Эта ночь ничем не отличалась от предыдущей, да и следующие 24 часа не принесли никаких изменений. Ветер и шторм утихли только утром 8 июня, и подводная лодка, увеличив скорость, чтобы наверстать упущенное время, продолжала путь на северо-запад.

Утром 10 июня — охотничий сезон открылся накануне вечером — Боб занял позицию у входа в порт Сейсин, расположенный совсем рядом с границей между Кореей и русской Сибирью. Видимость была средняя, но достаточно хорошая для того, чтобы Риссер и его старший помощник Берк-младший могли обсудить и проанализировать обстановку.

Вдали были ясно видны дымящие трубы и множество крупных зданий следовательно, в городе много промышленных предприятий. К юго-востоку от города находился, по-видимому, нефтеочистительный завод, но танкеров на якорной стоянке около завода не было. Более того, ни в порту, ни на внешнем рейде не было видно ни одного судна. Лишь несколько маленьких парусных рыбачьих лодок стояло за брекватером. На берегу, начиная от самого центра Сейсина, расположились ряды низких рыбачьих хижин, почти не видных за развешенными на кольях сетями.

В 11.45 «Флайинг Фиш», находясь на перископной глубине, обнаружила грузовое судно. По книге силуэтов, изданной управлением военно-морской разведки, оно было опознано как судно типа Е-2 грузоподъемностью 880 тонн и длиной примерно 70 метров. Из двух выпущенных подводной лодкой торпед одна попала в цель. Судно накренилось на левый борт. Вначале казалось, что его команда собирается покинуть судно, но затем было принято, видимо, другое решение. В то время как часть команды вела огонь по перископу подводной лодки из палубного орудия малого калибра и пулеметов, другая пыталась ввести судно в порт. Чтобы покончить со всей этой бессмысленной суетней, Боб приказал выпустить третью торпеду. Однако он мог не причинять себе лишнего беспокойства и сэкономить торпеду, ибо, как только он скомандовал: «Залп!», судно перевернулось и затонуло.

Около 19.00 «Флайинг Фиш» всплыла и, руководствуясь нюхом своего командира, направилась для охоты вдоль берега в район порта Расин. Через несколько часов ее старания увенчались успехом. На расстоянии 40 кабельтовых радиолокатором была обнаружена цель. Штурман установил, что судно шло в Расин зигзагом с большими углами отворота от курса, но характер зигзага делал ее преследование совсем легким. Судя по импульсам на экране радиолокатора, судно шло без охранения. Около часа ночи 11 июня, когда цель находилась на расстоянии примерно 15 кабельтовых, она неожиданно повернула на 100° влево.

Что же могло случиться?

Ночь была очень темная, такая темная, что «Флайинг Фиш» ни разу не видела своей жертвы и сама не могла быть обнаружена ею. Кроме того, густая пелена тумана снизила видимость до 450 метров.

— Нет ли у них радиолокатора? — недоумевал Берк.

— Вернее всего, нет. Наверно, какой-нибудь трусливый сигнальщик принял дельфина за торпеду, — ответил Боб. — Надо пустить на полный ход все наши четыре дизеля и догнать их. Будем атаковать с кормовых курсовых углов. Приготовить три торпеды к залпу из носовых аппаратов.

01.30. Выпущены три торпеды с дистанции 1450 метров по цели, которую не видел ни один человек на борту подводной лодки, — цель фиксировалась только радиолокатором.

01.31–33. Одна торпеда попала в цель. В ночной темноте вспыхнуло ослепительное пламя взрыва. И снова воцарилось прежнее спокойствие и тишина. Сигналы, которые с такой уверенностью подавал радиолокатор, прекратились.

Техника радиолокационных атак по невидимым целям быстрыми скачками развивалась примерно с середины войны. Способ, при помощи которого хороший оператор определял тип и размер цели, казался прямо-таки сверхъестественным. Правда, иногда такие атаки завершались катастрофой, как, например, в случае с «Ава Мару». И все-таки, благодаря изобретению электронных приборов были потоплены тысячи тонн грузов противника и спасены согни жизней наших моряков. Их применение можно сопоставить с использованием других важных изобретений.

Вернемся, однако, к «Флайинг Фиш».

Выдавая свое присутствие только низким гулом одного двигателя, подводная лодка направилась к месту гибели торпедированного ею судна. Ее глаз — радиолокатор начал разглядывать обломки, которые появлялись на экране в виде групп танцующих импульсов. Вскоре экипаж подводной лодки услышал крики людей, боровшихся за жизнь на спокойной поверхности моря. Они хотели жить, но не хотели, чтобы их спасли враги. Им внушили, что американцы подвергают пыткам своих пленников, и они предпочли бы скорее погибнуть в ледяных волнах, чем попасть в плен. Кроме того, сдаться в плен — значит запятнать честь.

Во всяком случае, с приближением подводной лодки крики смолкли. Несколько раз Риссер повторил по-японски:

— Не бойтесь, поднимайтесь к нам на борт. Но из ночного мрака от людей, цеплявшихся за обломки, не донеслось ни единого ответного звука.

Во время второй мировой войны Риссер участвовал во многих боях. Не раз он смотрел в лицо смерти при гибели корабля, в бою, во время шторма. Но никогда еще не испытывал такого ледянящего ужаса, как в эту ночь, когда люди отказывались от спасения только потому, что их хозяева приказали им умереть. Спасти удалось лишь одного. Это был Сисо Окуно — пожилой солдат, почти в бессознательном состоянии цеплявшийся за кусок дерева. На нем была форма ефрейтора японской армии. Сначала он не хотел назвать своего имени: он считал, что потерял на него право, так как опозорил себя, оставшись в живых, когда погиб его корабль. Потом его переправили для допроса на остров Мидуэй. Он был одним из шести человек расчета палубного орудия на потопленном грузовом судне тоннажем 2000 тонн. Не зная имени японца, подводники называли его Со-Со, так как его инициалами были буквы «С» и «О». Этот человек, видимо, считал себя мертвым. Он был столь же вежлив, как и молчалив, а его единственной английской фразой было: «Благодарю вас, сэр».

Чтобы помочь ему как-нибудь убить время, его поставили драить медные части торпедных труб, но это глубоко оскорбляло пленного: он должен был держать в порядке оружие, применяемое против его соотечественников! Что стало с ним потом? Об этом неизвестно никому из членов команды подводной лодки. Этот грустный маленький человек почти все свое время посвящал мольбам о смерти и выписыванию на бумаге красивых японских иероглифов, так сильно напоминающих куриные следы. Как потом оказалось, часть его писаний была письмом, адресованным «Капитану, офицерам и матросам подводной лодки».

Он писал: «Хотя я и был без сознания, когда меня вытащили из воды матросы вашей страны, но будучи японцем, я глубоко переживаю свой великий позор и, чтобы смыть горчайшее из всех унижений, решил покончить с собой. В последние дни я приложил много усилий, стараясь выполнить свое решение, но теперь я чувствую, как охватывает меня теплое дружеское чувство. Сначала мне казалось, что я обманываюсь, и я попробовал бороться с этим состоянием. Я всегда легко поддавался впечатлениям. И вот теперь могучее чувство любви к людям с непреодолимой силой охватило меня. Мне даже кажется, что с каждым днем меняются и мои воззрения. Умереть легко, умереть можно в любое время таковы теперь мои мысли.

Отношение команды пробудило во мне ответное чувство дружелюбия. Но хотя вы относились ко мне с большой добротой, я не мог избавиться от мысли, что ваше оружие, за которым я должен был ухаживать, предназначено для убийства моих соотечественников. Именно существование оружия и явилось причиной трагедии, происходящей сегодня на нашей планете. Такому человеку, как я, который желает людям всего земного шара только счастья и мира, трудно даже смотреть на это оружие, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к нему. Должно быть, это сильно беспокоит вас, но я прошу вас освободить меня от этих обязанностей. Не думайте, однако, что так японцы относятся ко всякой работе. Японский народ исключительно трудолюбив, когда дело касается его страны, и я бы хотел, чтобы вы поняли это.