– Опасности нет. Через несколько часов она придет в себя. Дня четыре у нее будет болеть горло. Господин комиссар, признаюсь, я перестал что-либо понимать.
– Или не хотите понять.
– Я не знаю.
– В отличие от вас, доктор, я знаю, что мне делать. Я немедленно отправлюсь к прокурору с просьбой возбудить уголовное дело против господина X за неоднократное покушение на убийство.
ГЛАВА II
1
Прокурор не успел открыть рта, а Тьерри уже стало ясно, что доводы его оказались неубедительными. В Каоре господин Комбе был известен как образцовый чиновник: честный и незаметный. Теперь, находясь на закате своей безупречной и бесславной карьеры, он больше всего не хотел «историй» и мечтал лишь об одном: спокойно уйти на пенсию.
– Господин комиссар, позвольте мне выразить свое удивление. Мы знакомы уже не первый год. Вы уважаемый человек, добросовестный подчиненный. В моих глазах вы являетесь примером для молодежи.
– Благодарю вас, господин прокурор.
– …и поэтому ваше отношение мне кажется по меньшей мере странным.
– Но…
– Послушайте, господин комиссар, это при вашем-то опыте!
– Я уверяю вас…
– Я могу понять, что нелегко сохранить хладнокровие, когда красивая молодая особа выбирает вас в свои доверенные, но тем не менее, господин комиссар, я был убежден, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы оградить себя от подобного рода слабостей.
Кровь ударила в голову Тьерри.
– Я думаю, господин прокурор, вы неправильно истолковали…
– Послушайте, мой дорогой, не говорите только, что вы не знаете, кто такие Пьюбраны.
– Я знаю то же, что и все в Каоре.
– И вы серьезно желаете возбудить против них дело?
– Господин прокурор, мне казалось, что…
– Ой! Только не заводите песню о том, что перед законом все равны. Конечно же, закон один для всех, но разница в подходе. И вы не можете вмешиваться в их дела, словно это какие-то клошары или бездомные рабочие!
– Почему?
– Господин комиссар, не стройте из себя невинную овечку. Если я пойду против Пьюбранов, во-первых, разразится грандиозный скандал, а во-вторых, в случае провала, я не ручаюсь за наши с вами головы.
– Я повторяю вам, господин прокурор, что я был почти свидетелем покушения на убийство Мартины Пьюбран.
– Вот именно, что почти, господин комиссар, и вы должны понимать разницу.
– Судя по всему, я не должен ничего предпринимать.
– Во всяком случае, как можно меньше. Мы, конечно, не можем запретить мадемуазель Пьюбран подать жалобу на господина X. Начните расследование, но только осторожно, и, главным образом, против господина X. А в помощь вам, в ваше распоряжение поступает господин Шенебур.
– Если вам удастся его разбудить.
Мэтр Комбе улыбнулся.
– Правда, что наш уважаемый коллега любит вздремнуть, но это даже хорошо. Таким образом, он не будет вам мешать.
– И не потребует результатов.
– Приятно, что мы друг друга понимаем.
– При этом каждый остается при своем мнении.
Прокурор развязно усмехнулся.
– Вы слишком многого хотите, комиссар!
– А если вдруг…
– Ну что еще?
– Мадемуазель Пьюбран станет жертвой нового нападения, и ее убьют.
– У вас богатая фантазия, господин комиссар. Успокойтесь, есть возможность установить истину.
– Не замедлю ею воспользоваться.
– Убедите вашу подзащитную обследоваться у психиатра, и, если врач признает ее абсолютно здоровой, будем действовать.
– Не думаю, чтобы она согласилась.
– Тогда решайте сами, господин комиссар.
Алиса смотрела на мужа. Задумчивый, он ходил по комнате, и она не решилась рассказать ему, что утром ей было плохо, так плохо, что сиделка хотела бежать в комиссариат. Алиса знала, что в результате одного из этих, все чаще теперь повторяющихся приступов, она умрет. И может так случиться, что она умрет в его отсутствие.
Невик помог жене подняться с постели и осторожно проводил в гостиную, где ежедневно они вместе обедали. Ритуал, которым Алиса очень дорожила. Сегодня она особенно плохо выглядела, но Тьерри, погруженный в свои мысли, не заметил этого.
– Эскорбьяки на выходные собираются в деревню, в Круа-де-Фе, проверить виноградники. Они нас тоже звали.
– Знаешь, милый, мне последние дни что-то нездоровится. Но это не повод для того, чтобы и ты сидел дома.
Он возразил, но она настояла: ему необходимо отдохнуть, подышать свежим воздухом. Тьерри благодарно взял ее за руку, но тут же отпустил. Безжизненная холодность пальцев испугала. Она, поймав взгляд мужа на своей болезненно-прозрачной ладони, умело отвлекла его внимание, поспешно спросив:
– Кстати, а что там с делом Пьюбранов?
Он, так ни о чем не догадавшись, принялся рассказывать о встрече с прокурором.
– Ты представляешь, он хочет заморозить дело, и лишь потому, что Пьюбраны важные птицы. Это же просто возмутительно!
– Конечно, дорогой, но тем не менее, прокурор прав: прежде чем развязать скандал, необходимо все как следует проверить.
– Да что такое скандал по сравнению с жизнью, которая в опасности.
– Ты уверен, что она в опасности?
– И ты туда же! Я тысячу раз повторил, что видел веревку вокруг ее шеи, эти кровоподтеки, эти следы на земле… Да вы что, все с ума посходили! Все против Мартины!
– Может быть потому, что ты чересчур ее защищаешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты уже зовешь ее Мартиной.
– Ну и что.
– Да нет, ничего… А почему мадемуазель Пьюбран отказывается от медицинского обследования?
– Не знаю.
– Ты должен попытаться это выяснить.
Тьерри вернулся на работу в ужасном настроении. Отношение Алисы к Мартине он объяснял ревностью больной женщины к здоровой. Он не понимал, почему его жена, как и прокурор, так упорно не хочет поверить тому, что он видел собственными глазами. Ее послушать, подумаешь, что он влюблен в Мартину. Но тут он вдруг осознал, что, думая или говоря с мадемуазель Пьюбран, он действительно называет ее Мартиной. От этого полупризнания злость сразу пропала. Он! Влюблен в Мартину! Не может быть! Без сомнения, он испытывает глубокую симпатию к этой девушке, но чтобы… Во-первых, разница в возрасте, во-вторых – в общественном положении, да и вообще… Но Тьерри был достаточно умен и честен, чтобы понять, что уже то, что он пытается перед собой оправдаться, доказывает, что его чувство – не простая симпатия. Алиса, как всегда, была права. Поразительная проницательность всех тяжелобольных. Признав свое полное поражение, он предался меланхолии и обратился, как обычно, к Клеману Маро, отрывок из поэмы которого очень точно отражал его собственное состояние.
Я сегодня, увы, не такой, как когда-то давно.
Мое лето, смеясь, упорхнуло в окно.
Ты была мне хозяйкою доброй, Любовь,
И когда б меня жизнью одарили бы вновь.
Я, научен однажды,
Служил бы вдвойне
Той хозяйке, вторично дарованной мне.
Жизнь показалась ему напрасной. И нечего искать виновных. Судьба, ни у кого не спрашивая, сама делает выбор, и остается одно: опустить голову и покориться. Тьерри покорился. Но на душе скребли кошки…
Невик прекрасно провел день в Круа-де-Фе.
Едва он переступил порог старого, прожженного солнцем и изъеденного годами дома, как все неприятности отошли на второй план. Умиротворяющее спокойствие природы напоминало ему детство. Он был счастлив, как был счастлив ребенком, приезжая на день в деревню. И казалось, что этот день никогда не кончится и он больше не вернется в город. Пока Эрмина хлопотала на кухне, они с Пьером отправились осматривать имение. По дороге на виноградники Пьер осторожно поинтересовался:
