— Жениться? Жениться на тебе? И ты привезешь рояль? Это будет завтра?

Донья Инес целует его в лоб и улыбается.

— Рояль должен приплыть на корабле, он прибудет морем в Люцерну. Мы сядем на коней: ты — на черного, я — на белого, и отправимся встречать его. Девушки будут кидать нам цветы. Ты сможешь играть все, что тебе заблагорассудится. Научи меня той гальярде, которую танцевала твоя мать! Четыре реверанса и маленький шажок. Я протру твои руки настоем из белых лилий, а потом обмахну их моим темным венецианским веером. Они станут нежнее шелка, кожа покажется прозрачной, как стекло. Посмотри на мои! И никто никогда не ранит двух твоих голубок, никто не коснется их острым ножом. Одна я смогу наказать их веткой жасмина.

Произнеся последние слова, донья Инес подошла к вазе с жасмином, стоявшей на каминной полке, и, взяв в каждую руку по ветке, вернулась назад и попыталась ударить его цветами по пальцам. Музыкант в ужасе глядит на нее.

— Нет, не руби мои руки! Я хочу, чтобы они жили, не убивай их! Не убивай!

Крича, он бежит к двери и скрывается в ночи, вытягивая перед собой руки, светящиеся в сумерках, как два фонарика.

Оставшись одна, донья Инес роняет на пол жасминовые ветки и повторяет только одно:

— Но разве жасмин может ранить! Он же даже не колется!

Набросок этой сцены Филон Младший снабдил комментарием, согласно которому музыкант существовал на самом деле. Во время мятежа он сошел с ума от ужаса и бродил из города в город, ища надежное место, где бы спрятать свои драгоценные руки. Кто-то сказал ему, будто у Престе[34] Хуана де лас Индиас есть сейф, крепче которого не найти, и охраняет его василиск. От одного генуэзского купца драматург узнал, что музыкант, которого звали Фидель — сам он тщательно скрывал это имя, добрался до Леона Иудейского, и тут случилось ужасное несчастье. Бедняга вошел в царскую сокровищницу и оказался перед страшным чудовищем. Оно первым делом бросило свой испепеляющий взгляд на его руки; и прежде, чем превратиться в горсть смрадного пепла, беглецу довелось увидеть, как они разрушаются. А случилось все так оттого, что он не предупредил владыку: тот славится своей алчностью и наверняка упрятал бы драгоценные руки Фиделя хорошенько, дал бы ему напрокат за небольшую плату сменные протезы и отправил бы путешествовать по божьему миру.

После бегства музыканта донья Инес несколько дней носила траур.

На закате в замок явились двое солдат предупредить, что скоро сюда прибудет король: тот очень просил приготовить ему чистую постель. Ключница Модеста полюбопытствовала, их ли это государь и знают ли они его имя, но гонцы отвечали, что в последнее время по миру бродит много коронованных особ и одни только нотариусы ведут им счет.

— В мирные времена я служил егерем, — сказал один из них — смуглый, маленький, с изрытым оспинами лицом, — и в город наведался всего лишь один раз, еще в детстве. Когда мне было лет восемь, я ездил туда с родителями, чтобы избавиться от бородавки на веке. Король проезжал в паланкине, простер руку из-за камчатых занавесок, и бородавки как не бывало.

— Ну, а я до сегодняшнего дня никогда королей не видел, — сказал другой, тоже невысокого роста, но очень толстый и светловолосый. — Он стоял на краю лужи, и человек, которого называли королевским гонцом, мыл ему ноги, и, надо заметить, очень бережно и аккуратно. Лица его мне не удалось разглядеть, ибо голову монарха закрывала цветная салфетка. Они вот-вот будут здесь. Гонец велел тебе приготовить постель государю и положить между простынь две грелки. Теперь мы выполнили поручение; не найдется ли еще стаканчика вина?

Ключница Модеста принесла им кувшин красного и жалостливо поглядела на нежданных гостей.

— И зачем вы пошли в солдаты? Жить было не на что?

— Я служил егерем и, кроме того, держал черного козла весьма независимого нрава, — сказал брюнет, — сейчас же мне надо во что бы то ни стало продвинуться. Сержант на коне — важная персона.

— А я записался в солдаты, чтобы свет повидать, — объяснил блондин. — «Ты увидишь весь мир, Теофило», — сказал я себе и бросился бежать за аркебузиром. Определили меня в резерв и отправили в старый замок, кишащий летучими мышами. Колодец в нем оказался замурованным, и нам приходилось доставать тухлую воду из шахты, которую мы нашли неподалеку. Как-то выглянул я через бойницу; хотел полюбоваться вашей знаменитой страной Вальверде и наткнулся на ноги повешенного, старого господина де ла Рибера, мир праху его! Поглядите!

И он показал на свои туфли с серебряными пряжками.

— Да они лаковые! — заметила ключница Модеста. — Точь-в-точь как у отца моей госпожи, земля ему пухом.

— Воевать в них нельзя, но уж больно хороши, — молвил блондин.

Солдаты ушли, и Модеста выглянула за дверь посмотреть, как они удаляются и не видно ли короля в сопровождении гонца. Однако последний явился один.

— А где же король?

— Я оставил его в саду отдохнуть на лавочке. Можно видеть сеньору?

— Она причесывается и сейчас спустится.

— Тогда я пойду за ним, пусть окажется здесь раньше, чем сеньора графиня. Он любит заранее подготовиться к встрече.

— Не поставить ли для него кресло?

— Наверное, его величеству это будет приятно.

— Я могу подложить ему подушку под ноги, — предложила ключница Модеста.

— Положи. Эти люди старой закваски любят церемонии. Да приготовь сладкой воды, от вина у него крапивница. Среди таких господ кого ни возьми — все на ладан дышат. Пойду за ним, надо проводить его и показать, где ступеньки.

— А он слепой?

— Это тайна. Цари сделаны из иного теста, чем мы. От них только и жди какого-нибудь сюрприза!

Гонец отправился за царем и вскоре явился вместе с огромным страшилищем в желтом камзоле. Эту интермедию Филон Младший озаглавил так:

Модеста. Добро пожаловать, ваше величество!

Король. Привет! Усадите меня как следует и застегните камзол до колен.

Гонец. Готово, сеньор. Тут есть подушка для ног.

Король. Разуйте меня. Цари смотрятся лучше босыми.

Модеста. Я разую его. (Становится перед ним на колени и расшнуровывает высокие башмаки.) Если бы моя госпожа позволила, я бы надушила ваши ноги изысканными духами. У нее их целая полка, в основном сирийские.

Король. Ничего я не хочу! И ноги у меня в жизни никогда не пахли! Гонец, вставь мне глаза.

Гонец. Слушаюсь, ваше величество. (Засовывает руку во внутренний карман царского камзола, достает оттуда два стеклянных глаза и вставляет их на место, осторожно приподнимая веки.) Ну вот, готово.

Король. Поставьте передо мной светильник и проверьте, не косят ли.

Гонец (поднося к его лицу канделябр). Все в порядке. Вы выглядите весьма достойно.

Король. Это как раз то, что нужно. Мой взгляд должен внушать уважение, ведь я — солидный монарх. Все ли пуговицы застегнуты?

Гонец. До самых колен, ваше величество.

Модеста. Не желает ли сеньор утолить жажду?

Король. С тех пор, как я овдовел, я могу месяцами не притрагиваться к воде. Что слышно здесь о войне?

Модеста. Люди бегут, говорят, скоро кончится хлеб…

Король. Мне осталось лишь стать владыкой этих беглецов. Как жаль, что я потерял митру, а коня у меня украли. Даже королям не дают спокойно жить в наше время! Ни жены, ни детей, ни крова над головой и ни гроша в кармане! Кто ходит гам наверху?

Модеста. То моя сеньора, несравненная графиня, она идет поздороваться с вами.

Король. Пусть кланяется мне, гонец. По византийскому протоколу я на две ступени выше ее и еще не окончательно пал.