Державин содрогнулся.
Едва Аксаков произнес последние стихи;
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И с чистою своей душою
Благословляй судеб удар,—
поэт уже обнимал чтеца со слезами на глазах. Потом он молча сел, посадил Аксакова и, держа его за руку, сказал тихим, растроганным голосом;
— Я услышал себя в первый раз…
И вдруг прибавил громко, с какой-то бытовой интонацией, снявшей всю торжественность минуты;
— Мастер, первый мастер! Куда Яковлеву! Вы его, батюшка, за пояс заткнете.
Слова Державина, в чем нет сомнения, верно переданные Аксаковым, очень для него характерны. И на склоне дней, очевидно в лучшие свои минуты, — Аксаков произвел на него большое впечатление — Державин не мог и не хотел выдерживать пафос и приподнятость тона. Произнеся в «высоком слоге» фразу: «Я услышал себя в первый раз», — он тут же добавил, как показалось собеседнику, «с каким-то пошлым выражением», фразу «низкого стиля»: «за пояс заткнете», — резанувшую ухо Аксакову. Но ведь так Державин писал и все свои оды, и было бы грехом на него за это обижаться!
«Водопад» Аксакову читать не пришлось: Державину ужасно хотелось послушать свои трагедии. Он послал за домашними, едва познакомил чтеца с Дарьей Алексеевной и нетерпеливо ждал начала.
Была выбрана трагедия «Ирод и Мариамна». Аксаков знал ее и не считал большим успехом поэта, но находился в таком лирическом настроении, что рад был читать Державину что угодно, хоть по-арабски, — в любых звуках желала вылиться вскипевшая душа.
Аксаков духом прочел трагедию, опасаясь, что восторженность его может охладеть и тогда все пройдет, ибо стихи ему никак не нравились. Воодушевившись встречей с Державиным, Аксаков читал с увлечением и произвел магическое действие. Поэт не мог сидеть спокойно, часто вскакивал, руки его делали беспрестанные жесты, голова, все тело пришли в движение. Восхищению Державина не было конца. Через несколько минут он схватил аспидную доску и стал писать грифелем. Рука его дрожала, он беспрестанно стирал написанное. Наконец Державин взял у Аксакова трагедию и на первом листе написал четыре строки, посвященные чтению. Книга с надписью затерялась, и, когда Аксаков рассказывал этот эпизод в своих воспоминаниях о Державине, он мог привести только одну сохранившуюся в памяти строку: «Себя услышал в первый раз…»
Зимой 1816 года Аксаков был частым и любимым гостем в доме Державиных. Он прочел поэту вслух его трагедии «Евпраксия», «Атабалибо», «Василий Темный», перевод трагедии Расина «Федра» и два тома мелких стихотворений — басен, картин, надписей, эпитафий и мадригалов. Своих ранних стихов Державин слушать не любил.
Частые чтения очень волновали Державина. нервы его расходились, и он заболел. Дарья Алексеевна, оберегая здоровье мужа, посоветовала Аксакову сказаться больным, в чем, собственно говоря, не было обмана, так как он действительно захварывал. Внезапная болезнь чтеца и слушателя не осталась незамеченной. В Петербурге заговорили о том, что приезжий из Москвы зачитал старика Державина своими сочинениями, да и сам зачитался, сошел с ума, его вывели с полицией из дома и отдали на излечение частному лекарю.
В своих воспоминаниях о поэте Аксаков запечатлел черты его облика:
«Благородный и прямой характер Державина был так открыт, так определенен, так известен, что в нем никто не ошибался: все, кто писал о нем, — писали верно. Можно себе представить, что в молодости его горячность и вспыльчивость были еще сильнее и что живость вовлекала его часто в опрометчивые речи и неосторожные поступки. Сколько я мог заметить, он не научился еще, несмотря на семидесятитрехлетнюю опытность, владеть своими чувствами и скрывать от других сердечное волнение. Нетерпеливость, как мне кажется, была главным свойством его нрава; и я думаю, что она много наделала ему неприятных хлопот в житейском быту и даже мешала вырабатывать гладкость и правильность языка в стихах».
В конце мая 1816 года Державины выехали в Званку. Дни потекли в обычных занятиях: Державин слушал чтение вслух, музыку, понемногу занимался в своем кабинете, беседовал и шутил с племянницами. Часто, уходя спать, он повторял собственные стихи:
Блажен, кто поутру проснется
Так счастливым, как был вчера.
Державин не жаловался на болезни, но в начале июля почувствовал спазмы в груди, пульс участился, поднялась температура. Через день он стал бодрее, и племянница читала ему из «Всемирного путешествователя» — многотомного сочинения аббата де ла Порт, переведенного на русский язык. Чтица не одобряла этого скучного сочинения, и Державин говаривал ей:
— Ну как же ты можешь не любить этой книги? Сколько тут любопытного, и у кого память хороша, сколько пользы прочесть ее! Но я что прочел, то и забыл; опять за новое читаю.
8 июля Державин провел день как обычно, но после ужина занемог и был уложен в постель. Боль заставила его стонать. Домашний доктор ничем не смог помочь ему. Вдруг Державин захрипел — и потом все смолкло…
На аспидной доске остались начальные строфы стихотворения, над которым работал поэт в последние часы своей жизни:
Река времен в своем теченьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
Державин был похоронен в церкви Хутынского монастыря близ Новгорода.
…За несколько лет до смерти, размышляя о своем жизненном пути, Державин сочинил себе такую надгробную надпись — эпитафию:
«Здесь лежит Державин, который поддерживал правосудие, но, подавленный неправдою, пал, защищая законы».
Он хотел, чтобы потомки знали о борьбе с неправдою, чему была посвящена его жизнь, и требовал к себе уважения именно за это, сказав:
За слова меня пусть гложет,
За дела — сатирик чтит.
Но служебные дела Державина давно утонули в реке времен, а слово его все еще продолжает звучать.
На стихах Державина воспиталось не одно поколение русских поэтов, с ним близко связано творчество Пушкина. Родоначальнику новой русской литературы предшествовал Державин.
Зеленоградская — Москва.
1957 г.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Г. Р. ДЕРЖАВИНА
1743, 3 июля — в семье небогатых казанских помещиков подполковника Романа Николаевича Державина и его жены Феклы Андреевны родился сын Гавриил — будущий поэт.
1750 — «Явлен» в Оренбурге вместе с другими дворянскими сыновьями на смотр губернатору и «отпущен» для получения образования.
1759 — поступил во вновь открытую в Казани гимназию.
1761 — участвовал в летней гимназической экспедиции в г. Болгары, где составил план города, описание к нему, сделал зарисовки и собрал археологические находки.
1762, февраль — получил паспорт из Преображенского полка и отбыл в полк.
март — в Петербурге зачислен солдатом мушкетерской роты Преображенского полка. Пробовал писать стихи,
1763, май — произведен в капралы. Выехал в отпуск в Казань.
1768, январь — произведен в сержанты.
июнь — прикомандирован к Комиссии по составлению нового уложения и назначен сочинителем в частную комиссию о разных установлениях, касающихся до лиц.
1769, январь — отпуск, поездка в Казань и в Москву.
1770, март — возвратился в Петербург и начал нести полковую службу.
