В 1267 г. Хубилай отправил в Коре двух посланцев с письмом на имя «короля» Японии и потребовал, чтобы корейцы сопроводили туда посланцев. Корейцы отправили в Японию своего посланника, доставившего письмо императору. В монгольском послании говорилось: «С незапамятных времен правители небольших государств стремились поддерживать дружеские отношения друг с другом. Мы, Великая Монгольская Империя, получили мандат Неба и стали править миром. Поэтому многочисленные страны в отдаленных землях стремились установить отношения с нами. Как только я занял трон, я прекратил войну с Коре и восстановил их землю и народ. В благодарность и правитель, и народ Коре стали нашими, их радость напоминает радость детей в отношении отца. Япония расположена около Коре и со времени своего основания несколько раз направляла послов в Срединное Королевство. Однако такого не случалось с начала моего правления. Это, возможно, из-за того, что вы недостаточно осведомлены. Поэтому я настоящим посылаю к вам специального посла, чтобы сообщить о нашем желании. Отныне давайте установим дружественные отношения друг с другом. Никто не хочет прибегать к оружию».
В Японии это письмо было воспринято следующим образом: «Недавно было доставлено послание, из которого видно, что монголы имеют злое сердце в отношении нашей страны. Приказываем довести до сведения гокэнин и прочих в провинции Сануки. чтобы они полностью осознали необходимость быть бдительными»{79}.
И четвертое посольство, которое возглавлял Чжао-лан-би, не увенчалось успехом. Переговоры с Японией начаты не были. Между тем японское правительство получило письмо Хубилая, написанное китайскими чиновниками из учреждения Чжун-шу-шень. Ответ японского правительства был подписан 7 числа 1 месяца 1270 г.
«Письмо из Японского Императорского кабинета (Дай-цзёо-кан). Мы получили письмо через корейского посла Гао-жоу из монгольского центрального учреждения (Чжун-шу-шень) 9 месяца, 24 числа. За 17 дней до этого к порту Инахо[33] прибыл иностранный корабль. Когда его задержали и опросили, откуда он пришел, то оказалось, что это прибыл корейский посол, представивший монгольское письмо. Мы познакомились с его содержанием и тщательно обсудили его. Оказалось, что слово “Монголия” нам до сих пор было незнакомо, и мы с трудом догадались, что это слово значит[34]. Мы брали Ханьские и Танские книги (китайские), а также другие иностранные словари, знакомились с соседями Китая, изучали его границы, но такого народа не оказалось. Ни худого, ни хорошего мы против Вас не имеем, но у нас не представлялось причины завязать отношения с Вами. Теперь мы хотя и получили Ваше второе письмо, более любезное, чем раньше, но все еще сомневаемся в вашей искренности; хотя Ваши конфуцианские и буддийские книги с их учением ни убивать никого очень почтенны и хотя сам Император называет свою страну стремящейся к миру и избегающей завоевательных стремлений, но мы этому сильно не доверяем. Свет богини Тенсёо-коо-дай-цзин (Богиня Солнца, назыв. также Аматерасу) проходит божественною нитью до нынешнего времени через всю нашу страну, в лице наших Императоров — потомков ее. Этот свет Японии льется во все места [мира] и влияние его распространяется везде. Кто же после этого осмелится быть равными нам, или мериться с нами силами? Бун-е 1-й месяц и день 7 года»{80}.
Письмо из императорской резиденции в Киото было отправлено на обсуждение правительству в Камакуру. Во главе правительства стоял девятнадцатилетний Токимунэ, который решил не посылать письма Хубилаю.
Пока продолжались подобного рода переговоры, Хубилай начал готовится к войне с Японией. Постройка судов началась еще в 1268 г. На это дело Хубилай не жалел ни средств, ни людей.
Япония тоже не отставала от монголов в приготовлениях к военным действиям. 13 сентября 1271 г. Токимунэ, опасаясь вторжения монголов, приказал наместнику северной части области Ата укрепить приморские города на острове Киусиу.
В том же 1271 г. Хубилай снова посылает Чжао-лан-би в Японию в качестве посла, а вслед за ним нового курьера, по имени Цзиньду. Письма Хубилая не были переданы японскому правительству. Два года положение дел оставалось неопределенным. Наконец, в 3 месяц 10 года Чжи-юань (1273 г.) Хубилай снова приказал Чжао-лан-би отправиться в Японию с прежним поручением. Тот прибыл в Дадайфу и просил позволения отправиться в Киото для встречи с императором. Подобно прежнему, ему было в этом отказано, и посол ни с чем возвратился обратно в мае месяце в Пекин. По прибытии он докладывал Хубилаю об именах и почетных званиях различных высокопоставленных лиц японского правительства, указывал название и число областей Японии, обычаи жителей и местоположение важных для военных целей мест. Все эти сведения сохранились в династийной хронике «Юань ши». Самое любопытное в них — это предупреждение о возможной трагедии в море. Тайфун, уничтоживший оба флота Хубилая, начал обретать силу как воображаемая величина.
Хубилай сообщил корейскому послу о своем намерении совершить поход на Японию. Посол ответил следующее:
«Я жил больше года в Японии и прекрасно изучил нравы жителей этой страны. Наблюдения мои показали мне, что японцы имеют зверские наклонности и с легким сердцем убивают людей. Они не знают ни дружеских, ни хороших семейных отношений, не знают даже основных правил приличия, каковые столь необходимы в общественной жизни. Кроме того, у них мало обработанных земель, по причине множества гор и рек. Если бы Вы, Государь, и подчинили себе эту страну, то от этого Вы ничего бы не выиграли и пользоваться богатствами страны Вам бы не пришлось: Мореплавание там очень опасно: ему мешают беспрерывные бури. Поэтому и Ваше, Государь, войско может подвергнуться неожиданной катастрофе, если бы Вы отправили его к берегам Японии. Вы совершенно напрасно будете рисковать, а Ваше войско погрузится в бездонную глубину. Я осмелюсь Вам посоветовать не начинать войны с Японией». После этих слов Император задумался.
Однако воинственная решимость монгольского Императора взяла верх. В 1 месяц 11 года Чжи-юань (1274 г.) Хубилай приказал своему полководцу Хун-ча-цю отправиться в Корею, чтобы там наблюдать за постройкой тех военных судов, которые должен был приготовить корейский правитель для Хубилая. Работы по постройке судов в Корее должны были начаться с 15 числа 1 месяца этого года. Ввиду спешности приготовления кораблей рабочие и мастеровые набирались без разбора. Способных и готовых к работе оказалось около 30 500 человек. Согласно корейским источникам, такое громадное количество рабочих мешало инженерам вести наблюдения за постройкой судов, а потому всюду была страшная суматоха.
В 3 месяце 1274 г. был дан второй указ Императора Хубилая на имя уполномоченного комиссара Цзинь-ду и назначенного стоять во главе корейского войска и народа Хун-ча-цю. Эти лица должны были к 7 месяцу приготовить 300 мелких и 600 больших судов, запастись водою, собрать 15 000 войска и по первому указанию совершить нападение на Японию. Корея должна была выставить в помощь монголам 5600 человек.
В 5 месяц 1274 г. монгольское войско в 15 000 человек прибыло в полном вооружении в Корею и ожидало там дальнейших приказаний. Через месяц отсюда был отправлен в Пекин курьер по имени Лоюй с извещением, что 900 судов уже построены и стоят на якоре в порту Цзинь-Чжоу (Кинсай на юге Кореи). Цзинь-ду был назначен главнокомандующим всех монгольских войск. Его помощником стал Хун-ча-цю.
3 числа 10 месяца 1274 г. монгольские суда из порта Хэфу вышли в открытое море. Через два дня юаньская эскадра прибыла к местности Сасухо на о. Цусима. Жители острова немедленно сообщили об этой опасности начальнику острова, который выступил с восьмьюдесятью всадниками и героически погиб. 15 числа монголы высадились на о. Ики и уничтожив гарнизон, вырезали население. 17 числа весть о поражении достигла двора императора Гоуда. Прося защиты от опасности у богов, император отправился в храм Хациман и приносил там умилостивительные жертвы. 20 числа произошла решающая битва, где объединенная японская армия потерпела поражение. Преимущество монголов заключалось в применении железных пороховых снарядов те пао величиной с ручной мяч. Несколько тысяч таких снарядов при метании взорвались со страшным грохотом, потрясшим окрестности. По свидетельствам очевидцев, японские воины, никогда не встречавшиеся с подобным оружием и испуганные страшным грохотом взрывов, в панике бежали{81}.
