У Кучеренко давно возникла мысль использовать в интересах бригады главного инженера шахты Цварберг русского эмигранта Пономаренко. Он долго и настойчиво думал над тем, как заставить этого человека, пользующегося доверием у немцев и властью, работать на партизан. Переходя от одного варианта к другому, он пришел к плану, осуществление которого давало возможность сразу решить две задачи: сорвать добычу угля и одновременно получить с шахты материалы, в которых партизаны остро нуждались.
Когда Кучеренко сообщил о своем замысле командованию бригады, то и Шукшину, и Дядькину, и Маринову он показался неосуществимым.
— Авантюра, друг Василий! — недовольно сказал Шукшин. — Голову потеряешь наверняка.
— Да, уж больно нахально, Кучеренко. Нельзя! — согласился с Шукшиным Дядькин.
Но Кучеренко и не думал сдаваться. Да, замысел дерзкий, он не спорит. Но он взвесил все: и обстановку, и характер, настроения людей, с которыми придется иметь дело, и последствия провала.
— Риск, основанный на трезвом расчете, оправдан, — говорил он. Я еду туда с крепкими документами.
— Но ты же решил играть с Пономаренко в открытую? — заметил Шукшин.
— Пономаренко я не боюсь. Я в нем уверен.
Кучеренко убедил, что замысел реален. Теперь настало время его осуществить.
…Жан Колл встретил Кучеренко на окраине Бохолта и вручил документы — распоряжение оберст-фюрера кантона Брея о передаче материалов и продовольствия с шахты Цварберг и доверенность. Документы были отличные: их изготовили в жандармерии Брея. Организовал это сам бургомистр города Мартене.
Колл сообщил Кучеренко, что Гарри раздобыл две автомашины. Завтра он их пригонит сюда, в Бохолт. Гарри, партизанский разведчик, работающий под крупного спекулянта, может достать все что угодно, даже грузовые автомашины. Надо только снабдить его деньгами.
* * *
В приемную главного инженера шахты Цварберг ввалились трое солдат и огромный, богатырского сложения лейтенант с широким, грубоватым лицом. Лейтенант, не взглянув на секретаршу, прошел в кабинет. Солдаты бесцеремонно уселись на стулья.
Пономаренко сидел за массивным черным столом, просматривал какие-то бумаги. Увидев немецкого лейтенанта, вышел из-за стола, представился и показал рукою на кресло.
Они сели друг против друга. Кучеренко — это был он — закурил сигарету и, спокойно, внимательно глядя в лицо Пономаренко, сказал по-русски:
— Я — русский партизан, послан к вам нашим командованием…
Пономаренко вздрогнул, вцепился руками в кожаные подлокотники кресла. Лицо его побледнело, но светлые глаза смотрели на лейтенанта без испуга — в них были недоумение и настороженность.
— Я вас не понимаю, господин лейтенант. К чему прибегать к таким…
— Ясно: вы мне не верите, — перебил Кучеренко. — Вы решили, что это провокация гестапо. Сейчас мы устраним это недоразумение… — Кучеренко улыбнулся, стряхнул с сигареты пепел. — Вы помните, как один русский военнопленный попал под вагонетку? Он имел лагерный номер 419… Вы отправили этого пленного в лазарет на машине директора и дважды справлялись, жив ли он. Вы передали ему масло. Этот пленный…
— Но как вы могли… Здесь же немцы, кругом немцы! — Пономаренко говорил, пристально вглядываясь в лицо лейтенанта. — Как вы могли среди дня появиться на шахте…
— Господин Пономаренко, если мы могли бороться с врагом там, за колючей проволокой, — Кучеренко кивнул на окно, в сторону лагеря, — то теперь фашисты нам не страшны. Теперь у нас оружие. Что касается вас, — Кучеренко взглянул главному инженеру в глаза, — вы меня не выдадите. Во-первых, вы честный человек. Во-вторых, вы знаете, что за предательство партизаны карают беспощадно.
— Зачем вы пришли ко мне? Что вам нужно?
— Нам нужно, чтобы вы вспомнили о своем долге, господин Пономаренко, долге русского человека. Вы не имеете права бездействовать, раболепно служить фашистам. Вы в ответе за это перед русскими и бельгийцами. Да, ни русские, ни бельгийцы вам не простят! Вы находитесь у руководства предприятием, имеете большие возможности… Или вы не понимаете, куда идет уголь, который вы добываете?
Пономаренко сидел взволнованный и молчал. Но вот он поднялся, подрагивающими тонкими пальцами взял сигарету. Глядя перед собой, выше головы Кучеренко, тихо проговорил:
— Для России я готов пожертвовать не только шахтой, но и собой… Что я должен делать?
— Всеми способами срывать добычу угля. Как это делать — вы хорошо знаете, вы специалист. И вы должны помогать нашим людям, военнопленным и партизанам. — Кучеренко достал «распоряжение оберст-фюрера кантона Брея», подал главному инженеру. — Нам надо получить по этому документу взрывчатку, одежду, обувь, муку. Все это на шахте есть!
Пономаренко надел очки, прочитал распоряжение.
— М-да-а… — Он снял очки, поглядел на Кучеренко. — Даже подпись оберста… Все правильно!
— Вот видите, вам остается только наложить резолюцию. Никакой ответственности!
— Да, но требуется еще подпись директора! Я не вправе решать такие вопросы… Придется идти к директору.
— Хорошо, я пойду к нему. — Кучеренко поднялся. — А вы распорядитесь, чтобы подготовили накладные.
Директор шахты был бельгиец, но служил немцам не за страх, а за совесть. Прочитав распоряжение оберста, он резко вскинул голову, снизу вверх сердито посмотрел на лейтенанта.
— Ничего я не дам. Мне самому нечем кормить рабочих! Сто пар ботинок… Где я возьму сто пар ботинок! Я должен одеть рабочих…
— Слушайте, вы! — Кучеренко шагнул вперед, уставился на директора угрожающим взглядом. — Вы кому служите — Германии или коммунистам?
Директор вскочил, как ошпаренный, выбросил вперед руку.
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — ответил лейтенант, не сводя с бельгийца гневного взгляда. — Пишите! Быстро!
Кучеренко перестарался. Он выписал столько продовольствия и материалов, что в двух машинах все это не уместилось, и директор шахты одолжил «господину лейтенанту» свою грузовую машину.
Пока приехавшие с Кучеренко разведчики Петр Савичев, Василий Маланов и Иосиф Мандрыка в поте лица нагружали машины, начальник разведки снова зашел к Пономаренко.
— Помните, — сказал он, — за каждым вашим шагом следят партизаны. Если возникнет опасность, вас предупредят. Действуйте смело. Директора не бойтесь, теперь он в наших руках. Со мной будете держать связь через нашего человека, он работает на шахте. Пароль: «Вам привет от Вильяма».
Три нагруженных доверху автомашины пересекли поселок, проехали мимо лагеря, немецких казарм и вырвались на широкое, прямое шоссе, ведущее к Брею.
На передней машине, которую вел шофер с шахты, ехал Кучеренко. Как только Цварберг остался позади, он приказал бельгийцу остановиться.
— Лезь в кузов, я сам поведу машину. Живо!
Шофер недоуменно посмотрел на лейтенанта, но, встретив грозный взгляд, послушно полез в кузов. Партизаны завязали ему глаза, накрыли брезентом. Колонна помчалась вперед.
Кучеренко не обманул директора шахты. Когда машину разгрузили и вывели из леса, он развязал бельгийцу глаза, извинился за то, что пришлось так невежливо обойтись с ним, и вручил письмо, адресованное лично директору шахты. Машина со скоростью ветра понеслась в Цварберг…
Вот это письмо директору шахты, как запомнилось оно его автору, лейтенанту Кучеренко.
«Господин директор!
Сегодня — исторический день в вашей жизни. Вы сделали доброе дело для своей родины, Бельгии. Вы, разумеется, отлично знали, что даете взрывчатку, одежду, обувь, муку и все прочее не фашистам, а партизанам. Не беспокойтесь — пока вы с нами, немцы ничего не узнают. Принимая к сведению Ваш благородный поступок, партизаны отменяют вынесенный Вам смертный приговор, как предателю и изменнику Родины. Отныне Вы можете спокойно ступать по родной земле.
С искренним признанием Метеор».
Барон приглашает в гости
Вернувшись из Мазайка, Шукшин застал в своей землянке Дядькина и Кучеренко. Они спали на нарах, накрывшись одним пальто.
