Изучение конно-железной кочевой культуры и есть основная задача кочевниковедения. Эта задача распадается на несколько отдельных заданий [268].
I. Первой задачей кочевниковедения является исследование кочевого мира, в его единстве и целостности. Это единство и целостность, в некоторых отношениях, настолько разительны, что скифовед Миннс истолковывает, напр., скифские обычаи на основании монгольского материала XIII века нашей эры. Этнологическое обоснование таких сопоставлений сомнительно. Хронологически скифский материал отделен от монгольского по крайней мере 15 веками. Сопоставления эти обоснованы культурно-исторически — единством и целостностью кочевого мира. Кочевой мир проникнут культом военной доблести. Только тот, кто доказал свои военные качества, является полноправным членом общества. Черепа убитых врагов служат драгоценным трофеем, отделываются в пиршественные чаши. Этот обычай, удостоверенный для печенегов (череп Святослава), указан китайскими хрониками — для гуннов восточноевразийских степей и Геродотом — для скифов [269]. "Сопровождающие погребения", отличительные для кочевого мира (т. е. погребение, вместе с вождем, жены и слуг), должны быть сопоставлены с культом верности, составляющим одну из основ кочевого быта. Верность товарищу поражала каждого, кто хотя бы в недавнее время знакомился, в военных условиях, напр., с калмыцким укладом. Культ верности является краеугольным камнем в мировоззрении Чингисхана, и этот же культ, в виде особых обрядов, сопровождающих братание и клятву, равно засвидетельствован для древнейших кочевых периодов западноевразийских и восточноевразийских степей. Без вождя жена и слуги не должны мыслить жизни. И есть указания, что люди добровольно сходили с вождем в могилу [270]. Сопровождающие погребения производились у Китайской стены. Их же, по-видимому, мы находим в большом кургане II Катандинского кладбища на Алтае [271]. Они же характерны для скифских курганов Причерноморья.
II. Одной из задач кочевниковедения является изучение кочевого мира в его месторазвитии. Это последнее может быть определено как совокупность степи и травянистой пустыни. Мы говорили уже о значении в этом разрезе признака травянистости. В пределах Евразии вся северная часть пустынной зоны является травянистой. В приблизительном определении, "пустыня" в Евразии начинается к югу от линии, соединяющей быв. Царицын с Сергиополем (приблизительно сорок восьмой — сорок девятый градус сев. широты) и затем — с южными окраинами северо-монгольских хребтов [272]. На сотни верст к югу от этого рубежа простирается травянистая пустыня; и только по мере приближения к горному обрамлению Евразии эта область сменяется абсолютной пустыней [273]. Но и здесь есть участки, годные для скотовода, в особенности в песчаных районах. Кроме того, всякое значительное повышение рельефа приносит с собой в этих местах травянистую пустыню и травянистую степь. Наибольшей не только в Евразии, но и во всем мире сплошной полосой районов, удобных для кочевника-скотовода, является северная полоса травянистых пустынь и примыкающая к ним с севера и запада область травянистых степей. Эту сплошную полосу степей и травянистых пустынь назовем, по характеру картографических ее очертаний и по крайним рубежам простирания, хинганско-карпатским "прямоугольником степей" (подразумеваем Большой Хинган — меридиональный хребет на западном пределе Маньчжурии). С востока к этому прямоугольнику примыкает захинганская островная маньчжурская, с запада — "симметричная" ей закарпатская венгерская степь. Также с севера (со стороны тайги) "прямоугольник степей" обрамлен островными степями, особенно частыми в условиях пересеченного рельефа Восточной Евразии (енисейская и ленская страна, Монголия и Забайкалье). Как сказано выше, хинганско-карпатский прямоугольник степей нужно отличать от области абсолютных пустынь в крайне южной части Евразии (в особенности Гоби, Таримский бассейн и Закаспийская область) [274]. Благодаря наличию в этих местах горных массивов, а также в соответствии с различием субстратов, расположение участков абсолютной пустыни имеет в общем "островной" характер. Однако некоторые "острова" абсолютной пустыни весьма обширны, напр. в таримско-гобийских и закаспийских пустынях. Географическому различению травянистых и "абсолютнопустынных" пространств отвечает различие исторических формаций. Географическому единству и целостности "прямоугольника степей" соответствует в историческом смысле — единство и целостность кочевой культуры. В зону абсолютной пустыни кочевой быт проникает преимущественно по предгорным и горным пространствам. В общем же экономически и культурно здесь преобладает формация оазисов. Формация эта живет использованием водных потоков, низвергающихся с горных хребтов (не будь хребтов — не было бы и жизни). Для областей между Каспием и Тянь-Шанем — так же, как для бассейна Тарима, — оседлая жизнь оазисов характернее, чем кочевой быт. В качестве месторазвития кочевой культуры евразийский "прямоугольник степей" может быть сопоставлен с аравийским и северо-африканским месторазвитием. Однако и в Северной Африке, и в Аравии, более чем в Евразии, представлено начало абсолютной пустыни. И потому, как месторазвитие кочевой культуры — евразийская степь, пустыня неповторима и единственна в мире [275].
Нужно при этом заметить, что ядром кочевого месторазвития (может быть, начальной колыбелью и, вероятно, последним убежищем кочевого быта) является, по сказанному, травянистая пустыня, т. е., в грубом охвате, области между 44 и 49° с. ш., к востоку от Ергеней и к западу от Хингана. В основном здесь и поныне невозможен иной уклад, кроме кочевого быта. К северу и западу, т. е. в степи, становится возможным земледелие; на рубежах пустыни — только в некоторых "выборочных" местах; более влажная степь сплошь доступна распашке [276]. Исторически область кочевого быта не ограничивалась травянистой пустыней. Кочевники брали под пастбища также и те пространства, где ныне практикуется земледелие. И бывали моменты, скажем, в скифо-сарматскую (совпадающую с ранней гуннской) или в монгольскую эпоху (ХШ-XIV вв.), когда весь "прямоугольник степей" — от Карпат до Хингана вместе с венгерской и маньчжурской степями являлся месторазвитием кочевой культуры.
III. По отношению к прочим культурным мирам Старого Света кочевой мир является миром срединным. К северу от него располагаются культуры северной зоны. Из них в качестве примеров можем назвать: бронзовую культуру Ангары и среднего Енисея [277], упомянутую выше металлодобывающую культуру Алтая, культуру средневолжскую (связанную с уральской), культуры "треугольника смешанных лесов Доуральской России" (фатьяновская культура, дьяковская культура, первоначальная Русь и др.). К северо-западу, западу и юго-западу от рубежей кочевого мира лежит Европа. Европа сопрягается со средиземноморским миром. К югу от кочевых культур размещаются культуры иранского и индийского круга [278]. С ними нужно сблизить культуру срединно-материковых оазисов (закаспийских, тянь-шанских и таримских). В то же время культура эта находилась в постоянном и особо широком взаимодействии с кочевниками [279]. К югу и юго-востоку от кочевого мира помещается китайская культура. На востоке пустыня-степь упирается в отросток китайского месторазвития, в виде манчжурско-корейской области "третичных" лесов. Этой области отвечает круг оседлых и полуоседлых культур, связанных с китайской, в ряде же признаков являющих своеобразные черты.
