Быстрые текут между тем речки,
Сладко птички по лесам поют;
Трубят звонко пастухи в рожечки,
С гор ключи струю гремящу льют.
Почти в тех же словах писал о весне Сумароков:
Распустилися деревья, на лугах цветы цветут,
Веют тихие зефиры, с гор ключи в долины бьют,
Воспевают сладки песни птички в рощах на кустах,
А пастух в свирель играет, сидя при речных струях.
И это сходство описаний объяснялось, конечно, не заимствованием, а тем, что эта поэты брали только наиболее общие черты каждого явления природы, все частное, особенное считалось случайным, необязательным и, по их мнению, могло только спутать читателя, отвлечь от главной идеи стихотворения.
В одах Ломоносова пейзажи имеют грандиозный; титанический вид и обычно символизируют столкновение борющихся сил, например битвы русской армии с турецкой, знаменуют победы русского оружия:
Нам в оном ужасе казалось,
Что море в ярости своей
С пределами небес сражалось,
Земля стенала от зыбей,
Что вихри в вихри ударялись,
И тучи с тучами спирались,
И устремлялся гром на гром,
И что надуты вод громады
Текли покрыть пространны грады,
Сравнять хребты гор с влажным дном.
Но там, где обстоятельства не требовали ложного пафоса, Ломоносов умел быть простым и искренним, особенно когда касался картин моря и севера, с детства ему близких:
Достигло дневное до полночи светило,
Но в глубине лица горящего не скрыло,
Как пламенна гора казалось меж валов,
И простирало блеск багровый из-за льдов.
Среди пречудныя при ясном солнце ночи
Верхи златых зыбей пловцам сверкают в очи…
В Ломоносове ученый и художник существовали нераздельно. В двух строках он сумел создать картину звездного неба, долгие десятилетия почитавшуюся классической, основав ее на своих научных представлениях:
Открылась бездна, звезд полна,
Звездам числа нет, бездне дна.
Множественность миров, бесконечность вселенной превосходно определены в этой лаконичной и выразительной формуле.
Эти литературные образцы были перед глазами Державина, но, принявшись изображать природу, он прежде всего пожелал сказать о том, что видел, стал говорить о деталях, подробностях, о красках и звуках, постарался передать в стихах не идею предмета, а показать сам предмет. Новизна этого подхода сразу выделила Державина среди современных ему поэтов.
В стихотворении «Ключ» Державин описывает источник в четыре времени суток, для каждого находя особые краски:
Когда в дуги твои сребристы
Глядится красная заря,
Какие пурпуры огнисты
И розы пламенны, горя,
С паденьем вод твоих катятся!
Таков ключ утром. Целая гамма оттенков красного цвета развернута в стихе, поэт видит их яркий контраст с серебристыми, падающими струей водами источника. Богатство и пышность красок, которыми славится державинская поэзия, намечены уже в этом стихотворении переходного периода творчества поэта.
Багряным брег твой становится,
Как солнце катится с небес,
Лучом кристалл твой загорится,
Вдали начнет синеться лес,
Туманов море разольется.
В своем первом пейзаже Державин уже умеет различать планы, ближний и дальний. При закате солнца берег становится багряным, а лес, находящийся вдали, синеет. Об этом было впервые сказано в русских стихах. И, наконец, ночь:
О! коль ночною темнотою
Приятен вид твой при луне,
Как бледны холмы над тобою
И рощи дремлют в тишине,
А ты один, шумя, сверкаешь!
Державин создал в этой строфе картину ночи, ставшую затем столь частой гостьей в произведениях романтической поэзии, и уже наметил ее словарь с выражениями «приятный», «бледный», «дремлющий», «холмы», «тишина»…
Впоследствии, оценивая свое раннее творчество, Державин писал, говоря о себе в третьем лице: «Он в выражении и стиле старался подражать г. Ломоносову, но хотев парить, не мог выдерживать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велеления и пышности. А для того с 1779 года избрал он совсем другой путь».
Этот путь помогли найти Державину его друзья — Львов, Капнист, Хемницер, талантливые поэты, верные товарищи Державина, старшего из них по возрасту и по силе творческого гения.
Дружеский союз этот сложился во второй половине семидесятых годов, когда Державин обосновался в Петербурге, перейдя в гражданскую службу, но все члены его были и раньше знакомы между собой.
Василий Васильевич Капнист четырнадцатилетним юношей приехал с Украины в Петербург и поступил солдатом в Измайловский полк в 1771 году. Там, учась в полковой школе, он подружился с Николаем Александровичем Львовым, также служившим в этом полку. Через год Капниста перевели сержантом в Преображенский полк, где он встретился с Державиным. Несмотря на большую разницу в возрасте — Державин был старше Капниста на тринадцать лет — литературные интересы помогли их сближению.
Ко времени возвращения Державина в Петербург из Заволжья Капнист уже напечатал свое первое произведение — оду на мир с Турцией 1774 года, сочиненную на французском языке. Вместе с Державиным он начал переписывать оду по-русски, однако работа осталась незавершенной. Державин привез с собой «Читалагайские оды». Он прислушивался к советам своего молодого товарища — человека с образованием и тонким литературным вкусом. Новые стихи, которые стал писать Державин в Петербурге, проходили придирчивую критику Капниста.
Получив первый офицерский чин прапорщика, Капнист в 1775 году вышел в отставку — военная служба его не привлекала. В течение ближайших лет он жил в Петербурге, изредка уезжая в свое украинское поместье Обуховка, а в 1782–1783 годах недолгое время служил в почтовом департаменте, где распоряжался делами Львов. В эти годы Капнист близко общается с Державиным и вместе с Львовым и Хемницером составляет его дружеский кружок, взявший на себя труд обсуждать и редактировать стихи Державина.
Львов, человек талантливый и разносторонний, обладал незаурядным художественным вкусом, превосходно рисовал, отличался творческой фантазией, изобретал, писал стихи и сочинял музыку. Он был хорошо осведомлен в самых различных областях искусства и ремесел и, несмотря на неизбежный дилетантизм своих разнообразных занятий, в каждом своем начинании достигал осязательных успехов. Так, он разработал способ строить дома из битой глины — и строил их, памятником чего до наших дней остался так называемый Приорат в Гатчинском парке; Львов добывал торф в болотах Новгородской губернии, собирал и издавал народные песни, переводил с греческого Анакреона, писал стихи и пьесы и, наконец, был постоянным и главным судьей в художественных вопросах для всех своих друзей.
