Я не знаю, чем руководствовался Эрл Хайдмэн, когда он прикидывал все возможности и случайности, которые могут ожидать его при выходе из Японского моря. Он находился на поле боя и принятие решений и ответственность за них целиком ложились на него одного. Мы сообщили ему данные разведки о постановке минных заграждений в проливе Лаперуза. Кроме того, мы указали ему, что, принимая во внимание удачный прорыв через минные заграждения Корейского пролива, можно попытаться и выйти через него, тоже в подводном положении. Это на случай, если там дополнительно поставлены мины на небольшом углублении.

Однако у Эрла Хайдмэна были свои соображения. Он знал, что противолодочные силы противника на этом театре военных действий были до смешного слабы. Поэтому в проливе Лаперуза он едва ли мог натолкнуться на серьезное противодействие. Далее, Хайдмэн видел, что русские суда по-прежнему спокойно бороздят воды пролива, и определил основной курс их движения. И, наконец, он знал, что его гидролокатор не действует, а сравнительно небольшие глубины пролива Лаперуза — не более 60 метров делали проход под минами особенно опасным и нежелательным. На такой риск стоило идти только в том случае, если бы это был единственный выход из Японского моря.

Итак, он принял решение. Никаких гидролокаторов, никаких электронных приборов, никаких уловок, никаких приспособлений, как во времена парусного флота. Одно только искусство и дерзость командиров стай должны были помочь провести корабли сквозь минные поля пролива Лаперуза.

Когда после заката солнца 24 июня «морские дьяволы» собрались в точке рандеву, на подводных лодках царило приподнятое настроение. Это была бы действительно радостная встреча, если бы не затянувшееся отсутствие Ларри Эджа и его «Боунфиш», которую ожидали со все возраставшим беспокойством. Слишком рано было делать какие-либо выводы, но тревога усиливалась. Ни одна подводная лодка, впрочем, не считается погибшей, пока не пройдет длительный срок, и потому подводники обменивались всевозможными предположениями относительно причин ее отсутствия. Догадки были самые разнообразные, начиная от неисправности средств связи на «Боунфиш» и кончая заходом ее во Владивосток в связи с серьезными повреждениями корпуса лодки или машин. Некоторые командиры предлагали отложить проход через пролив на день или два, так как за это время «Боунфиш» могла подойти. Другие, подобно Пирсу, добивались разрешения остаться в Японском море. Предложение Пирса Хайдмэн отверг, но позволил ему задержаться на два дня в восточной части пролива Лаперуза, когда пролив останется позади. Но как нам известно, «Боунфиш» погрузилась в заливе Тояма, чтобы уже больше никогда не всплыть.

В том месте, где пролив Лаперуза проходит между островами Сахалин и Хоккайдо, они вместе с небольшим островком, расположенным напротив, образуют нечто вроде треугольника. Расстояние между мысом Крильон на севере и мысом Соя на юге — 25 миль.

Это самая длинная из сторон треугольника. Расстояние от мыса Крильон до похожего на скалу острова Нидзо Ган на юго-востоке — около 10 миль, а между Нидзо Ган и мысом Соя — 20 миль.

Южная часть острова Сахалин оканчивается двумя острыми выступами, напоминающими клешню гигантского краба. Один из концов клешни — это мыс Крильон, а другой, расположенный к востоку примерно в 50 милях от первого, мыс Анива. Приблизительно на равном расстоянии от этих мысов проложены два важных телефонных и телеграфных кабеля. В 15 милях от мыса Анива проходит 180-метровая изобата.

Расстояние от центра пролива, где глубина достигает 54,5 метра, до спасительной 180-метровой изобаты на востоке составляет примерно 70 миль. Это четыре-пять часов хода под четырьмя дизелями.

Строя свои догадки о расположении минных заграждений в проливе Лаперуза, мы на Гуаме руководствовались весьма неполными данными. По нашим расчетам, подходящей для постановки минных заграждений была полоса миль в 50 шириной, проходящая через весь пролив с севера на юг. Но здесь сильное течение, кое-где достигающее скорости 3,5 узла, служило серьезным препятствием как для постановки, так и для сохранности минных заграждений. Поэтому мы пришли к выводу, что в минных полях могли возникнуть проходы, однако всецело полагаться на это было бы опасно. Мы также считали, что японцы не будут ставить мины слишком близко к телеграфным и телефонным кабелям, соединяющим Сахалин и Хоккайдо. Все это значительно сокращало размеры опасного для нас района. Но в своих расчетах мы исходили прежде всего из данных разведки о том, что мины были поставлены на углубление от 12 до 14 метров. Следовательно, они не опасны для таких надводных судов, как нейтральные русские суда, но смертельны для подводных лодок, которым придется погружаться в случае встречи с дозорными судами или при обнаружении подводных лодок самолетами с воздуха. По-видимому, тактика противника была построена на следующем расчете: пролив сильно охраняется, подводные лодки будут вынуждены уйти под воду, где они и найдут свою гибель. Возможно, что именно так погибли Маш Мортон и его «Уоху».

По плану операции, «морские дьяволы» должны были встретиться к юго-востоку от высокого гористого острова Каиба То. Оттуда они должны были идти курсом 120° в направлении южной оконечности острова Нидзо Ган, а затем домой хорошо известным курсом «ноль девять ноль».

Пройти через пролив Хайдмэн решил двумя кильватерными колоннами по четыре подводных лодки в каждой («Боунфиш» все еще не появлялась) с интервалом между колоннами 1800 метров и дистанцией 1100 метров между лодками. Одну колонну возглавляла «Сидог», за которой следовали «Кревалле», «Спейдфиш» и «Скейт», а во главе второй была «Флайинг Фиш»; за ней шли «Бауфин», «Тиноса» и, наконец, «Танни».

Уже давно стемнело, когда восемь маленьких кораблей вошли в пролив. Ночь благоприятствовала им. Даже летучие рыбы не отрывались от поверхности моря, тяжелые облака заволокли луну, и сообщник-туман окутал все белым покрывалом. Эрл Хайдмэн говорил, что такого замечательного тумана он еще никогда не видел.

Прежде чем был дан сигнал о начале движения, командиры договорились, что при прохождении через пролив они не будут погружаться ни при каких условиях. Идя компактной группой и имея восемь 127-мм орудий и двадцать 40и 20-мм автоматов, флотилия Хайдмэна могла дать достойный отпор в надводном положении любым силам, вплоть до эскадренных миноносцев. Правда, не было известно, какие противолодочные корабли японцы приготовили в проливе, но «морские дьяволы» твердо решили, что если какой-нибудь корабль и попытается остановить их, то они покажут ему, на что они способны.

Угроза встретиться с японскими кораблями, их орудиями и глубинными бомбами держала команды «морских дьяволов», и особенно орудийные, пулеметные и торпедные расчеты, в постоянном напряжении.

Артиллерийские снаряды находились на палубах в герметически закрытых кранцах. На некоторых подводных лодках для орудийных расчетов имелись поблизости от носового орудия, по соседству с мостиком, специальные помещения с люком, выходящим на палубу. При первых словах команды: «Боевая тревога, приготовиться к артиллерийскому бою!» командир орудия, горизонтальный и вертикальный наводчики должны были втиснуться в эти тесные коробки. Из них они выберутся прямо к орудию, когда последует команда открыть огонь. За ними последуют и другие номера расчета, в том числе приемщик раскаленных гильз. В длинных, по локоть, асбестовых перчатках он подхватывает стреляные гильзы, которые выскакивают из орудия такими горячими, что хоть рыбу на них жарь. На подводных лодках, где не было таких помещений, орудийные расчеты, как сельди в бочку, набивались в боевые рубки, обычно и без того переполненные. От боевой рубки до зарядного погреба под центральным постом выстраивались четверо подносчиков снарядов. Через их руки проходили снаряды весом по 27 килограммов каждый.