Кочевой мир, в самом принципе кочевья, приспособлен к преодолению сухопутных пространств. При этом срединное положение толкало его к выполнению соединительной роли [280]. В историческом смысле "прямоугольник степей" — это как бы Средиземное море континентальных пространств. Античные люди свой orbia terrarum (круг земель) обозревали от Средиземного моря. Подобно этому Геродот в главах о Скифии обозревает прямоугольник степи вместе с северным лесным и южным пустынным и горным его обрамлением. В описании этом, как известно, он держится торговых путей, практикуемых кочевниками. Собственно говоря, понятие евразийского историко-географического мира, как особого мира, в составе лесной, степной и пустынной полосы, к северу от великих нагорий, — понятие это дано уже Геродотом в классификации и конструкции его очерка о Скифии. Вопрос о южном "шелковом" пути, шедшем через таримский бассейн, северную Индию и Иран и соединявшем Китай и Средиземноморье, есть вопрос особый. Путь этот открылся позднее (при Ханьской династии), и не его знал и не о нем говорил Геродот. Путь этот, от "китайско-таримской перемычки" [281], через весь таримский бассейн, идет абсолютной пустыней, преодолеваемой по цепочке оазисов. Это — путь абсолютной пустыни. Мы же говорим о более северном пути степи и травянистой пустыни. Нет возможности сомневаться, что в восточно-гуннские курганы времени Р. X. шерстяные ткани и изделия причерноморских колоний попали именно этим путем. С этим путем связана и другая проблема — проблема питания скифского причерноморского мира бронзовыми изделиями из внутриматерикового металлургического центра. Эта проблема особенно явственно ставится относительно т. н. скифских или "азиатских" котлов (полушария, с полой ножкой, в виде усеченного конуса). "Центр разнообразия" в распространении этих котлов намечается в алтайском металлургическом районе (тут же найдена мастерская этих котлов). Много их и в западноевразийских степях, вплоть до Венгрии. Обломки такого котла найдены в раскопанном экспедицией Козлова раннегуннском кургане Монголии. Алтайскому металлургическому центру свойственны особые зеркала — с пуговкой на обратной стороне. Вместе с сарматами эти зеркала появляются в западноевразийских степях. После походов на северо-запад великих гуннских шаньюев такие зеркала, около 140 г. до Р. X., становятся известны в Китае. Внутриматериковый металлургический центр древности обнимал Алтай, богатые рудой районы восточно-киргизской степи и-б. м. — Саяны. Его изделия и передвигались, между прочим, по евразийской степной магистрали — прообразу Великого Сибирского пути [282]. — Два рубежа особенно важны для этой магистрали. Один из рубежей — это черноморско-степной шов на стыке двух соединительных стихий — морской и степной (сочетание, в географическом смысле, необычайное, т. к. степь, по преимуществу, есть формация внутриконтинентная). На этом стыке создались великие причерноморские колонии древности. Богатство оставленных ими памятников нужно сопоставить с исключительностью их положения. — Другой рубеж — это китайско-степной шов (область Великой Китайской стены). Здесь соприкасались два великих исторических мира древности — конно-кочевой и оседлый китайский. Степной путь и есть историческая магистраль, соединяющая китайско-степной шов с черноморско-степным швом [283].
Всемирную историю, по характеру сообщений, никак нельзя расчленять исключительно на речной, морской и океанический периоды (Л. Мечников). В лице степи, используемой под кочевье, водной соединительной противостоит соразмерная ей сухопутная соединительная стихия. Кочевой мир, в своих внутренних связях и в сношениях с обрамляющими его периферическими культурами, знаменует использование континентальных соседств. В современности на этом принципе строится народное хозяйство России [284]. В этом смысле изучение кочевого мира получает для русских совершенно исключительный интерес.
IV. Как сказано выше, огромной главою всемирной истории является военная история кочевников [285]. История эта примечательна, так сказать, с физической точки зрения. Количественно небольшие группы кочевников добивались величайших политико-милитарных результатов. По слову евнуха, перешедшего от китайцев к шаньюю Киоку, все население гуннского царства не превышало по численности населения нескольких китайских округов (и одной пятой китайских богатств было достаточно, чтобы купить целиком весь гуннский народ). И эта горсточка (организованная на основах кочевого быта) держала в страхе Китайскую империю и временами добивалась политического над ней перевеса. Таковыми же были численные соотношения кочевого и окраинных государств в монгольскую эпоху [286]. Военная история кочевого мира — это как бы взрыв атома. Но за этой чисто "физической" стороной скрывается, конечно, другая.
Ни одна историческая среда не может, пожалуй, дать такого подбора образцов военной годности и доблести, какие дает кочевой мир [287].
V. Кочевой мир опоясан рядами укрепленных линий (соединяем в одно явления разных эпох, сопряженные своей обращенностью к кочевому миру): двухтысячелетняя история Китайской стены; воздвигнутая арабами укрепленная линия к северу от культурной полосы Чирчика, от Сыр-Дарьи до гор; построенные Сасанидами фортификации на южном берегу Каспийского моря, от прибрежья до гор [288]; сооруженные ими же дербентские укрепления, укрепления Дарьяла; ров, ограждающий Керченский полуостров [289]; укрепления Гераклейского полуострова (у Херсонеса) [290]; дунайская линия (на которой соприкасалась с кочевниками Римская империя); польские и главным образом русские противостепные линии, окаймлявшие степь на пространстве от Днепра до Алтая. Так, через историю укрепленных линий проступают очертания срединной степи (хинганско-карпатский прямоугольник). Линии эти показывают, насколько окраинные страны должны были считаться с военной силой степняков. Изучение истории этих линий тесно связано с проблемами кочевниковедения.
VI. Особенно обширное поле для изучения представляет область Великой Китайской стены [291]. Контрасту культур (конно-кочевой и китайской) отвечает географический контраст: "Влажный муссонный умеренно-теплый Китай с мягкой и непродолжительной зимой и сухая… Монголия с невыносимою жарою летом в сильнейшими, сопровождаемыми ветром морозами зимой должны представлять глубочайший контраст и в своем растительном населении" (В. Л.Комаров). Борьба между Китаем и кочевниками велась особенно за нынешние провинции Кан-су, Шен-си н Шан-си. Это — "западная окраина Китая", которая "дает… постепенный переход к Монголии от лесистых гор к безлесным, с сухими склонами, и к сухим же плато с большими участками лессовой, каменистой или песчаной степи". Кочевники проникают за Китайскую стену преимущественно в тех местах, где Китайская стена охватывает участки степной природы.
"Сплошь лесная", в естественном состоянии, собственно китайская ботаническая область окаймляется с северо-запада горными хребтами провинций Чжили, Шан-си. Эти хребты и составляют границу между азиатским и евразийским географическими мирами [292]. Между хребтами и пустыней Гоби лежит "глассис степей" общеевразийского типа (даже на севере Шен-си, к западу от Хуанхэ, "дико растущих деревьев нет вовсе"). Также в этих степях расположены отдельные хребты, отчасти покрытые лесом. Они служили местом охоты и питали деревом здешних кочевников. В китайской литературе 1 века до Р. X. хребет Иншаня (к северу от излучины Хуанхэ), "богатый травой, деревьями, птицами и четвероногими", назван "логовищем шаньюев". В военных операциях Китая против кочевников большим препятствием для китайцев являлось то обстоятельство, что к западу от Кан-су, в охвате степи, им приходилось опираться всего лишь на узкую полоску оазисов у подножия Нань-шаня [293]. На северо-западной своей окраине Китай упирается в область абсолютной пустыни (плато Тибета во многих местах подобно такой пустыне). В охвате степей с юга Китай не имел такой базы, какую, в охвате степей с севера, впоследствии нашла Россия — в виде северной лесной зоны, от Днепра до Великого Океана. Китайская власть в срединно-материковых оазисах не была прочной. Все же она была устойчивее, чем эпизодическая власть Китая в восточноевразийских степях (ср. в особенности историю Ханьской, Танской и Маньчжурской династий). Это положение имеет силу и для настоящего времени. Вот уже около 8 лет, как прекратилась китайская власть во внешней Монголии. В таримском же бассейне, так или иначе, она удержалась до настоящего времени. Отметим военно-топографическое значение (в восточноевразийской истории) района Бор-куля (в восточном Тянь-шане). Здесь бывал обыкновенно опорный пункт воинских сил, действовавших в восточноевразийских просторах. Обстоятельство это интересно сопоставить с отмеченными в современной географической литературе чертами луговой и лесной природы боркульского района (среди окружающих травянисто-пустынных и абсолютно пустынных мест): на боркульской равнине "…превосходные пастбища… у перевала Боркуль-Хами на Тянь-шане… густой лес из лиственницы… зеленые луга" [294]. Переход через Хамийскую пустыню от Хамийского оазиса у подножия Тянь-шаня к оазисам у подножия Нань-шаня (см. выше) облегчается тем обстоятельством, что к югу от Хами в пустыне залегают пески, а "за песками обширная площадь, орошаемая ключами, и китайские деревни" (как известно, у окраины песчаных пространств обыкновенно выходят родники; см. превосходное изложение этого вопроса у Г. Н. Высоцкого: "Наши южные арены и проект их культуры". Харьков, 1927, стр. 10, и сл.). Этими обстоятельствами можно объяснить крупное военно-топографическое и геополитическое значение Хами.
