие следствия их как будто успокоило. Но я предполагаю, что продолжение – лишь вопрос времени.

– Вы действительно так думаете?

– Да, я действительно так думаю.

Они снова погрузились в тишину. Потом она прошептала:

– Не надо за меня волноваться. Что должно случиться, то все равно случится.

– Я здесь, чтобы помешать этому.

Она дружески взяла его за руку.

– Нет, господин комиссар, никто не в силах остановить ход судьбы.

– Вы не думали о судьбе в тот вечер, когда ворвались ко мне в кабинет.

– Нервы сдали… Вы знаете, я изучала поведение примитивных обществ, даже жила среди них некоторое время. Их отношение к смерти намного проще нашего. Мы должны покориться.

– Никогда не подумал бы, что вы из тех, что покоряются.

– Что вы хотите?

– Я предпочитаю, чтобы меня совсем убрали, чем заперли под замок.

– Я не позволю ни того ни другого.

Она улыбнулась.

– Почему вы так обо мне заботитесь?

– Во-первых, потому, что вы позвали меня на помощь, и потом…

Он замялся; она подтолкнула его.

– Что потом?

– Если бы кто-нибудь вообще согласился бы взять меня в мужья, я счел бы за счастье видеть вас своей супругой…

– Вы очень любезны, но вы мне сейчас говорите это лишь потому, что вы одиноки. А вы не созданы для одиночества.

– Я уверяю вас…

– Господин комиссар, вы привязываетесь лишь к женщинам, которые приговорены?

Гийом Шенебур свершил невозможное: в двадцать лет он уже казался стариком, в пятьдесят два года выглядел на все семьдесят пять. Он был так же стар душой. Кроме собственной персоны, Гийом ничем не интересовался. Ему постоянно мерещилось, что все ему завидуют, что с ним непременно должно что-нибудь случиться и что самые чудовищные болезни угрожают его жизни. А необходимость принятия каких-либо решений вызывала в нем панический ужас. Он сам поражался тому, что стал полицейским. Теперь Шенсоур жил в тревожном ожидании пенсии, которая была для него той берлогой, где наконец он мог впасть в бесконечную зимнюю спячку.