Хотя мало кто из праманских владык принимал эти обязанности всерьез.

Каиф Каср-аль-Зеда вознамерился изгнать из Святых Земель всех западных чужаков. Около десяти лет назад его военные успехи вынудили ныне покойного патриарха-узурпатора Милосердного III провозгласить новый священный поход. Сторонники патриарха должны были отвоевать Святые Земли и укрепить маленькие чалдарянские королевства и города, возникшие в результате прошлых священных походов.

Все это брат Свечка растолковал жителям Сен-Жюлез-анде-Нье в первый же вечер. Эти новости здесь слышали и раньше, хотя доходили они до Коннека в искаженном виде. За пределами городов вести вообще распространялись медленно, но все-таки распространялись. Те, кто поддерживал патриарха в Вискесменте, во всех подробностях знали о непотребствах, чинимых патриархом-узурпатором Милосердным III и его преемником Безупречным V. Когда-то Милосердный отправил в Антье епископа Серифса, чтобы тот отвратил жителей восточного Коннека от Непорочного II. Теперь епископа поддерживал новый патриарх, Безупречный V, и Серифса дружно ненавидели и мейсаляне, и те, кто так или иначе относил себя к епископальной церкви, и дэвы, и дейншокины, и те немногие прамане, которые еще оставались в Коннеке, – словом, люди всех возможных сословий и взглядов. Сам епископ, по всей видимости, считал, что его обязанность перед паствой состоит лишь в том, чтобы обирать до нитки всех непокорных. Отобранные деньги неизбежно переходили в казну самого епископа.

Кроме брата Свечки, по Коннеку странствовали и многие другие совершенные, они лишь наблюдали, но не порицали открыто патриарха или церковь.

В тот вечер Свечка не сказал жителям деревни, что вслед за ним в Сен-Жюлез-анде-Нье скоро придут и другие нищенствующие монахи.

Он рассказал о страшных войнах, которые годами велись в Диреции во имя веры, о завоеваниях Питера Навайского, мужа Изабет, младшей сестры герцога Тормонда из Каурена, владыки Коннека.

Монах предрекал, что вскоре с новой силой вспыхнет вражда между Сантерином и Арнгендом, подогреваемая династическими и феодальными распрями. К тому же в Сантерине зрело недовольство из-за сокрушительного поражения, которое они потерпели прошлым летом в Трамейне в сражении при Тамзе.

Но селян мало волновали свары между Сантерином и Арнгендом. Разве только они радовались, что эти свары отвлекали Арнгенд и не оставляли ему возможности вторгнуться в Коннек. Гораздо больше всех интересовали события на востоке. Именно оттуда им грозила беда.

– Расскажите нам, что поделывает Ганзель, – попросил Пере Алейн.

Свирепый Ганзель, или Йоханнес Черные Сапоги, был Граальским императором Йоханнесом III, великим полководцем Новой Бротской Империи, десницей божией, помазанником на царство. А еще злейшим врагом и вечным кошмаром патриарха-узурпатора. Малютка Ганс неустанно обличал развращенных церковников, а такими были почти все, и винил в упадке церкви патриарха, который защищал своих священников, какими бы гнусными и явными ни были их прегрешения. Император ненавидел Безупречного V и глубоко презирал его соратников.

Эти двое почти постоянно находились в состоянии войны, но война эта велась эпизодически, потому что империи не хватало средств на продолжительную военную кампанию.

Безупречный V восседал на престоле вот уже второй год и все это время рассылал буллу за буллой, неустанно отлучая Йоханнеса Черные Сапоги и его военачальников от церкви. Эти попытки зачастую приводили в отчаяние тех вельмож, которые опасались, что господь на стороне Безупречного V, а не Непорочного II.

Однако Ганзель без устали напоминал всем, что нынешний патриарх занимает бротский престол незаконно, а значит, является вором и все его буллы не имеют никакой силы. По словам императора, предавать анафеме и отлучать от церкви мог только патриарх из Вискесмента.

К несчастью, даже патриотичные жители Коннека считали Непорочного II жалким ничтожеством, ни на что не способным без поддержки Йоханнеса.

– Надолго ли вы задержитесь у нас, господин? – спросил Пере Алейн.

– Не называй меня господином, зови меня просто брат. Мейсаляне почитают всех людей равными. Среди нас нет таких, кто стоял бы выше или ниже другого.

А вот среди церковников таких было предостаточно. Кто стоит выше, а кто ниже – этот вопрос вызывал у них гораздо больше разногласий, чем вопросы веры. Иерархия играла огромную роль в делах церкви. Священники яростно боролись за самые незначительные знаки отличия, что жестоко оскорбляло многих мирян, почитавших традиционные ценности.

– Вы останетесь и будете проповедовать?

– Разумеется. В этом и состоит моя работа. Я учу, наблюдаю, проявляю милосердие. А еще я устал от странствий. – И брат Свечка улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

Он так и не сказал им, что скоро в деревне соберутся и другие совершенные.

Его разместили в часовне. В Сен-Жюлез-анде-Нье не было своего священника. В те благодатные времена мало кто стремился принять сан и маленькие селения зачастую оставались без святого отца.

Каждую неделю крестьяне пешком отправлялись на службу в соседний Сан-Олдрейн, а раз в месяц старый отец Эпон с трудом взбирался на холм в Сен-Жюлез-анде-Нье, чтобы свершить обряд крещения, венчания или похорон. Если вдруг в нем возникала неотложная нужда, в Сан-Олдрейн спешно посылали мальчишку, и Эпон со всей доступной ему прытью приезжал на осле.

Если, конечно, речь шла о прилежных прихожанах.

Таковыми можно было назвать около четверти жителей Сен-Жюлез-анде-Нье, все они поддерживали патриарха из Вискесмента. Треть исповедовала мейсальскую ересь, а остальным было попросту все равно. Немногочисленные представители семейства Ашар не отреклись от древних верований и почитали Тиранию Ночи.

Днем брат Свечка обучал крестьян основам счета и чтения (эти мейсальские замашки особенно выводили церковников из себя). После ужина совершенный беседовал с теми, кто проявлял к его учению интерес, и помогал им по-новому взглянуть на творца, его творение и то, какое место в их несовершенном мире занимает мыслящее существо.

Один юноша, который успел побывать в Антье и считался в деревне настоящим искателем приключений, сказал Свечке:

– Говорят, кладези силы иссякают, а в тех землях, где царит вечная зима, снега с каждым годом все больше.

– Не знаю. Возможно. Мейсалян больше занимает тот снег, который копится у нас внутри.

Эти взгляды лишь отчасти отражали традиционные церковные воззрения. Совершенные не считали мир творением доброго и любящего создателя, нет – его в жестокой схватке вырвал из лона пустоты ворог и теперь использовал как оружие в борьбе с небесами. Души, заточенные в смертных, не ведали света и подчинялись Тирании Ночи. Некоторым суждено было вечно крутиться в колесе жизни, ибо не всем дано достичь совершенства и воссоединиться с единственным богом.

Уже полторы тысячи лет назад люди подчинили себе земли Коннека, но здесь все еще в изобилии встречались разные мелкие духи – обитатели полей, лесов и ручьев. Их подпитывали усилия Ашаров и им подобных, и они вершили бесчинства, когда только осмеливались. Мейсаляне считали, что все Орудия Ночи, большие и малые, являются неоспоримым доказательством основного принципа их веры.

Мейсальская ересь не отличалась ни фанатичностью, ни нетерпимостью. Обычные епископальные церковники опасались не столько ее абсурдных религиозных постулатов, сколько социальных воззрений. Во все времена священники жили лучше иных князей, тогда как мейсаляне проповедовали служение и бедность. И не только проповедовали, но и жили в соответствии со своими принципами. По их мнению, собственность должна была быть общей, как учили еще основатели церкви, а обряды, и в частности брачный, не имели такого уж большого значения. Хотя совершенные и отрекались от радостей плоти. Ведь поддавшись искушению, перестаешь быть совершенным.

Понятное дело, среди совершенных было довольно мало молодых.

– Получается, господин, из-за вас наш мир постепенно становится только хуже, – задумчиво сказал старый плотник Жуи Сакс.